В выходной, 7 декабря Лаваль и Хор договорились. Через два дня план просочился в парижскую и лондонскую прессу. Два журналиста, рассказавших об этом событии в Париже, были Табуи («Эвр») и Пертинакс («Эко де Пари»). Они оба были тесно связаны с советским посольством в Париже, а Табуи состояла на службе у СССР. Журналисты отрицательно отозвались о соглашении, так как, по их мнению, таким образом нужно было заплатить агрессору слишком высокую цену. Это правда, но данное решение не было продиктовано политикой умиротворения агрессора с точки зрения будущих уступок Англии и Франции Гитлеру. Они хотели, чтобы Италия осталась на стороне потенциального антигерманского союза. Табуи писала в своих мемуарах, что план Хора и Лаваля был секретом Полишинеля, и его открыто обсуждали в Париже. Табуи столкнулась в Париже с Ванситтартом в доме своего друга. Замминистра хотел обсудить переговоры. Табуи писала: «У меня сложилось впечатление, что в Лондоне теперь такое отношение: “Да, это плохо для Эфиопии, но что делать”». Так же думал и Литвинов. По словам Табуи, МИД Франции и Англии запретили журналистам даже намекать на новый вариант решения Абиссинского кризиса. Однако с учетом болтовни в Париже неудивительно, что произошла утечка информации[1049].
Как писал французский историк Рено Мельц, Леже рассказал о соглашении Франсуа Киличи в агенстстве «Гавас», а тот в свою очередь Пертинаксу и, возможно, Табуи[1050]. Киличи был тоже служащим советского посольства. Это просто совпадение? В январе 1934 года Леже пытался сорвать план Поль-Бонкура заключить договор о взаимопомощи с СССР. Почему бы ему не помешать политике еще одного министра, который ему не нравился? А что же Потемкин? Он тоже участвовал в утечке? По совету одного из французских «завсегдатаев» советского посольства, мог бы он дать на это свое согласие? Литвинов хотел, чтобы Лаваль ушел, но также он стремился к тому, чтобы не дать Абиссинскому кризису сорвать его планы по восстановлению антигерманской Антанты времен Первой мировой войны. Табуи и Пертинакс не свергли Лаваля, но Хор ушел в отставку 18 декабря, то есть через девять дней после утечки.
Литвинов позднее объяснил свою позицию полпреду в Риме Борису Ефимовичу Штейну: «Как мы ни разъясняем итальянцам нашу позицию в Женеве, сводящуюся исключительно к последовательному ограждению Устава Лиги Наций, они все же продолжают приписывать нам заявления и действия, к которым мы совершенно не причастны». Эти обвинения придумывали Лаваль и поляки, а также антисоветская женевская газета. Несмотря на враждебность Муссолини, Литвинов дал Штейну следующие указания: «Вам надо сделать последнее усилие и еще раз четко разъяснить им нашу позицию».
«Нас не интересует судьба Абиссинии, и мы не будем возражать против любого разрешения конфликта, поскольку это будет происходить вне Лиги и не будет задевать последнюю. Мы искренне хотели бы скорейшей ликвидации конфликта, мы искренне хотели бы, чтобы Италия вышла из конфликта сильной, способной выполнять свою роль в деле обеспечения мира в Европе. В то же время мы убеждены в том, что малейшая компрометация Лиги в этом деле в случае отказа от санкций, а тем более формального согласия на раздел Абиссинии, означала бы конец Лиги Наций и конец системы коллективной безопасности. Мы будем поэтому при каждом случае выступать в защиту авторитета и Устава Лиги, — не более и не менее».
Фактически Литвинов повторил Штейну то же, что он сказал послу Валентино: «Если бы мы не стремились к сохранению прежних отношений с Италией или если бы мы пришли к заключению, что эти отношения окончательно скомпрометированы, то мы и в Женеве выступали бы совершенно иначе и действительно взяли бы на себя ведущую роль»[1051]. Короче говоря, Литвинов хотел и того, и другого. Может ли СССР одновременно защитить Лигу, удержать на своей стороне Муссолини и поддержать санкции против Италии (хоть и без энтузиазма)?
