И, попрощавшись, разошлись.

Об экзамене Эркин не думал. Старался не думать. Как будет – так и будет. Не ему решать, так что… А «Б» сегодня пишет математику, а у «А» тесты… ну, так это уже совсем не касается. Его дело… вон, дурынды серые. Чего там написано? «Не… кан-то-ва-ть», ага, понятно, а вон и платформа с тяжами, наверняка для них.

– Старшой, эти? Куда их?

– Туда, – показывает ему на платформу Медведев и кричит: – Ряхов, на крепёж!

Ах ты, чёрт, это ему с Ряхой работать?! Ну… ну и фиг с ним! Эркин скидывает рубашку, вешает её на какую-то скобу рядом с контейнерами и берётся за ручку, мягким ударом носка убирает стопор. Пошёл? Пошёл!

Ряху он особо не замечал, и тот старался на него не смотреть, но, когда в паре работаешь, и не хочешь, а заметишь.

– Сюда его!

– Ага, – Эркин вкатывает контейнер в пазы и не удерживается: – А почему?

Ряха, приоткрыв рот, снизу вверх смотрит на него, сглатывает, судорожно дёрнув щетинистым кадыком, и отвечает:

– Эти для Северного, а с того края транзитом, их скатывать не будут, ну, и чтоб не мешались.

– Понял, – кивает Эркин и бежит за следующим.

Интересно, а как Ряха их различает? И, берясь за очередной контейнер, внимательно оглядывает его, прочитывая все надписи. Ага, а почему здесь перед цифрами английская «N»? Эн? North? Это… правильно, север. И, подтаскивая контейнер, спрашивает:

– Этот для Северного?

Ряха кивает, готовя тяжи, и Эркин сам затаскивает и вставляет контейнер в паз. А следующий – без такой буквы – он подвозит к другому краю, чтоб не таскать по платформе, цепляя уже натянутые растяжки. Удивлённый взгляд Ряхи он постарался не заметить, но невольно улыбнулся.

Закрывать заполненную платформу фальшивыми стенами стали другие, а их Медведев отпустил.

– Всё, вали, Мороз, – и улыбнулся. – Ни пуха ни пера тебе.

– Спасибо, – улыбнулся Эркин. – К чёрту.

– Теперь правильно, – кивнул Медведев и посмотрел на Ряху. – И ты вали.

В бытовке Эркин тщательнее обычного обтёрся холодной водой и стал переодеваться. Ряха, сидя за столом, насмешливо следил за ним, но молчал. И только под конец не выдержал:

– Ты б ещё галстучек повязал.

– Надо будет, так повяжу и тебя не спрошу, – ответил Эркин вполне миролюбиво, но с осадкой.

Ряха хмыкнул.

– Всё ещё злишься? Злопамятный ты, вождь.

Эркин пожал плечами и запер свой шкафчик. И тут в бытовку вошли остальные.

– Ага, – кивнул, увидев Эркина, Саныч. – Ну, удачи тебе, ни пуха ни пера.

– К чёрту, – уже уверенно ответил Эркин. – Всем до свиданья.

И уже на второй проходной, показывая пропуск, подумал: а откуда в бригаде знают про его экзамен? Он же никому не говорил.

Как обычно по дороге в школу он пообедал в трактире с соловьями. И уже подходя к Культурному Центру встретился с Тёмкой. А на ступеньках стоял и курил Андрей. И остальные… Да, все пришли. И все сегодня в светлых новых рубашках, хороших брюках и ботинках. К удивлению Эркина, некоторые были с цветами.

– Ага, – встретил его Андрей. – Вот и ладушки. Деньги есть?

– Сколько надо? – ответил вопросом Эркин. – И на что?

– Раньше не подумали, так теперь переплачивать будем, – Андрей вытащил из кармана горсть мелочи. – И как я забыл?!

– На что деньги-то? – повторил Эркин.

– На цветы. На экзамен с цветами положено.

– Понял, – кивнул Эркин и достал из бумажника пятирублёвку. – Давай, малец, по-быстрому. Держи.

Артём кивнул, взял деньги и убежал.

– Ты сколько дал? – Подошёл к ним Аржанов.

– Потом рассчитаем и скинемся, – отмахнулся Андрей.

Подошли и остальные из их класса. Трофимов, услышав о цветах, с досадой крякнул.

– И как я забыл?! Я ж учился!

– Не ты один! – зло усмехнулся Андрей.

Из других классов уже потянулись внутрь, а они стояли и ждали. Наконец подбежал Артём с большим букетом роз всех оттенков от снежно-белой до почти чёрной, как запёкшаяся кровь.

