Потом, заслонив собой всю галдящую вереницу людей, возникла плотная фигура сероглазого, с помятым, как у боксера, носом штабс-капитана. Красу и гордость войска Центральной рады Силу Мусиевича Мищенко знал весь Киев. Весь — и красный, и желто-блакитный. А поди ж ты! Повернул оружие. Сын селянина из-под Киева, из небольшого села Иванькив, порвал с гайдамацтвом. Подумать только — сам Сила Мищенко! А он, Назар, кто? «Вольный казак», рядовой из рядовых! Атаман Мищенко повернул зброю. Он же, Назар, кругом безоружный, везет только хлеб. А хлеб — это не пулемет, не штык, не ручная граната…

До чего же складно все получилось — до крови дело не дошло. Спасибо хромому солдату: не встрял в ту шебутиловку. Под Крутами кровь лилась рекой. И на той, и на другой стороне…

Не без трудностей атаманы справились с восстанием на Демиевке. Не устояли против их лютого натиска и очевидного количественного превосходства Шулявка и Подол. А вот на Печерске, хотя туда были двинуты лучшие силы Центральной рады, дела обстояли сложнее.

Шесть дней и шесть ночей революционные рабочие и гайдамаки, перешедшие из лагеря патентованных пройдох в лагерь правды и справедливости, мужественно отражали атаки атаманских куреней. Завод «Арсенал» превратился в неприступную цитадель.

Защитники Печерска не давали пощады врагу и не ждали пощады себе. Упорство людей, поднявших знамя восстания, пришло к ним через ряд поколений от предков, закаленных в жестоких боях.

Осажденные, отражая короткими контратаками свирепые наскоки атаманских войск, мстили за разгром Советов, за расправы с товарищами, за злодейское убийство без суда и следствия любимца киевского пролетариата Леонида Пятакова.

Улицы и переулки Печерска, все подступы к цитадели и площадь на ней, пятачок, на котором ныне стоит, густо обвитый плющом, постамент с горной пушчонкой восставших, дымились кровью. Все теснее и теснее сжималось кольцо осады. Силы осаждавших нарастали с каждым днем, силы защитников «Арсенала» таяли. И все же мысль о товарищах, спешивших на помощь из-за Днепра, удесятеряла упорство героев — славных потомков Тараса Бульбы и его мужественных степных рыцарей.

А красногвардейцы, сломившие сопротивление гайдамаков у Крут и Гребенки, продвигались довольно быстро, если учитывать возможности того времени, и слишком медленно, если учесть ту ситуацию, которая складывалась на правом берегу. Ведь война тогда шла не полевая, а эшелонная. Сражения велись на рельсах и возле них. В той войне атаманы взяли себе в помощь сильного союзника: «ДД», добродия динамита. Саперы то и дело торопились к мостам, водокачкам, стрелкам. Только случайно, и то по следам «Черноморца», красному бронепоезду «Свободная Украина» удалось на часок прорваться в Дарницу.

И даже после шести дней тяжкой обороны не иссяк еще боевой дух арсенальцев и матросов из полка имени гетмана Сагайдачного. Иссякли лишь патроны, снаряды, продовольствие. Две пекарни Печерска остановились — вышла мука. Каждую ночь Назар Турчан доставлял по льду с Голопузовки к склонам Кукушкиной дачи, где дожидались пикеты рабочих, по двое саней с хлебом. Но этого было мало.

Назар оправдал надежды солдата-фронтовика. Требовалась большая физическая сила, необычная выносливость, смекалка, чтобы справиться с нелегким и рискованным заданием. На переправах стояли мощные заслоны, патрулировались берега, особенно у Цепного и Наводницкого мостов. Но выручали злые метели, задувавшие с вечера со стороны Вышгорода. Падавший сверху снег, острая крупа, которая секла по глазам, вихри ледяной пыли, вздымавшиеся из-под ног, застилали все вокруг. И эта непогода, повторяя жуткую атмосферу преисподней, была первым помощником Назара.

Вторым помощником являлся… богоугодный звонарь Лавры. Груз с хлебом отправлялся в путь ровно в час ночи, когда звонили к утрене, а иной раз, когда благовестили к вечерней литургии, — в девять вечера. Монотонное гудение мощных колоколов заглушало все звуки на реке и отвлекало внимание стражи.

Ну а третьим пособником Назару была шустрая Ада — сирота, много лет работавшая на «благодетелей», а теперь решившая послужить народу. Развозить хлеб было для нее привычным делом.

