Это уже не игра, и Алиса завопила тоже всерьёз:

– Пусти! Я Эрику скажу, он тебе всё на хрен оторвёт!

– Алиса?! – ахнула Женя.

– Я тебе сейчас всё сам оторву, – пообещал Андрей, унося ругающуюся сразу на двух языках Алису.

Женя беспомощно посмотрела на Бурлакова и выбежала следом. И почти тут же вернулся красный взлохмаченный Андрей.

– От меня научилась, – обиженно бурчал он. – Я один, что ли, на весь город…

И это бурчание было так знакомо Бурлакову, что он рассмеялся.

– Что, влетело?

– А ты не встревай! – тут же огрызнулся Андрей. – Принесло тебя. Четыре месяца думал, примеривался и на тебе, заявился.

– Вы что, телеграмму не получили? Я был в командировке, в поле.

– Ага, в Поле, с Полей, на Поле и под Полей, – издевательски заржал Андрей. – А может, с Машей. А ещё с Катей, Дашей и Глашей. И как там травка? Мягонькая?

– Ты что несёшь? – этого Бурлаков не мог спустить. – Ты с кем разговариваешь?

– С профессором, – немедленно отпарировал Андрей. – Знаем мы это… как ты аспиранток консультируешь.

– Ты…? Ты откуда это…? Вы же спали. Мы никогда при вас… Мама…

– Маму не трожь, – голос у Андрея внезапно охрип, в нём заклокотали невыплаканные ещё тогда слёзы. Всё равно он прокололся, ну так игры закончены, и получи своё, сполна и от души. – Она жизнь за тебя положила. Ты-то выжил, наверху теперь, это нас по тюремному полу размазали, на трамваях прокатили, а ты… жируешь, отсиделся в своём подполье и сейчас… ты… – он задохнулся и замолчал.

Трамваи? При чём тут трамваи? Бурлаков внезапно понял при чём, о чём ему сказал Серёжа. Его… его детей и жену… нет, этого не может быть, нет!

– Серёжа… сынок…

– Заткнись, – ломая спички, Андрей закурил, глубоко, чтоб до самого нутра дошло, затянулся, медленно выпустил дым и повторил: – Заткнись.

И, пока Женя вносила и расставляла чашки с блюдцами, тарелку с печеньем, тарелку с бутербродами, вазочку с конфетами и чайник с заваркой, они молчали. Андрей курил, привычно спрятав сигарету в кулаке, чтоб ни огня, ни дыма снаружи не углядели, а Бурлаков смотрел на него.

Всыпав Алисе, отругав Андрея и немного поплакав в ванной, Женя уже успокоилась, по крайней мере – внешне.

– Андрюша, кипяток принеси, пожалуйста.

Андрей, вздрогнул и, погасив сигарету, вышел со словами:

– Сейчас, Женя.

– Игорь Александрович, – Женя постаралась улыбнуться. – Вы извините нас.

– Ничего-ничего, Женечка, – машинально ответил Бурлаков. – Всё нормально.

– Игорь Александрович, вы не переживайте так, Андрюша, он…

– Вот и я, – Андрей внёс чайник, пытливо оглядел Женю и Бурлакова. – И об чём тут речь?

– О тебе, – улыбнулась Женя. – Какой ты хороший.

– Ну, Женя, это уж совсем лишнее, – Андрей поставил чайник на стол и, передвигая чашки, продолжил, демонстративно игнорируя Бурлакова. – Про себя я всё сам знаю, ещё ты и брат мой, а остальным незачем, – и, будто только сейчас увидев, насмешливо Бурлакову: – Садитесь, чай пить будем.

Женя немного суетливо разлила чай, вздрагивающим голосом предложила Бурлакову бутербродов и печенья. Он покачал головой, благодаря и отказываясь. Андрей насмешливо прищурился.

– Что, профессор, не по нутру?

Бурлаков поднял на него глаза, но ответила Женя.

– Андрей, прекрати!

– А чего? – немедленно заблажил блатным плаксивым голосом Андрей. – А чего я такого сказал?! Они-то, прохфессора, и едят не по-нашенски, им везде лафа, кому война – тётка зла, а им так и мать родна.

– Прекрати, – тихо сказал Бурлаков.

Андрей пренебрежительно хмыкнул, но замолчал.

– Игорь Александрович, вы надолго к нам? – дав сделать несколько глотков, начала Женя.

– Как приехал, так и уедет, – твёрдо сказал Андрей. – Вот сейчас чаю напьётся, на халяву, Женя, и уксус сладок, и умотает, и скатертью ему дорога, чтоб нам век его больше не видеть.

– Андрей! – не выдержала Женя. – Ну нельзя же так. Он же твой отец! Игорь Александрович…

– Женя! – не дал ей договорить Андрей. – Это ещё доказать надо, это раз…

– Что? Что тебе надо доказывать?