Может, план Хора и Лаваля и сработал бы при при других условиях. Покойный британский историк Алан Джон Персиваль Тейлор высказал мнение, что данное предложение было «крайне разумным планом», который мог бы положить конец войне в Абиссинии и понравился бы Муссолини, но не абиссинцам. «Это прекрасный пример того, — писал Тейлор, — …как используется механизм мира против жертв агрессии». Однако вместо этого план подорвал доверие к Лиге Наций. «Сегодня это мощная организация, которая могла наложить санкции… а на следующий день она превратилась в пустышку»[1052]. Табуи и Пертинакс, а точнее их сенсация, убили Лигу. Тейлор очень талантливо подмечает ироничные моменты, особенно в своей книге «Истоки Второй мировой войны». По ней видно, что ему доставляет удовольствие злить своих более традиционных коллег. Интересы Абиссинии не были первостепенными ни для кого, кроме разве что грамотных, прогрессивных абиссинцев, но их было не так уж много. Вот что Литвинов рекомендовал Сталину: «Мне представляется, что мы должны занять следующую позицию. Предложение Лаваля — Хора означает раздел Абиссинии и нарушение ее целостности. Это противоречит Уставу Лиги, гарантирующему всем членам Лиги неприкосновенность и целостность их территории, во имя чего Лига Наций и вмешалась в конфликт и стала применять санкции. Лига Наций не может поэтому одобрить подобных предложений. Конечно, если бы Абиссиния по каким бы то ни было соображениям сочла возможным принять предложение, то Лига Наций не должна побуждать ее к продолжению войны, а наоборот, должна будет зарегистрировать состоявшееся между воюющими сторонами соглашение. До тех пор, пока Абиссиния не заявит совершенно добровольно о своем принятии предложения Лаваля — Хора, Лига Наций не может ни в какой мере его одобрить»[1053].
Эта позиция соответствовала тому, что предлагал Литвинов после начала кризиса. Этим СССР отличался от колониальных держав. Сталин и его «тройка» одобрили политический курс наркома, написав на его рекомендациях «за». Официально Политбюро утвердило их на следующий день — 14 декабря[1054].
19 декабря, сразу после отставки Хора, Литвинов в депеше Майскому пришел к пессимистическим выводам: «Мой прогноз поведения консервативного правительства после выборов оказался как будто правильным. Вы сегодня сообщаете, что новый зигзаг, осуществленный Хором в Париже, был задуман еще до выборов». Как помнят читатели, это так и было. Литвинов также рассказал о различных слухах, связанных с предполагаемой сделкой Великобритании с Германией. В качестве услуги за услугу предлагались Мемель, Данциг, Австрия и колонии. Последнее было единственным из этого списка, что в итоге так и не получил Гитлер. Литвинов не знал, какие слухи были правдой, но его вера в Ванситтарта пошатнулась, о чем он сообщил Майскому. «Парижский план» [то есть план Хора — Лаваля. — М. К.] после англо-германского морского соглашения окончательно подрывает остатки всяческого доверия к английской политике»[1055]. Заметьте, что если бы Хору и Лавалю удалось осуществить свой план вне Лиги и с согласия Абиссинии, Литвинов занял бы другую позицию.
Майский написал крайне подробный конфиденциальный отчет о развитии и судьбе так называемого Парижского плана. В британском кабинете разделились мнения по вопросу санкций. Группа министров постарше выступала против них. А молодые, такие как Иден, — за. Ванситтарт выступал против, так как он основывался на следующем принципе: «Главный враг — это Германия. Чтобы с ней бороться, необходимо поддержать “фронт Стрезы” и СССР, а для этого необходимо ликвидировать абиссинско-итальянский конфликт». Санкции только ухудшат отношения между Великобританией и Италией и подтолкнут Италию в сторону нацистской Германии, из-за чего будет труднее сформировать антигерманскую коалицию. Эта позиция была похожа на мнение Литвинов.
