– Какой же ты молодец, Эркин! Как хорошо придумал!

– Правда?

Женя как раз стояла рядом, и когда он с робкой улыбкой посмотрел на неё снизу вверх, она погладила его по голове, ероша волосы, обняла. Эркин с замиранием сердца ощутил щекой её тело, у него дёрнулись руки обнять её, но Женя уже отодвинулась. У Эркина дрогнули губы, но ни сказать, ни шевельнуться он не успел.

В комнату влетели Даша с Машей и, увидев спящую Алису, затараторили шёпотом:

– Ой, Женя… завтра объявят… в пятницу отправляют… два автобуса… завтра списки объявят…

– Что-что? – переспросила Женя. – Куда отправляют?

– В Центральный лагерь, – наконец отдышалась Маша. – Мне моя тёзка из канцелярии шумнула. На кого уже визы готовы.

– А в Центральном уже окончательно, – подхватила Даша. – И оформят, и решат куда дальше.

– В пятницу – это…

– Это послезавтра, Женя. Как раз девять дней справим и поедем.

– Ой, Женька! – Маша бросилась к ней на шею, поцеловала в щёку.

Эркин, по-прежнему сидя рядом с безмятежно посапывающей Алисой, смотрел на них и улыбался. Что ж, если они и дальше будут все вместе, это очень даже неплохо. Даша и Маша – хорошие девчонки. Жалко, все бумаги уже оформлены, а вот записались бы они, скажем, сёстрами Жени, и тогда бы их точно не разлучили.

В коридоре уже гудели голоса и хлопали двери. Видно, шумнули не только Маше с Дашей.

– А на кого уже готовы? – спросила Женя. – Не сказала?

– Нет, – вздохнула Маша. – Темнит чего-то.

– Завтра после завтрака, сказали, объявят, – всунулась в дверь Лариска. – Девки, слышали?

– Ага! – в один голос ответили Даша с Машей и выбежали из комнаты.

Эркин кивнул и встал. Женя оглядела спящую Алису, надела пальто и накинула вязаную шаль. Эркин застегнул куртку.

Когда они вышли из барака, весь лагерь уже вовсю обсуждал новость. Кого в первую очередь отправят – семейных или одиночек?

– Ой, бабы, мой-то так и не доехал ещё…

– Не бойсь, догонит…

– Куда он от тебя?…

– Два автобуса – это мест сколько? Шестьдесят?…

– А сотню не хочешь?…

– Охренел? Ты где такой автобус видел?…

– Маленький так вообще на двадцать…

– Один Терёха со своей командой на пол-автобуса…

– Ага, и Доню на крышу…

– Это зачем?…

– А заместо пулемёта, чтоб отстреливаться, если что…

– Т-ты…

– Да, ладно тебе, он же шутейно…

Эркина как-то отнесло в сторону от Жени, но это не страшно и понятно. Понятно, что мужики вместе держатся. Главной проблемой были, конечно, списки. Говорят, если что, ну, завёлся с комендантом или из обслуги с кем, но не так, чтоб визы лишиться, то в отместку тебя промурыжат здесь…

– Сколько захотят…

– Или пока на лапу не сунешь…

– Чего совать? Ни хрена же нет…

– Ага, в чём были, так и выскочили…

– Ну, это у кого как…

Эркин потолкался, послушал и, вспомнив, что собирался в баню, пошёл обратно в барак за банным талоном. Заодно и трусы, что утром снял, захватит и постирает. А трёп этот… как комендант с этим офицером – Олегом Михайловичем, его ещё особистом называют – захотят, так и будет. Нарываться, конечно, не надо, но и не подличать же за ради визы.

Сделав узелок из мыла, мочалки, полотенца и трусов, Эркин сунул в карман зелёный талон и пошёл в баню.

Хорошо, народу немного, все языки о зубы бьют, о списках гадают. Эркин отдал дежурному у входа – а его зовут… точно, банщиком – талон, сразу прошёл на угловое место и стал раздеваться.

В первый раз он, увидев большой зал со скамьями, чуть не запаниковал. Раздевался медленно, настороженно косясь по сторонам. Пока не убедился, что на него не смотрят, вообще каждый занят собой и других не рассматривает. И в мыльной – от мыла что ли? – так же. Конечно, он предусмотрительно старался держаться к остальным боком или спиной, а если лицом, то хоть чем-то загородиться. Но всё обошлось благополучно. Не сравнить с имением…

…– В душ сегодня, – буркнул Зибо. – Давай быстрее.