– Во!

– Ты во «Флору», что ли. бегал? – засмеялся кто-то.

А Андрей, оглядывая букет, строго спросил:

– Сколько доложил?

– Полтора рубля, – отдышался Артём. – Они по полтиннику.

– Ни хрена себе! – ахнул Кузнецов.

– Так, а нас сколько? – спокойно спросил Тим.

– Тринадцать, – ответил Эркин. – Как раз по полтиннику с каждого.

– Разберёмся, – кивнул Андрей. – И пошли. Ещё банку надо найти.

– Пойду у уборщиц попрошу, – сразу предложил Иванов.

– Давай, – кивнул Карпов.

Они как раз успели найти даже не банку, а небольшое ведёрко, но новенькое и блестящее, так что вполне за вазу сойдёт, и поставить букет на учительский стол, когда зазвенел звонок.

– По местам! – скомандовал Андрей.

Войдя в класс, Полина Степановна ахнула.

– Какая красота! Спасибо вам, большое спасибо, – и тут же стала серьёзной. – А теперь сели по одному.

Их тринадцать, а столов пятнадцать, так что расселись легко. Полина Степановна раздала им по двойному листку в линейку с бледно-фиолетовым штампом в левом верхнем углу.

– Отсчитали пять линеек сверху и на шестой пишем…

Эркин послушно склонился над листком. Он даже уже не волновался, холодное оцепенение всё плотнее окутывало его.

– … и внизу сегодняшнюю дату. Да, на нижней линейке посередине. Двадцать девятое цифрами июля и опять цифрами сто двадцать второго года.

Стукнула дверь. Эркин вздрогнул и поднял голову. Вошли Калерия Витальевна и… Громовой Камень?!

– Мы готовы, – улыбнулась вошедшим Полина Степановна.

Так это комиссия! – догадался Эркин. Об этом много толковали. Что экзамен – это не обычная контрольная там или диктант, там комиссия будет, три человека. Он посмотрел на Громового Камня, встретился с ним глазами, и Громовой Камень улыбнулся ему. Эркин ответил улыбкой, и ему вдруг стало легче. Он перевёл дыхание, аккуратно разгладил ладонью листок и приготовился писать.

– Заголовок. Ясный день.

Ну, всё. Поехали.

Полина Степановна диктовала очень чётко, не быстрее и не медленнее обычного. Громовой Камень понял это сразу. Он сидел и разглядывал склонённые над листками головы. На столе ведомость, ну-ка… Да, сплошь русские имена и фамилии, а сидят… бледнолицых четверо, три негра, пятеро непонятно смуглых, мулаты, наверное, или, как он слышал, трёхкровки. И один индеец. И только у индейца сохранено имя, остальные все сменили, видимо, переезжая границу. Почему? Ведь прошлое человека – это он сам. Да, его в армии называли Гришей, по-русски, как привычнее, да и короче, но его имя – Громовой Камень, так он записан во всех документах, просто на русском языке в переводе. И те трое, что работают на заводе, встречался он с ними как-то в городе, поговорили, они же сохраняют имена, и даже одежду наперекор всем косым и удивлённым взглядам. А эти? Почему? Стыдятся своего прошлого? Но человек не виноват, не всегда виноват в своей судьбе.

Громовой Камень заставил себя оторваться от пишущих и посмотрел на Полину Степановну. Да, и она волнуется. За четыре месяца из неграмотных, не знающих русского языка, а многие говорят всё ещё с акцентом, перемешивают русские и английские слова, и таких подготовить к экзамену… а текст без подставок и послаблений, точно за начальную школу.

Взгляд Громового Камня не смущал, а даже как-то успокаивал Эркина. Да и втянулся он быстро. Текст сложный, но проще последнего диктанта. Все слова понятны.

Андрей писал быстро, но спокойно. На четвёрку-то он всегда напишет, но и проверять всегда надо. Пока всё спокойно: ни одного слова, где бы пришлось задуматься.

Прикусив изнутри губу, но привычно сохраняя неподвижное лицо, Тим старательно проверял каждое слово. Не расслабляться. Первый промах опасен, второй – смертелен.

Напряжённо сведя брови, Артём перечитывал текст. В этом слове он не уверен, но… так камушек или камышек? Как проверить? Камень? Совсем не то. Камыш? Ладно, как написал – так написал. Одна ошибка – это не двойка.

– Закончили? – Полина Степановна положила на стол лист с текстом диктанта и улыбнулась. – Сдавайте работы.