– Торговля людьми запрещена.

– Не вздумай убеждать меня в своей законопослушности. Продали, сдали в аренду, подарили… хотя Бредли самому себе бесплатно ничего не сделает. Согласен отвечать за эти трупы? Нет? Тогда, где они? Спальник и лагерник.

– Я не знаю никакого лагерника.

– А спальника? Только не ври, Трейси, противно.

– Я говорю правду. Не знаю ни лагерника, ни спальника.

«Умница Эркин. Чего не сказано, того не знаешь. Чего не знаешь, о том не проболтаешься».

– И у костра с ними не спал, количества одеял не уточняю, ваше дело, как вы спальника трахали, совместно или по очереди. И кашу ты с ними из одного котелка не ел? А за это что положено, знаешь?

«Ага. Ну-ну, поучи меня седлать».

– С лагерником и спальником? Нет.

– И что, подпишешься под этим?

– Подпишусь.

Золотарёв отошёл к своему столу и тут же вернулся с чистым листом бумаги и ручкой. Положил их перед Фредди.

– Пиши. Так и пиши. Что заявляешь и так далее. Ты ведь опытный и сам знаешь форму. Пиши.

Фредди взял ручку, разгладил ладонью лист. Это-то зачем? Собственноручное признание – штука опасная. Тут любой подвох возможен. Хотя… Эркин неграмотен, Эндрю, правда, читает, но сам признавался, что с трудом. Так что это не для них. А для кого? И о каких трупах чмырь трепал? Что там парни натворили? Эндрю, конечно, горяч, но его Эркин должен был удержать. Если парни сильно наследили и взяты на горячем… здесь выкуп побольше придётся. По убийствам раньше Робинс работал. С ним столковаться трудно. Очень трудно. Умён и честен.

Фредди перечитал написанное, подписался так, чтобы между текстом и его подписью больше ничего не вставили, и протянул лист и ручку молча ждущему Золотарёву. Тот быстро пробежал глазами текст и довольно улыбнулся.

– Запомни это, Трейси. Всё. Больше ты мне не нужен. Иди, – и когда Фредди был уже у двери, и она открывалась навстречу ему, бросил в спину: – До встречи, ковбой.

Фредди не обернулся. Это он уже слышал. От Крысы. Тот тоже угрожал встречей.

На этот раз его отвели в камеру.

Под безмолвно вопрошающими взглядами сокамерников Фредди прошёл к своей койке и лёг. Никто ни подойти, ни о чём-то спросить не рискнул: таким было его лицо.

И когда лязгнула дверь, он не повернул головы. Джонатан прошёл к своей койке и лёг, глядя перед собой застывшим бешеным взглядом. Больше никого не вызывали, и обитатели камеры занялись своими делами. Потянулось нудное тюремное время.

Джонатан выдохнул сквозь стиснутые зубы. Фредди покосился на его бешено спокойное лицо, на след от зубов на нижней губе.

– Ну, Джонни, и с кем ты удовлетворяешь свои сексуальные потребности?

– С тобой, – буркнул, не поворачивая головы, Джонатан.

– Скажи, пожалуйста, – удивился Фредди, – какие у тебя вкусы… неразвитые. Мне всё-таки Эркина определили.

Джонатан резко повернулся к нему и даже на локте приподнялся.

– Фуфло, Джонни, – спокойно сказал Фредди, встал, потянулся, упираясь кулаками в поясницу, и снова лёг. – Не трепыхайся.

– Штурм был, – сказал Джонатан, ложась обратно на спину.

– Я понял. Но одни слова. Мозаика без основы. Держаться не будет.

Джонатан кивнул. Глубоко вдохнул и выдохнул.

– Ты парней не назвал?

– Не держи меня за фраера, Джонни. Про трупы было?

– Да. Цифру назвал, но не сказал, за какой срок.

Фредди тихонько присвистнул.

– По-нят-но. Если за эти сутки… Но где они столько нашли в таком захолустье?

– Могло накопиться. Парни компанейские.

Джонатан сел, посмотрел на Фредди, по сторонам, нашёл взглядом Ночного Ездока. Тот не спеша подошёл к ним, облокотился о спинку кровати Джонатана.

– С возвращением.

– Мы одни ездили?

Ночной Ездок кивнул, вопрошающе глядя на них.

– Блеф и понт, – спокойно сказал Фредди. – Связь не пощупал?

– Стены глухие, не перемигнёшься, – так же спокойно ответил Ночной Ездок. – Парой идёте?

