– Иди сюда, – позвала Маша.

В соседней комнате на столе горела коптилка. На полу, на самодельном диване вповалку спали, постанывая во сне, люди. Белели повязки. На столе возле коптилки миска тёплой каши, кусок хлеба и кружка с чем-то слабо дымящимся. Эркин сел к столу.

– А Даша где?

– В соседний пошла. Там тяжёлые.

Он ел, а Маша молча смотрела на него, когда в комнату неслышно вошла Даша и села рядом с сестрой. Эркин посмотрел на них. Они молча ждали. Ну что ж, он уже думал об этом сквозь сон. Иного выхода у него нет, больше рассчитывать не на кого.

– Девочки. Её убили.

Он не сказал – кого, но они кивнули, поняв, что речь идёт о его жене и матери Алисы.

– Если на рассвете полезут… мы будем стоять насмерть. Русские войдут, вы выскочите.

– А ты? – дёрнулась Маша.

– На мне трупов много, – жёстко ответил Эркин. – Возьмёте Алису с собой. Кем она вам приходится, сами придумаете что наврать. Деньги, документы – всё у вас. Вырастет, объясните ей.

Они кивнули.

– Не беспокойся, – сказала Даша. – Мы её не оставим.

– Что нам будет, то и ей.

Эркин тщательно вытер миску остатком хлеба и засунул его в рот. Допил последний глоток.

– Всё, я пошёл.

Даша и Маша встали вместе с ним.

– Попрощаемся по-русски, – сказала Маша.

По очереди они трижды обнялись с ним, поцеловались.

На улице Эркин увидел, как начало синеть, наливаться светом чёрное небо, и пошёл к их баррикаде. Мартин говорил, что за ночь всё может случиться и утром будет тяжело.

– Русские!

Сторм поднял голову – он спал, сидя за столом – и посмотрел на Нормана.

– Не так громко, Норман. Перепугаете своих вояк, и они наложат в штаны раньше нужного.

Норман задохнулся.

– Эта стерва всё-таки, значит, дозвонилась! А вы сказали… Вы ответите за дезинформацию, Сторм!

– Перед кем, Норман? – Сторм смотрел на него с покровительственной улыбкой. – Вы отдали приказ об утреннем штурме Цветного?

– Да, – неохотно буркнул Норман, присаживаясь к столу. – Но…

– Отлично, Норман. Чем больше цветные перебьют этой швали, тем лучше.

– Отвечу вашим же, для кого?

– Для вас, – засмеялся Сторм. – Меньше подчинённых, меньше свидетелей.

Норман зло посмотрел на него.

– А вы не боитесь, что это отнесут и к вам?

– Я боюсь совсем другого, – Сторм посмотрел на часы. – Когда начнётся штурм?

– На рассвете. Я отдал приказ не брать пленных.

– Естественно, – кивнул Сторм. – После вчерашнего пленных не может быть в принципе. Трупы по-прежнему не подобраны?

– По-разному, – пожал плечами Норман. – Что поближе к больнице, свезли туда, в морг. Ну, и вроде есть раненые.

– Из ваших? – усмехнулся Сторм. Сцепив руки на затылке, он потянулся и встал. – Как по-вашему, Норман, – он не спеша отошёл от стола и теперь стоял спиной к Норману, разглядывая пейзаж на стене, – когда события вышли из-под контроля?

Норман явно растерялся.

– Ну-у, ну, когда цветные на рынке устроили побоище.

– Неплохая формулировка, запомните её. Но вы не правы. Разумеется, это было неожиданностью, но только для вас.

– А для вас нет? – попробовал огрызнуться Норман.

– Нет, – Сторм по-прежнему стоял спиной к нему. – А кстати, почему вообще мы начали на два месяца раньше?

– Не имеет значения! Русские на пороге, а вы… вы рассуждаете, как школьный учитель при разборе сочинений.

Сторм кивнул.

– Да, на этот раз вы правы.

– И что делать?!

Сторм обернулся к нему.

– Что делать? Выполнять свой долг, Норман! – он откровенно с издёвкой рассмеялся.

Норман густо покраснел и встал, скрипнув своими ремнями.

– Постарайтесь уцелеть, Норман, – сказал ему в спину Сторм, когда тот уже открывал дверь. – Мне будет вас не хватать, – дверь захлопнулась, и договорил он уже в одиночестве, – на очных ставках.

