– Утопить можно в ванне, – сразу ответил Гольцев. – Но под душем? И без следов?

– А они это умеют. Или человек засыпает и не просыпается. Ни ран, ни травм. И ядов у них тоже никаких нет.

– Юра. Но… мотивы?

– Ах, вам ещё и мотивы?! – лицо Аристова стало серьёзным, даже жёстким. – И мотивы столь же… необъяснимы, как и способы. Киллер убивает за деньги, так? А они, скажем, за храп или за крики во сне.

– За что?!

– Юрка, ну…

– А вот, скажем, такое… Убить человека, с которым… которого только что ласкал, ублажал, не насиловал, нет, был нежен и страстен, подлаживался под его желания, выполнял все капризы. А после, когда… тот заснёт, кладут ему на лицо подушку и держат. Потом подушку подсовывают под голову, придают нужную естественную для сна позу, встают и уходят. Всё.

– Они что, и женщину так могут? – вырвалось у Шурочки.

– Могут, – кивнул Аристов. – Для них это без разницы.

– Но… но кто же они тогда?!

– Люди, – твёрдо ответил Аристов. – Со своими представлениями о гордости и чести. Очень памятливые. Мстительные и благодарные сразу. Очень верные, заботливые…

– Убийцы?! – возмутился Золотарёв.

– От пацифиста слышу, – огрызнулся Аристов. – И ты бы посмотрел, Коля, как они тяжелораненых выхаживают! – Аристов достал сигареты, закурил и продолжал уже внешне спокойно: – Ни один из них сам себе этой судьбы не выбирал. У них была одна задача – выжить. И только сейчас они учатся жить. Они – люди!

– Ладно, – примирительно сказал Золотарёв. – К этому мы ещё вернёмся. А вот Трейси и Бредли…

– Что Трейси и Бредли?! – взорвался Аристов. – Что они сделали?! Все их… противозаконные деяния совершены до капитуляции Империи. Какой закон они нарушают сейчас?

– Я согласен, – не выдержал Старцев. – Имение Бредли приобрёл законно, трудовое законодательство блюдёт…

– Играет напропалую, – перебил его Золотарёв.

– Азартные игры не запрещены, – огрызнулся Старцев.

– Как и махинации с камнями? – ехидно спросил Золотарёв.

– В списке выведенного из торгового оборота драгоценности не значатся. Купля и продажа законны.

– Это скупка краденого законна? Генка, ты чего?!

– Это ещё надо доказать. С нами, с военной администрацией у Бредли конфликтов нет, а с местной криминальной пусть он сам разбирается. Она уже функционирует. И у Трейси то же самое.

– А убийство Ротбуса?

– Их алиби доказано. Ротбуса мы сами поставили вне закона. Его убийство подлежит расследованию, но без последствий.

– Гена, это мы уже обсуждали, – остановил его Спиноза. – Как я понимаю, и ты, и Юра за Бредли и Трейси. Так?

– За – это против кого-то, – сразу возразил Старцев. – Да, я общался с ними. И летом, и недавно. Летом с Бредли, а сейчас с обоими. Был в имении. Говорил с работниками. Они могут быть уголовниками по деяниям, но психология у них… качественно иная. Они оба, прежде всего, работники. Им не надо дармового. У уголовника взгляды другие. Весь мотивационный комплекс другой.

Аристов кивнул.

– Согласен. Хорошие мужики.

– Киллер и шулер?

– Коля! – Гольцев резко поставил стакан. – Мы сами, мы – ангелы? И всегда строго по закону действуем?

– Инкриминировать им мы можем только их уголовное прошлое, – сказал Спиноза. – И то мало доказуемое. Но…

– Вот именно, но! – Старцев закурил.

Наступило молчание. Нарушил его Бурлаков.

– Никак не думал, что окажусь свидетелем такой дискуссии.

– Игорь Александрович, – сразу оживился Золотарёв. – А вы что скажете?

– Об этих людях ничего. Я работал в архивах. А там… – он улыбнулся. – Я нашёл там упоминания о Джонатане Бредли. Но тот Бредли умер тридцать с лишним лет тому назад, сейчас ему бы было сильно за восемьдесят. И сколько лет, кстати, вашему Бредли?

– Где-то тридцать – тридцать пять, – не слишком уверенно ответил Старцев.

– Да, около этого, – кивнул Спиноза. – Трейси чуть постарше. Да, и не надо так на меня смотреть. Я люблю точность, но сейчас мы говорим об их реальном возрасте, а не о том, что написано в их документах.