– Мне? Мне, Женя, ничего, а вот ему, – Андрей взмахом головы показал на Бурлакова, – ему надо. Он должен доказать.

– Андрей! Вы же похожи даже.

– Сходство ещё не доказательство, аналогия – не тождество! – Бурлаков вздрогнул и как-то странно посмотрел на Андрея, но тот не заметил этого и продолжал: – И мало ли кто на кого похож. Или не похож. Ну, вот, Женя, смотри. Мы с Эркином братья, а сходство есть? То-то!

Андрей победно улыбнулся и стал допивать свой чай. Бурлаков, к удивлению Жени, явно успокоился и даже будто повеселел. Он тоже взял себе бутерброд и стал с аппетитом есть, прихлёбывая остывший чай. Ложечку он оставил в чашке и, отпивая, придерживал её указательным пальцем, прижимая к краю рядом с ручкой. Его благодушие насторожило Андрея. Он подозрительно оглядел Бурлакова, задержался взглядом на его руках, потом посмотрел на свою, державшую чашку с ложечкой так же, и медленно густо покраснел. Но заставил себя спокойно допить и поставить чашку на стол.

– Андрюша, ещё…

– Спасибо, Женя, потом. И, – он улыбнулся, – я у себя дома, захочу, сам налью. Ну, так как, профессор?

Бурлаков улыбнулся с не менее ехидной насмешкой.

– Жалко, что ты на Эркина не похож. Он умный.

– Та-ак, – угрожающе протянул Андрей. – Ты смотри, какой шустряк. Так ты что, и сюда лапу тянешь?

– Раз Эркин тебе брат, то мне он сын, – твёрдо ответил Бурлаков.

Женя изумлённо ахнула. Андрей проглотил готовое сорваться с языка ругательство и тихо со злобой ответил:

– А это как он решит.

– Я подожду, – кивнул Бурлаков.

– Тогда я вам чаю налью, – храбро улыбнулась Женя и потянулась к чайнику.

Андрей дал ей наполнить чашку Бурлакова и взялся за чайник. Налил себе чаю. Да, лопухнулся он, чего там, прокол за проколом, но ещё не всё потеряно. Эркин за него, это точно, увезти себя он не даст, и сказал он профессору-председателю ещё не всё, терять уже нечего, можно отпустить душу.

– Так зачем ты приехал?

– Тебя увидеть, – спокойно ответил Бурлаков.

– Так виделись уже, – Андрей ухмыльнулся. – Говорили даже. Я же – шваль, мусор уголовный, Женя, не красней, это он сам меня так назвал. И на какого чёрта я ему такой нужен?

– Подожди, подожди, – Бурлаков напряжённо свёл брови. – Я сказал такое? Тебе? Не было этого. Не могло быть!

– Я говорю, значит, было, – Андрей с удовольствием отхлебнул чаю, оставив на этот раз ложечку на блюдце. – Так на что профессору-председателю блатарь-недобиток, а?

– Постой, когда это было?

– Не помнишь, значит, – Андрей самодовольно откинулся на спинку стула.

И по этому движению Бурлаков узнал. Так вот почему сразу показался знакомым.

– Так там, в Атланте, был ты?!

– Я, – Андрей зло улыбнулся. – И всё, что мне полагалось, я ещё тогда от тебя услышал. Теперь ты четыре месяца думаешь, на что, дескать, можно мусор употребить, и заявляешься. Так на что, для какого, – он издевательски подмигнул, – такого дела я понадобился, а?

– Почему ты не подошёл? – словно не слышал его Бурлаков.

– А я подошёл, – Андрей оглядел стол и взял печенье. Намазал маслом и пришлёпнул другим печеньем. – Так что всё сказано, услышано и понято. Понял?

– Почему ты не подошёл? – повторил Бурлаков. – Не назвал себя?

– Кого? А на хрена тебе Андрей Мороз сдался? – Андрей дожевал своё сэндвич, взял сигареты и закурил. – Женя, ты не волнуйся. Он сейчас уйдёт.

– Не решай за меня.

– Ты ж решаешь за других, – Андрей пустил дым к потолку. – А я тебе не шестёрка, и ты мне не пахан, чтоб я по твоему слову дышал.

Значит, тот наглец в лагере был Серёжей. Чёрт, как нелепо всё вышло.

– Мне сказали, что ты погиб. Дважды.

– А хоть трижды. Я тебе ясно сказал. Серёжи Бурлакова нет. И не ищи его.

– Андрюша…

– Нет, Женя, я знаю, что говорю. Ты, – Андрей говорил, сдвинув языком сигарету в угол рта, твёрдо глядя сквозь дым на Бурлакова. – Ты, когда уходил, знал, что так будет. И ушёл.