Еще помогало Назару сознание того, что он доставляет питание людям труда, вырвавшимся из лап людей наживы. Он вез хлеб своим товарищам-сагайдачникам… Это — первый долг и первая честь казака, как сказано в повести «Тарас Бульба».

Да, он ходил в Печерский курень, пока считал, что атаманы не щадят своего ради Украины. Потом стал разбираться — они не щадили Украины ради своего кендюха и своей кишени… А как через его труженицу-мать давили на него, принуждая записаться в «вольные»? И ведь не подпускали к баркасу, пока не добились своего. Сам Гараська, черт немазаный, дал деру на Дон. А его мамаша, пани Ядвига, как воскресенье, так кормит досхочу рогатых кашкеток. Почему? Считают: рано или поздно, а станет Киев шляхетским. Ради своего интереса готовы отрезать тем панам шмат земли от Збруча до самого Днепра…

Большие потери несло руководство. Атаманы, на третий день попросив перемирия, вероломно арестовали пришедшего во дворец на переговоры коменданта Печерской обороны Силу Мищенко.

С каждым днем все теснее и теснее становилось в малом кольце осады вокруг Печерской цитадели. И в то же время безостановочно сжималось большое кольцо окружения на всем обширном плацдарме Правобережья, в котором суетливо и тщетно маневрировали войска Центральной рады.

Хромой солдат-фронтовик, с неугасимой искрой лукавства в мудрых своих глазах, каждый день находил удобную минуту, чтобы потолковать по душам со своей калачной братией. И будто зажав надежно в своих, залепленных тестом руках все нити событий, он, с усердием потирая глубокий шрам на подбородке, детально излагал им все, что творилось на подступах к Киеву. И не на одном только Восточном фронте, откуда больше всего ожидалась для одних гибель, для других — спасение.

— От Бахмача к Броварам, — полушепотом сообщал бывалый солдат, — подходят две армии. Одна — товарища Берзина, другая — товарища Ремнева. К Борисполю подступила армия товарища Муравьева. Это та, шо послана Харьковом. Может, только для страху гайдамакам те силы окрещены армиями. Зато духу у них — дай боже! Не зря черношлычники уже волокут свои шлыки по Днепру. Не пособил им и их верный союзник пан добродий динамит… А вот собрался было пан Петлюра подтянуть из города Ровно курени атамана Оскилко. Дудки! В горлянке того атамана застряли отряды нашего кавказского боевого товарища Киквидзе. Не проглотить и не выплюнуть…

И о том, что делается на Винницком направлении, не пропустил солдат-фронтовик.

— Видали, хлопцы, шо получится, если хлюпнуть в банку воды стакан масла? Оно сразу перемешается с водой… Так и там. Рядом два города, два квартала в одном городе. А гарнизоны в них разные. Одни — за Ленина, другие — за Петлюру. В Жмеринке стоял второй гвардейский корпус, созданный еще царем. Которые гвардейцы разошлись по домам, которые стали нейтральными, а которые пошли за нашим товарищем — Евгенией Бош. Эти остались в Жмеринке. А вот Деражню заняли две дивизии генерала Скоропадского. На них вся надежда Петлюры. Бывшая 104-я царская стала его первой дивизией. Начдив там генерал Гандзюк. А генерал Клименко стал начальником второй дивизии. Раньше то была 153-я в армии царя. И как раз в ней довелось мне начать и кончить службу царю-батюшке…

Так на западе, на винницкой стороне, развертывались события по информации хромого фронтовика. В действительности так оно и было, как рассказывал своим товарищам бывший рядовой 153-й пехотной дивизии старой армии. Надо лишь добавить, что как раз от той дивизии он ездил делегатом в Питер на Второй съезд Советов.

В первый же день киевского восстания Петлюра позвонил по фронтовой связи в Жмеринку. Пригласил к проводу не комиссара 7-й армии Разживина, а его заместителя Упыря. Как «украинец украинца» настойчиво просил его пропустить из Деражни на Киев части Скоропадского. Но не зря бывший царский гвардеец, делегат Второго съезда Советов, не только слушал Ленина в Петрограде, но и советовался там с ним. Не отказав головному атаману в его просьбе, он условился с артиллеристами-гвардейцами: если он во время переговоров с гайдамаками Скоропадского подымет руку, пусть откроют стрельбу. Селянин из Щорбовки на Полтавщине, он понимал, чем, жили тогда все солдаты, о чем думали, к чему стремились.