Средства не показывали мне цель. К примеру, что будет, если существует еще какая-нибудь «тайная» технология, позволяющая вести запись прямо в мозг… того же клона? Или не клона, а… панды?

Вопросов становилось всё больше, а ответов не было совершенно. Пока было ясно одно — следующая волна Снадобья будет обязательно, она будет такой же сокрушительной, как и цунами, но лишь после того, как будет проведена подготовка. На острие этой подготовки должен быть я, направляемый Тануки Ойей. Для этого мелкому еноту нужно придумать нечто такое, от чего Акира Кирью не откажется. И не просто это, а еще и нечто, что может вдохновить или побудить школьников и школьниц по всей стране принять эти таблетки, когда они появятся.

…что это может быть?

Следующие три дня пролетели в обычных бытовых и школьных заботах, не омраченные ничем, кроме Мичико, которую оказалось сложновато вернуть в её апартаменты. Девушке очень понравилась готовка Маны, но вот зацепиться на дальнейшее пребывание в моей квартире было нечем. Взятки супруга не брала, намеков решительно не понимала, так что после одного подката ко мне, сопровождаемого завываниями «ну мы же друзья…!», Коджима вернулась в свою берлогу, гибкая и готовая к новым свершениям.

Ах да, кроме еды еще был спортзал, которого в общежитии не было, зато была целая куча молодых японок, со всей дури лезущих к нашей подруге в приятели. От подобного её, хоть и закаленную своим братом, изрядно тошнило.

Спустя эти самые три дня я заглянул в додзё Джигокукен, узнать о том, как дела у моих младших, но меня… не пустили. Горо Кирью изволил сильно гневаться на своего внука, причем, судя по ухмылкам учеников, озвученная ранее версия с прозрением, из-за которого у великана облетели все волосы, критики не вынесла. Ну ничего, еще несколько месяцев и обрастет. У Эны и Маны вон уже, отличные «ёжики».

Затем в школе прошел спортивный фестиваль. Весьма бестолковое мероприятие было серьезно, если не критично омрачено гендерной войной, случившейся в Аракава-коу-коу-гакко, так что школьники даже не приглашали никого, кроме родителей. Тех еле-еле хватило, чтобы создать атмосферу… попытаться это сделать, так как девушки свято блюли свою обиду, разговаривая только и строго между собой или с преподавателями. Последние хватались за головы, потому что приближающийся культурный фестиваль грозил окончиться сокрушительным фиаско, даже не начавшись.

По этому поводу даже было организован совет, на котором собрался как весь студенческий совет, так и преподавательский состав. Зачем-то еще пригласили нас с Маной, но это был, по сути, очередной жест отчаяния. Сам директор Тадамори, ранее, лишь отмахнулся от происходящего со словами «сами разберутся». И был, по-моему, прав на все сто процентов.

Однако…

— Провокация, — задумчиво пробормотал я, глядя, как Торикава Дайсуке, председатель студсовета, заходит на пятый круг совершенно однообразных прений с Хаташири Одой, тоже не нашедшим ничего лучше, чем попросту требовать от учеников «прекратить маяться дурью».

— Прости, что? — подуставший Хаташири услышал мои слова, сверкнув лысиной на повороте головы.

— Говорю, вам нужно создать прецендент, при котором часть девушек, вместе с частью мальчиков, окажутся в ситуации, в которой вынуждены будут заговорить друг с другом, — вздохнул я, — дальше сработает эффект домино.

— В туалете их, что ли, закрыть?

— Не знаю, — развел я руками, увлекая Ману за собой на выход, — Но это точно сработает. Если вы, конечно, прямо здесь и сейчас задержите девушек из студсовета, не позволив им разгласить этот план. А вообще, у нас есть бассейн и спортзал… И раздевалки.

Японцы чересчур озабочены тем, чтобы соблюсти личное пространство всех и каждого. Эта болезненная сверхвежливость намертво впечатывается на их менталитет, что, в итоге, приводит к тому, что многие из них, даже достигая возраста в тридцать лет, ни разу не вступают в отношения до этого, весьма преклонного с точки эволюции, срока. Мысль принудить группу людей к общению была чужда даже бывшему военному, потерявшему на службе руку.

