– Всё в порядке, Мама Фира. Правда.

И, когда она отошла, прикрыл глаза. Что ему это солнце после того, обжигающе яркого и холодного, дробящегося в льдах, делавшего лица не загорелыми, а обугленными, только белые круги вокруг глаз от защитных очков. Горный отряд, настенники, хранители перевалов. Да, лётчиком он не стал, не получилось, но всё равно солнце над облаками он видел. И звёзды. И такая тишина, что каждый шаг слышен на километры. И потому арбалеты и луки – спасибо парням с Великой Равнины – вместо автоматов. И ножи с ледорубами для рукопашных. И если сорвался, то падай молча, не выдавай остальных криком. И они молчали, ни один не крикнул, ни разу…

Семён сглотнул вставший вдруг в горле комок. Ничего, он жив и… и это главное.

Стройка крольчатника и варка варенья закончились почти одновременно. И Семён проснулся. Хотя кто бы и спал после ликующих свистов Андрея и Кольки и восторженного визга Алисы и Колобка.

– Боже мой, – вздохнула Эсфирь, когда они с Женей осмотрели крольчатник. – Это ж на сколько пар? У нас же и денег столько нет.

– Пустяки, Мама Фира, – бодро ответил Колька. – На две пары наберём, а дальше они сами… расплодятся.

– Точно, – согласился Андрей. – Кролики – они такие. Алиска, как залезешь, я тебя там и закрою.

Алиса, уже почти забравшаяся на второй ярус, обернулась, а Женя улыбнулась.

– Правильно, будешь там жить.

– Дядя Анд’юха, – Колобок дёрнул Андрея за штаны. – Ей т’авку давать, да?

– Точно! – заржал Андрей. – Не видать тебе, племяшка, теперь тортиков!

– Фигушки! – спрыгнула вниз Алиса.

Ржал взахлёб Колька, смеялись Эсфирь и Женя. Алиса, поглядев вокруг, решила, что лучше тоже рассмеяться, но, когда все вышли и вообще вроде забыли о ней, тихо позвала Эркина.

– Эрик…

– Да, – сразу обернулся он к ней.

Она потянула его за руку и, когда он наклонился, обняла его за шею и зашептала на ухо.

– Ты же не дал бы посадить меня в клетку, да, Эрик?

– Никогда, – так же тихо ответил Эркин.

Алиса по-прежнему держалась за его шею, и, выпрямляясь, он взял её на руки, даже не подумав, что он без рубашки и она в одних трусиках, и кожа к коже, как… нет, у него даже не ворохнулся прежний страх.

В саду Андрей предложил продегустировать варенье. Всего две банки – и он распробует. Он бы и дальше дразнил Женю, но Эркин, ссадив на землю Алису, взял Андрея и взвалил его, как мешок, себе на плечо.

– Кольк, у тебя бочка с водой где?

– В огороде, – еле выговорил сквозь смех Колька.

– Пойду, макну.

Алиса и Колобок в полном восторге прыгали вокруг, визжа так, что Семён гаркнул:

– Отставить! Кур перепугаете.

До бочки дело не дошло, но умывались долго, шумно и весело. Эсфирь и Женя были заняты обедом, поэтому Колобка умывал Колька, а Алису – Эркин. Андрей и тут предлагал свои услуги, дескать, уж он-то вымоет и отмоет, но его отправили помочь с переноской стола, так как обедать решили в саду. И не душно, и Семён будет со всеми.

Колька снова сделал лежак креслом, высоким, чтобы Семён был вровень с остальными, поставили и накрыли стол и, наконец, сели. Эркин, Андрей и Колька уже в рубашках, Колобка и Алису не только умыли, но и переодели, Эсфирь и Женя тоже привели себя в порядок.

На обед были окрошка и молодая варёная картошка с холодным варёным языком.

– А это что? – удивился Колька, разглядывая серые ломтики.

– Это язык, – объяснила Женя.

– Не мой, – тут же прибавил Андрей. – Мой при мне.

– Это-то понятно, – рассмеялся Колька.

– Твой длиннее, – согласился Эркин.

Семён покрутил головой.

– Однако шикуем. Он же дорогой, Женя.

– Зато без костей, – улыбнулась Женя. – Никаких отходов.

И пили чай с «молодым» свежесваренным вареньем.

О покосе заговорил Эркин.

– И далеко твой луг?

– Не очень. Затемно выйдем, вовремя дойдём.

– Ага, – кивнул Эркин. – Коса-то у тебя есть?

– Две косы, – поправил Андрей, подкладывая себе варенья.