– Так что, этот Бредли годится тому только во внуки? – усмехнулся Новиков.

– Может, действительно, внук? – предположил Гольцев.

Бурлаков пожал плечами.

– Да нет, – сразу сказал Золотарёв. – Вряд ли такой тип будет жить под своей подлинной фамилией.

Спиноза молча кивнул.

– Логично, – согласился Бурлаков. – Так вот. Тот Бредли принадлежал к десятку богатейших людей Империи, хотя основа богатства была заложена гораздо раньше. Но стремительно разоряется. И уже в начале войны семья сходит на нет. После смерти Джонатана Бредли из всего его потомства и ближайших родственников остаётся старший сын Леонард с женой и детьми. Леонард с женой погибают в автокатастрофе. Но семья уже разорена, и с девяносто пятого года перестаёт упоминаться.

– Да, похоже, просто взял себе это имя.

– Да, это довольно распространённая практика, я говорил вам, Николай Алексеевич. Имя подлинное, но носителя заведомо нет. Что ещё? Разорялись и гибли Бредли не сами по себе, а им очень умело и целенаправленно помогали. И по косвенным признакам там немалую роль сыграла Служба Безопасности Империи. Если заняться детально и отследить кому, в конечном счете, ушло имущество Бредли, то получим и инициатора процесса. Да и сам по себе этот процесс достаточно интересен. Когда-нибудь, – Бурлаков мечтательно улыбнулся, – я этим займусь.

– Интересно, – согласился Старцев.

– Но к нашему делу не относится, – закончил фразу Новиков, смягчая смысл улыбкой.

Спиноза принёс горячий чайник, а в опустевший налил воды и поставил на плитку.

– Конвейер, – усмехнулся Гольцев.

– А что с вами, чаехлёбами, поделаешь? – хмыкнул Спиноза, садясь обратно к столу. – Ну что? Из всего вышесказанного вывод. И Бредли, и Трейси на редкость обаятельны и контактны.

Аристов кивнул, и Спиноза продолжил:

– Всё верно. И что они уголовники, и что их уцепить не за что. И незачем. Но интересно. Юра, всё-таки без ора и прочего, что ты о них думаешь?

– Хорошие мужики, – улыбнулся Аристов. – И ты сам сказал, Олег, – удивлённые взгляды большинства скрестились на нём: как-то забылось, что Спинозу на самом деле зовут Олегом Арсеньевым. Но Аристов, словно не заметив, спокойно продолжал: – Это тандем. Слаженный, сработанный, но в то же время… мальчишки. Подначивают, дразнят друг друга, берут на слабо.

– Здорово! – засмеялся Гольцев. – А после того раза они ещё приезжали?

– Да, привезли работника на обследование и лечение.

– И что у парня?

– Они боялись туберкулёза, я, кстати, тоже. Высокий, измождённый, кашель, одышка… Но оказалось не так страшно. Процесса нет. Плеврит. Хронический плеврит травматического происхождения. А на языке бывших рабов «отбитая дыхалка».

– Это его Трейси так отделал?

– Да ну тебя, Коля, повёз бы он его тогда к врачу?! – возмутилась Шурочка. – Сам подумай.

– Этот работник цветной?

– Да, Костя. Негр. Сейчас… да, Левине.

– Ага. Поговорить любит?

– Нет, – Аристов немного насмешливо улыбнулся. – Как раз нет. О себе рассказывает, вернее, отвечает на вопросы о здоровье. Ему тридцать лет, где-то с десяти, а может, и чуть раньше был у хозяев. В основном, домашним рабом, то есть работал по дому, и последние два года перед освобождением дворовым в имении. Зимой, в период, как все здесь говорят, заварухи голодал, его избивали, причём били в основном бывшие же рабы. У него развивалась дистрофия. Где-то с марта он в имении Бредли. Ему давали работу по силам и кормили. А вообще-то он на контракте.

– Бредли нанял больного?!

– Получается так. Интересно, но Левине избегает называть их по именам. Говорит «он», а если об обоих, то «они».

– Действительно, интересно, – кивнул Гольцев.

– И что же? – подался вперёд Новиков. – Забит, запуган, так?

– Я бы не сказал, – задумчиво возразил Аристов. – Тихий, да, но это уже характер. Молчаливый. А теперь держитесь. Грамотный.