Он привычно повиновался. Душ – так душ. Хорошо бы, конечно, а то всё тело зудит, голова чешется. Но… но только как он с работягами вместе мыться будет? В распределителе спальников всегда гоняли в душ перед торгами отдельно. А здесь… нет, если опять полезут, будет бить. В прошлый раз так толком и не помылся, больше отбивался. Лезут, прямо руками хватают, лапают. Не видали спальников. Грегори всю шваль отогнал и… и в стойку поставил: руки за голову. И сам стал рассматривать. Потом лапнул. Грубо, по-жёсткому, он едва в голос не заорал. Если и сегодня так…

…Эркин тряхнул головой, отгоняя ненужные воспоминания. Нет, здесь совсем не то. Если кто и посмотрит, то не пялится, а уж с руками и подавно никто не полезет.

Он аккуратно сложил и повесил вещи, взял мочалку, мыльницу с мылом, грязные трусы и пошлёпал в мыльную. В просторном сейчас зале пахло мокрым деревом и немного мылом. Народу тоже, считай, что нет, человека три, не больше.

Позавчера он не столько мылся, сколько следил за остальными и делал всё, как они, стараясь не выделяться и не привлекать к себе внимания. А сегодня действовал уже уверенно. Приглядев себе скамью, взял из стопок у стены две шайки, круглую и продолговатую. Ополоснул их под краном кипятком, потом кипятком же обдал скамью, налил в обе шайки воды уже по вкусу. Круглую на скамью, продолговатую вниз. Сел, поставил ноги в воду и стал мыть голову. Он, ещё когда с Андреем мылся в имении, заметил, что Андрей не моется под душем, а только в конце обмывается. А здесь все так. Ну и он, как все. И так даже удобнее. Когда сидишь, да ещё над шайкой нагнулся, тебя особо и не разглядят. Вымыв голову, он выплеснул грязную воду в сток, принёс себе свежей воды и взялся за мочалку. Конечно, с корытом в кухне не сравнить. Воды хоть залейся и брызгайся, как хочешь. Ну, тоже с умом, а то эта мелюзга – Сашка с Шуркой – и здесь, как в умывалке, брызги до потолка летят, их уже, говорят, выкинули раз из мыльной, чтоб другим не мешали.

– Парень, – окликнул его расположившийся на соседней скамье мужчина с редкими прилипшими к почти голому черепу желтоватыми волосами. – Помоги, а?

– Чего тебе? – невольно насторожился Эркин.

– Спину потри, а то трудно мне, видишь? – мужчина показал нелепо короткую руку, вернее остаток руки.

Эркин встал, бросил свою мочалку в шайку.

– Давай.

Этот мужчина приехал в лагерь вчера вечером. Эркин видел его, сразу обратив внимание на пустой рукав пальто, но не рассматривал, конечно. Ему и раньше приходилось встречать одноногих, безруких… знал, что это война, но… то ли из страха, то ли ещё почему-то, но отводил от них глаза. А вот такого, голого… ни разу не видел.

Эркин взял у мужчины его намыленную мочалку и, когда тот встал к нему спиной и опёрся рукой о скамью, стал тереть. Тот блаженно закряхтел. Меньше всего Эркин думал сейчас о массаже, но невольно, крепко водя мочалкой по костлявой с выпятившимся хребтом спине, разминал, растирал её.

– Ну, всё, – Эркин выпрямился. – Держи.

Медленно, словно прислушиваясь к чему-то, выпрямился и мужчина.

– Ну, спасибо тебе, парень, ну… – он смущённо улыбнулся. – Ну, нет слов.

– На здоровье, – Эркин сунул ему в руку мочалку и пошлёпал к своей скамье домываться.

– Потереть тебе? – предложил мужчина и, истолковав по-своему недоумённо-настороженный взгляд Эркина, улыбнулся уже по-другому, с горечью. – Ничего, с этим я справлюсь.

Эркин кивнул, намылил свою мочалку, отдал её мужчине и встал, как и тот, нагнувшись и опираясь руками о скамью. Тот тёр сильно, сильнее, чем Андрей когда-то, но также неумело. Массажа явно совсем не знал. Но, чтобы не обижать – ведь старается человек, да ещё и с одной рукой – Эркин тоже немного покряхтел.

– Мускулистый ты, – мужчина, судя по его тону, улыбался. – Всё, держи.

– Ага, спасибо.

Эркин выпрямился и взял свою мочалку, встретился с ним глазами.

– Ты… ты кем работал? – вдруг спросил мужчина. – Такие мышцы нарастил.