– А ты умеешь? – удивился Эркин.

– Не боись, – кратко ответил Андрей.

– Будут, – так же коротко подвёл черту Колька.

Больше о этом говорить не стали. Будет – так будет, а если и что, то на неделе обговорить всегда можно.

После обеда Эсфирь унесла Колобка спать. Он что-то недовольно гудел, но глаза у него ещё за столом закрылись.

– Маленькие дети обязательно после обеда спят, – елейным голосом сказала Алиса.

– Верно, племяшка, – ухмыльнулся Андрей. – Давай сейчас постелем тебе, а я песенку спою.

– Фигушки! Я большая! – Алиса быстренько соскочила с табуретки и перебежала за спину Эркина. – И поёт пусть Эрик. Он поёт, а ты орёшь по-дурацки и песни у тебя дурацкие.

Тут Андрей обиделся всерьёз, покраснел, надулся… но Эркин, мягко хлопнув его по плечу, встал.

– Давай со столом поможем.

Алисе он ничего не сказал, даже не посмотрел на неё, но она поняла, что получилось нехорошо, и, недовольно хмурясь, оглянулась на маму. Но мама её тоже в упор не замечает, и дядя Семён не смотрит, и дядя Коля… ну, почему взрослые всегда заодно? Теперь придётся просить прощения. Из-за чего – непонятно, но придётся. И, когда все встали и началась суматоха с посудой, попробовала дёрнуть Андрея за рукав, но опять не заметил, даже не посмотрел.

– Сёма, – предложил Колька. – Давай в дом, а то жарко уж очень.

– Да, – кивнул Семён. – Давай, Коль.

И уже Колька, подражая Эркину, посадил Семёна и поднял его на себе, понёс в дом. Эсфирь придержала дверь.

В доме было после сада полутемно и прохладно. Эсфирь как-то незаметно успела проветрить горницу и перестелить Семёну. Колька уложил брата, укрыл одеялом. Они были вдвоём, и Семён зашептал:

– Коль, с деньгами-то… неудобно.

– Они не возьмут, – так же тихо ответил Колька. – И не думай.

– Неудобно, – повторил Семён. – Ты поговори всё-таки. Помочь помочью, а всё-таки… ну, не сейчас, потом… или фруктами там, ягодами… хоть как-то…

– Потом, – неохотно согласился Колька. – Отдохнёшь?

– Да, задёрни меня, посплю.

И, когда Колька, задёрнув занавеску, ушёл, Семён вздохнул. Болела голова – видно всё-таки перегрелся – и кружилась, как после контузии. Но это всё пустяки. Да, каждый день не получится, конечно, Колька же работает, не Маме Фире его таскать, но раз в неделю – он знает – будет у него… прогулка.

Эсфирь с Женей разлили остывшее варенье по банкам. И четыре из них – как Эсфирь не настаивала, чтобы Женя взяла половину – составили в корзинку, переложив газетой, чтобы не побились. А корзину завтра занесёт…

– Да ладно вам…

– Нет уж, нет уж…

– Из-за корзинки гонять…

– На покос пойдём, тогда и занесу, – решил Эркин. – Колька, неделю обойдёшься?

– А то нет, – фыркнул Колька.

Женя, сразу сообразив, горячо поддержала Эркина, и Эсфирь отступила.

Попрощались, ещё раз полюбовались постройкой и ушли.

Корзинку с вареньем нёс Эркин: Андрею варенье доверять рискованно, к тому же у него ящик с инструментом. Алиса шла рядом с Женей, держась за её руку. Её до сих пор и не отругали, и не простили, так что совсем непонятно. Но неприятно. Всё было так хорошо, а почему-то стало плохо.

– Андрей, – заговорил вдруг Эркин, – а что такое… сябры? Ну, этот, Куприяныч, нас так назвал.

– Ну-у, – Андрей задумчиво пожевал губу. – Ну, я думаю, вроде… Там, – он кивком головы указал куда-то в сторону, – там говорили: кореша. Это друзья, нет, больше, чем друзья, говорили: жрут вместе, значит, во всём доверяются, ещё… земляки, земели…

– Земляк? Это я знаю, – кивнул Эркин. – Я понял, Андрей, – улыбнулся, – догадался.

Они говорили тихо, шедшие впереди Женя с Алисой не оборачивались, И Андрей спросил, ещё больше понизив голос, по-английски:

– А у вас там, ну, ты понял, как этот называлось?

– Никак, – так же тихо по-английски ответил Эркин. – У нас этого не было.

– Что, совсем не дружили? – удивился Андрей. – Быть же такого не может.