Начинаю раскачивать тело из стороны в сторону, чтобы опрокинуть эту кушетку. Запястья натирает, но я не останавливаюсь.

– Ещё немного, – говорит Ашер.

Через некоторое время у меня получается!

Я падаю вместе с кушеткой набок, ударяясь частями тела и пачкая пол кровью ещё сильнее. Дальше рывками пытаюсь передвинуться к столу, где стоит ликтор.

Стремление к жизни сильнее боли.

Ещё через, кажется, вечность опрокидываю и стол, понимая, что скальпель упал совсем рядом.

Теперь самое тяжелое – как-то взять его и разрезать веревки.

Думаю о ноже, лезвие которого поблескивает также неподалеку.

– Нет. Ты не удержишь его двумя или тремя пальцами. Не трать время.

Слушаю его и даже выдаю кивок.

Беру скальпель и начинаю двигать им, едва задевая веревку.

Не сдаюсь.

Задеваю кожу, нанося ещё больше порезов, но продолжаю.

Упираюсь лбом в пол, тяжело дыша, когда пальцы уже немеют от однотипности действий.

– Продолжай.

– Тебе легко говорить, стоя там, – отзываюсь я и в этот раз не смотрю на Ашера.

– Ты прекрасно знаешь, что я не в силах помочь.

– Знаю.

Ашер не только мертв, но и его вообще больше не существует. Вернее, он есть, но только в моей больной голове.

– Поторопись.

Режу дальше, уже привыкая к боли.

Чувствую, как веревка на запястье постепенно ослабевает.

Получилось!

Поднимаю голову и спешно освобождаю руку, откладывая скальпель на секунды, после перехожу к другой стороне, справляясь уже за половину минуты. Теперь ноги.

Как только скальпель касается веревки, то дверь вновь открывается.

Дэрил замирает на пороге, приподнимая одну из бровей.

– Я думал, ты уже потеряла сознание. Но, по всей видимости, вновь недооценил тебя.

Мужчина подходит, а за ним заходит и Селин.

Я сжимаю в руке скальпель, пряча его таким образом и понимаю, что теперь сбежать не выйдет.

Но ты можешь причинить ему боль, мышка. Пусть вспомнит, что это такое.

Да.

Рукой он собирается поднять меня, и в этот самый момент я вгоняю ему скальпель в предплечье, моментально слыша крик.

Вытаскиваю и бью ещё раз, пока он не отпускает и не отходит.

– Дрянь!

Его ноздри раздуваются, и ублюдок подлетает, перехватываю мою руку со скальпелем, а второй ударяет по лицу так, что моя голова дергается.

Теряю на время ориентир в пространстве и не сразу понимаю, когда меня поднимают и кладут куда-то. Лишь чувствую, как веревки на запястьях вновь появляются.

Мотаю головой и стараюсь привести себя в чувство.

Когда перед глазами снова проясняется, то понимаю, что меня вернули на ту кушетку и заново привязали, только уже более туго.

Натыкаюсь и на Селин, которая обрабатывает ранения Дэрила, когда другие покидают это место, оставляя нас троих.

Мужчина сталкивается со мной взглядами и убирает руку сестры, вставая и подходя к шкафу, из которого достает какой-то мешок.

– Я расслабился. Спасибо, что напомнила, Эйви.

Он берет бинт, откладывая мешок и перематывает свои раны, когда его сестра разрезает мешок и берет… столовую ложку.

– Если что, то это моя идея. Раз мой брат хочет услышать крики, то он их услышит.

Она зачерпывает что-то из мешка и замирает с ложкой над моим телом.

Что они…

Сыпет на открытую рану, и сначала я секунды не чувствую ничего, а после мой мир взрывается вспышками боли.

Это соль!

Она высыпает целую ложку и свободной рукой начинает её втирать в рану.

Держись.

- Не могу! – я кричу это, испытывая боль похуже, чем от кнута.

– С кем ты говоришь? – спрашивает Селин, склоняя голову и улыбаясь.

Ощущаю, как соль разъедает рану, и продолжаю вопить то открывая глаза и видя, как улыбается и ублюдок Дэрил, то закрывая их обратно.

Селин зачерпывает из мешка следующую ложку с солью и высыпает её на другой порез.

Мои крики становятся хриплыми, сорванными. Я захлебываюсь ими, словно тону в океане боли.

Каждая клетка моего тела, кажется, вопит в унисон, протестуя против этой нечеловеческой пытки.