– Парой взяли, – объяснил Джонатан.

Сел и Фредди. Ночной Ездок сел на койку к Джонатану.

– Кто здесь в Дарроуби? – спросил Джонатан.

– Клайд взял город весной.

– А Викинг куда делся?

– В заваруху спёкся.

– Ясно, – кивнул Джонатан. – Туда и дорога.

– Клайд – мужик спокойный, – сказал Фредди.

– На стыках если не шуметь, то на одной перевалке можно хорошо иметь, – согласился Ночной Ездок.

– Ясно, – повторил Джонатан. – На той стороне подвижки были?

– По мелочи. Верхушка вся ещё зимой улетела.

– Помню. Низовка до мая ошалелыми мухами ползала, – усмехнулся Фредди.

– Русские подбодрили, – ответно усмехнулся Ночной Ездок.

– Месяц лежали, – объяснил их расспросы Джонатан.

– Робинс на месте? – спросил Фредди.

Ночной Ездок быстро поглядел им в глаза и кивнул.

– Он не меняется.

Фредди прислушался.

– Вроде звякает.

– Точно, – встал Ночной Ездок. – Обед везут.

Распахнулось окошечко в двери.

– Обед. Подходи по одному.

Обитатели камеры без спешки, суеты, толкотни и прочего подходили к двери.

– Однообразие меню утомительнее качества, – улыбнулся Айртон, отходя от окошечка с миской и кружкой, накрытой двумя ломтями хлеба, в руках.

– И количества, – вздохнул Спортсмен.

Так, смеясь и перешучиваясь, они рассаживались по койкам, принимаясь за еду.

И до вечера уже тянулось то же нудное тюремное время.

Второй день шли всё те же допросы. Никого не били, спрашивали вежливо и… и по делу. Так чего ж не ответить? И жратва нормальная, и спать не на полу вповалку… нормальная жизнь. А беляков выгораживать никто не собирался. Приходя с допросов, играли в щелбаны, отсыпались, трепались обо всём, что придёт в голову. Мартина сначала удивляло, что никто не говорит о будущем, но потом сообразил: никто из них не привык заглядывать вперёд, что-то планировать, взрослые люди, а в этом… как дети, пожалуй.

Эркин пришёл с допроса усталый: с лета, пожалуй, не говорил столько по-русски и о таком. Но был только этот… Орлов, слушает он хорошо и не за беляков, сразу видно. Вот ему и рассказывал, как прижимали цветных с оплатой, как ещё летом вытеснили со всех работ, кроме станции и мелочёвки на рынке, о разговорах, что за хозяином лучше, чем самому по себе… и о многом другом. Рассказывал и сам удивлялся, как он, дурак этакий, раньше ничего не понимал, как дотянул сдуру до последнего. И о ночном обыске рассказал, как били, ни за что, просто так, как утром пошёл на рынок, и что потом началось.

Как и вчера, Орлов писал, иногда переспрашивал, просил повторить. Потом читал ему вслух записанное, клал перед ним лист, давал ручку, и Эркин старательно рисовал две буквы: Е и М. Потом Орлов выложил перед ним кучу фотографий. Кого из них видел, что они делали? Эркин нашёл белоглазого, что командовал ночным обыском. Правда, здесь он был в форме, как у того, чью фотографию летом на выпасе показывал помощник шерифа. Жаль, не добил гада. Ещё кого-то, что видел на рынке или станции. И того, кого Андрей тогда назвал Белой Смертью. Орлов только кивал и записывал. Нашёл и этого, Рассела. И запнулся, не зная, что сказать о нём. Ведь… ведь если толком подумать, то… то схлестнулись они из-за Жени, чего уж там. И двинул ему Рассел в отместку за ту ночь в парке, сам же так и сказал, и не пристрелил, хотя вполне мог, и с книгой этой… и… ну, что-то не то здесь.

– Не можешь узнать или не знаешь, что сказать? – пришёл ему на помощь Орлов.

– Я знаю его, видел, – начал объяснять Эркин. – Он беляк, конечно, и сволочь, но… но вот такого зла, как эти, – Эркин показал на фотографии белоглазого и других, отложенные им на левый край стола, – он не делал. Я не видел. В нас он не стрелял.

Орлов кивнул.

– А что ты вообще о нём знаешь?

– Да, ничего, – пожал плечами Эркин. – Он… Он в той же конторе, что, – и с усилием, всё-таки непривычно, – что и моя жена, работал. Ну… провожал её, книжки ей всякие давал, с разговорами лез.