— Король Грубиянов вновь надевает свою корону… — мягко хихикнет Мана, когда мы уже были на пути домой.

— Глупая кличка, — чуть поморщусь в ответ я, — Прямота не должна считаться оскорблением.

— Средство должно оставаться средством? — удивит меня откровенно прижимающаяся к моему плечу жена.

— Именно так и есть, — кивну я ей, вновь отрываясь от своей книжки, — Инструменту не нужны украшения. Излишества всегда вредят.

— Я запомню…

Схватка, даже стычка. Быстрая, агрессивная, сверхдинамичная. Один из бойцов, крепкий жилистый румын, яростно наседает на чуть более высокого шотландца, буквально проламывая его оборону мощными однообразными ударами. Шотландец, сделав пару шагов назад, пытается хоть как-то обозначить контратаку, но пропускает два крюка левой, его тут же ведет, а румын, зло оскалившись, вновь отталкивается от пола, чтобы, налетев всем весом на «плывущего» противника, добить его еще парой крюков. Выходит так себе, но его растерянный оппонент, уже лежащий, открывается для прямого правой, который румын тут же проносит ему в череп. Затем победителя оттаскивает судья.

Немногочисленные зрители шумят. Им нравится то, что они видят. Скорость, агрессия, кровь.

Только это пока цветочки. Сейчас выступали обычные люди, пусть и числящиеся довольно неплохими с точки зрения боев смешанных единоборств, но не более того. Следующими на арену выходят два молодых, не старше двадцати трех лет, японца. «Надевшие черное». Полуголые, лишь в спортивных трусах по середину бедра.

Я вижу, что они чувствуют себя неуверенно, хотя полны задора и энтузиазма, уже набрались злой энергии от наблюдения за предыдущими схватками. Публика, предчувствующая что-то необыкновенное, стихает. Сейчас они увидят что-то необыкновенное. Не бой двух «надевших черное», уличных бойцов, а их драку. Стычку. Месилово, в котором победа не гарантирована более умелому, потому что бой по правилам смешанных единоборств противоречит всему, чему эти бойцы учились ранее.

Здесь нужно только победить противника до того, как он победит тебя. Звучит глупо, рассуждаю я, глядя на гексагональный ринг, защищенный сеткой, но по сути — у обоих «надевших черное» сейчас два противника, внешний и внутренний. Им нужно переступить через вбитые сотнями схваток установки.

Это произошло не сразу, несмотря на недовольное освистывание пары энтузиастов, зато, когда оно случилось, — зал затаил дыхание и люди перестали моргать.

«Надевший черное» намного крепче на удар, чем простой человек. Его мышцы плотнее, суставы подвижнее, болевой порог выше. Он возвышается в жизни, регулярно получая травмы, которые простого смертного выбросили бы из спорта сразу. Даже собрат, равный по физическим данным, не сможет за пару точно попавших, акцентированных ударов, отправить «надевшего» в нокаут, как это делают люди. Требуется куда больше. Что это значит?

Бойня.

Обоим бойцам пришлось измордовать друг друга в кровь и мясо, прежде чем один из них сумел вырубить противника тремя последовательными ударами в ухо. Толпа выла, толпа скрежетала, хрипела от восторга, когда один из залитых с ног до головы кровью японцев поднял над головой перчатку, отходя от своего вбитого в ринг противника. Не короткая стычка по правилам ММА, а долгое, едва ли не на три минуты, кровавое побоище, проходившее далеко за пределами человеческих сил. Техники? Обмен ударами? Нет, просто голая мощь, скорость и напор.

И кровь. Много крови. Так много, что шотландец с румыном, наблюдавшие за этим беспределом из зала, уже кажутся стеснительными слабосильными халтурщиками, не годными даже на подтанцовку!

— Это новое слово в спорте! — гремят со сцены слова, вырывающиеся изо рта невысокого человека с микрофоном, одетого в дорогой фрак, — Эта мощь! Эта сила! Это соревнование! То, что вы видели! То, что вы заслуживаете! То, что вам боялись показать!