Итак, русские. Несомненно, город они взяли в кольцо ещё вечером. Всю ночь шла гульба, русские увидят много интересного. Так что многих можно спокойно сбросить со счетов. Кого не добили цветные, тех доберут русские. Теперь Рассел. С крышей набекрень он и русским не нужен. И остаётся один козырь – Джен. Единственный и последний. Его надо беречь. Холить и лелеять.

Камера заполнялась сравнительно быстро. Джонатан с интересом рассматривал растерянных, неуверенно негодующих и что-то объясняющих друг другу людей. Большинство, как и они, отловлены патрулями на дорогах и улицах Дарроуби. Значит, Дарроуби, стык трёх графств: Эйр, Олби и Дурбан. «Лихо», – усмехнулся он про себя. Все, как один, шли и ехали спокойно, никого не трогали, не задевали, а их… дальше всё ясно. Койка рядом оставалась незанятой. Когда кто-то к ней подходил, Джонатан молча оглядывал претендента, и тот отваливал. Нет, конечно, скорее всего, Фредди в другой камере, но Джонатан решил держать для него место до последнего. Вдруг…

Дверь лязгала капканом. Но что-то давно уже тихо. Время позднее…

– Джентльмены, – обратился ко всем седой благообразный старик в элегантно потёртом кожаном пиджаке, – я думаю, мы можем представиться друг другу, ибо трое суток нам придётся провести вместе.

– Как минимум, – подтвердил сухощавый, даже как будто высушенный, мужчина неопределённого возраста в старом кителе без погон и нашивок. – Я как адвокат…

– А какой максимум, Адвокат? – перебил плечистый парень в спортивной куртке.

– Вечная ночь за могилой, – ответил лежавший в углу. Войдя в камеру, он по-военному щёлкнул каблуками, лёг навзничь на эту койку и уже не менял позы.

– Может, отложим знакомство на утро, – предложил ещё кто-то, невидимый лежавшему Джонатану. – Утром всем понадобится свежая голова.

– Резонно, – хмыкнул Джонатан.

Никаких простыней, одеял и тому подобного им выдавать явно не собирались. Железные узкие кровати, тонкие матрасы и жёсткие плоские подушки. Раздеваться никто не рискнул, но большинство разувалось, мучительно решая, куда девать обувь.

Снова лязгнула дверь, и в камеру вошло трое. Джонатан стал приподниматься, но один из троих, ни на кого не глядя, прошёл к койке рядом с Джонатаном, рухнул на неё, как был, в сапогах, сдвинул шляпу на лицо и застыл. Джонатан удовлетворённо откинулся на подушку и, так же накрыв лицо шляпой, улыбнулся под ней.

– Иду я сам по себе, мне эти все черномазые по фигу, – возбуждённо говорил кто-то из только что пришедших.

– Заткнись, – похоже, парень в лыжной куртке. – Все мы… сами по себе шли. Свет гасить они не думают, что ли?

– Чтоб ты безносую лучше разглядел, – откликнулся военный из угла.

– Всем заткнуться! – велел ещё кто-то.

Фредди сдвинул шляпу, бросив на сказавшего короткий взгляд, и вернул шляпу на место. Камера затихала. Все кровати заняты, теперь уж точно никого не приведут. Разве только выведут.

Джонатан осторожно повернулся набок, проверяя кровать на скрипучесть. И услышал:

– Не трепыхайся.

Голос Фредди из-под шляпы звучал глухо, но достаточно явно.

– О чём…?

– Не трепыхайся. Как всех. Кто, откуда, куда, – Фредди вздохнул, – и зачем.

– А ты?

– Врать пока незачем, молчать слишком опасно, – Фредди хмыкнул и повторил в третий раз: – Не трепыхайся.

Джонатан поёрзал, укладываясь поудобнее. Уже звучал чей-то храп, слышались вздохи, кто-то неразборчиво бормотал во сне. Хэллоуин для них закончился.

Было ещё темно, когда кольцо вокруг города начало тихо и неотвратимо сжиматься. И первые осторожные патрули вошли на предутренние улицы, когда рассвело. Шли тихо, чтобы не спугнуть, не дать затаиться и пересидеть. Как тогда в декабре, как летом на День Империи. Главное – не спешить.

– Я покажусь циником, но эти трупы и пожары нам на руку. Местные уже не отделаются бытовым хулиганством.