Соль, проникая вглубь раны, обжигает нервные окончания, словно тысячи маленьких искр взрываются внутри меня.

Я пытаюсь вырваться, дергаюсь, но веревки врезаются в запястья, оставляя красные следы.

Бесполезно.

Разум ускользает, сознание то проясняется, то погружается в мутный туман.

Боль возвращает меня, не дает полностью отключиться.

– Умоляй, – слышу сквозь свои крики, как это говорит Дэрил. – Умоляй, и, возможно, твои мучения на сегодня прекратятся.

Не делай этого. Терпи. Они хотят сломать тебя.

– Я не могу терпеть! – кричу, обращаясь к Ашеру и смотря на его видение.

– Кого ты видишь, Эйви? – шепчет Дэрил. – Покойную маму? Или кого-то, кого любила? – очередная соль и боль. – Кто это?

Ответь ему. Посмотри, что будет.

Я сглатываю слюну, тяжело дыша, и поворачиваюсь к Дэрилу, чтобы произнести:

– Ашера. Ашера Тернера.

Вижу, как в его глазах мелькает удивление, даже Селин замирает, переставая втирать мне соль. Руки женщины едва вздрагивают.

Дэрил глубоко вздыхает, и от меня ничего не ускользает. Да, я продолжаю смотреть, не взирая на боль.

Кажется, даже венка на его шее и шее сестры сильно дергается.

Я знаю, что они сейчас испытывают и ни с чем другим это чувство никогда не перепутаю.

Страх.

Они боятся его.

Мне неизвестно по какой причине, но вероятно им был знаком Ашер.

– Что ж… – берет себя в руки Дэрил, – весьма неожиданно. И что он говорит тебе? Впрочем, неважно. Мертвецы не умеют говорить. Мне прекрасно известно, что этот ликтор умер. Теперь моя очередь, Селин.

Мужчина забирает у сестры ложку и также зачерпывает соль, которую втирает мне в другую рану.

Пытка длится вечность.

Я даже больше не могу пошевелиться. Силы стремительно покидают меня.

Когда все свежие порезы заканчиваются, то Дэрил наносит новые, а Селин начинает втирать соль и туда.

Я больше не могу.

– Умоляй.

Прикрываю глаза, когда Дэрил заставляет их вновь открыть.

– Давай, Эйви. Всего одно слово. Пожалуйста. Скажи его.

Очередной хриплый крик.

В голове гудит, как в улье.

Слова застревают в горле, превратившись в невнятное бульканье. Смотрю на Дэрила сквозь пелену слез, но вижу лишь торжествующее злорадство.

Порез и соль.

– … нет, – слабо говорю это слово, когда он наклоняется и замирает.

– Что ты сказала?

– Нет…

– Нет? Это не то слово, Эйви. Другое. Мне нужно другое. Давай же.

Новый небольшой, но глубокий порез, и в него падают крупинки соли.

Как больно! БОЛЬНО!

– … пож… – голос обрывается, – нет! Пожа… Пожалуйста, не надо! Хватит!

Я воплю эти слова.

Дэрил усмехается, его глаза сверкают нездоровым блеском.

– Пожалуйста! Хватит, пожалуйста, – продолжаю повторять, как молитву, чувствуя себя сломленной и побежденной. Разбитой. – Почему? Зачем вы это делаете…? Пожалуйста, хватит… Остановитесь…

Дальше из меня вырывается лишь бессвязный бред, и я задаю все те вопросы, на которые и так знаю ответ.

Я умоляю и умоляю до тех пор, пока голос окончательно не пропадает, а пытка не прекращается.

Моё тело относят обратно в камеру и бросают на землю, надевая кандалы и приковывают их к цепям.

Слез больше нет. Лишь одно сплошное опустошение и боль, которая заняла место страха.

По ощущениям проходят месяцы, а я все еще здесь.

У меня нет более никакого желания бежать, потому что ничего не получится.

Да. Я пробовала и облажалась. Оба раза, за которыми следовала ужасная пытка.

Мой ориентир во времени это лишь редкие разы, когда меня выводят на улицу, а именно листва на деревьях и климат, который несильно то и меняется в этой местности. Выводят, чтобы пытать струями только уже ледяной воды. Редко в ход идет кнут, но теперь мне не наносят такое количество ударов. Максимум – пять. Каждый раз Дэрил и Селин думают, как им доставить мне больше боли и каждый раз я молю их о пощаде.