Особое место среди гомосексуалов вокруг Пушкина занимают Дантес и Геккерен. О том, что их связывают гомосексуальные отношения, знали все. Об этом упоминают князь А. В. Трубецкой, П. В. Анненков, Е. А. Карамзина. Трубецкой пишет о Дантесе: «Не знаю, как сказать: он ли жил с Геккереном, или Геккерен жил с ним… Судя по тому, что Дантес постоянно ухаживал за дамами, надо полагать, что в сношениях с Геккереном он играл только пассивную роль». Это, конечно, догадка и мотивировка некомпетентного человека, но представление о молве она дает.

Пожилой барон Луи Борхард ван Геккерен де Бевервард, немножко смахивающий профилем на Вольтера, был посланником Нидерландов в Петербурге с 1826 г. В одну из поездок через Германию он увидел больного французского офицера-роялиста, молодого и очень красивого. Это был Жорж-Шарль Дантес, эльзасец, полунемец-полуфранцуз, белокурый и высокий. Геккерен, вдвое старше Дантеса, был поражен его красотой и остался при нем, выходил его и захватил с собой в Петербург. Двадцати двух лет Дантес стал корнетом Кавалергардского полка. Пожилой посланник и молодой корнет были на ты. Жить вместе было предосудительно, но Геккерен усыновил Дантеса — это при живых-то родителях (отец Дантеса был эльзасским фабрикантом)! Усыновление сделало Дантеса чрезвычайно богатым человеком.

Но с Геккереном их связывало, по-видимому, настоящее чувство. Правда, сказать, что Дантеса ничто другое не держало возле Геккерена, нельзя. Родной отец мог дать ему лишь немного денег, а Геккерен был богат и ввел Дантеса в столичное общество. Вот тут Дантес мог бы и прекратить позорящую его связь. В молодого и красивого кавалергарда были влюблены девушки из очень богатых и знатных семейств (планировался брак с одной из богатейших невест столицы — Марией Барятинской). Впоследствии, в 1843 г., когда жена Дантеса умерла, он воссоединился с Геккереном, и они прожили вместе до глубокой старости. Привязанность к Геккерену не мешала Дантесу ухаживать за женщинами — до Гончаровой у него была постоянная любовница, которую он называл «Супругой». Он был бисексуал, и Геккерен с этим мирился. Аринштейн и Ротиков представили трезвый психологический анализ ситуации с вовлеченностью этой гомосексуальной четы в конфликт вокруг жены Пушкина. Предположение (Ю. М. Лотмана), что Дантес лишь имитировал любовь к Натали Гончаровой, чтобы прикрыть свою связь с Геккереном отпадает: опубликованы письма Дантеса отсутствовавшему Геккерену (Витале и Старк 2000), в которых Дантес сообщает, что безумно влюбился в эту красавицу и надеется на снисходительность друга, «потому что тебя я также люблю от всего сердца». «Как же крепко мы обнимемся!»

Предполагать, что Геккерен интриговал из ревности (а он ревновал), тоже невозможно: обычно он, при всей ревности, смотрел сквозь пальцы на увлечения возлюбленного. К тому же конфликт мог чрезвычайно повредить (и повредил) карьере обоих. Женитьба Дантеса на Екатерине Гончаровой (старшей сестре Натали и столь же небогатой невесте) показывает, на какие жертвы готовы были пойти Геккерен и Дантес, лишь бы утихомирить конфликт. Впрочем, с Екатериной Дантес флиртовал очень уж активно и брак потребовался не только для улаживания конфликта с Пушкиным, но и для прикрытия беременности Екатерины, чему в переписке Дантеса с невестой есть достаточные доказательства.

Пасквиль, причислявший Пушкина к ордену рогоносцев, содержал намеки, на которые дипломат Геккерен не мог бы решиться. «Великим магистром ордена» назван Д. Л. Нарышкин, который был мужем любовницы царя Александра I и, закрывая на это глаза, извлекал выгоду из своего унижения, быстро продвигаясь по службе. «Историографом» ордена назван граф И. М. Борх. Здесь явный намек на внимание царя Николая к жене Пушкина, на его подчинение Николаю и на назначение Пушкина историографом.

Один из приятелей сообщил Пушкину, что пасквиль выполнен на бумаге, которой снабжаются посольства. Лишь ослепленный гневом и ревностью, мог Пушкин придать этому решающее значение и принять Геккерена за автора пасквиля.

Для Пушкина Дантес был пешкой в игре. Натали отвечала назойливому ухажеру речами Татьяны Лариной, ухажеров у нее вообще было множество, женится он на се сестре. Главным врагом, злобным и коварным, Пушкин считал Геккерена. Ему собирался мстить жестоко: «Я знаю, кто автор анонимных писем, и не пройдет и восьми дней, как вы услышите о мести, в своем роде уникальной; она всё ему воздаст сторицей; она втопчет его в грязь: подвиги Раевского — детская забава по сравнению с тем, что намерен сделать я». Имеется в виду громкий уличный скандал, который в 1828 г. А. Раевский учинил супруге генерал-губернатора Воронцова. Чем же собирался отмстить Пушкин?

Ж. Дантес-Геккерн, 1830-е гг.

Бенар с оригинала неизвестного художника.

Вот текст его письма Геккерену, написанного 21 ноября 1836 г., после двухнедельной отсрочки поединка с Дантесом, но до женитьбы Дантеса на Екатерине Гончаровой.

«Барон!

Прежде всего позвольте подвести итог тому, что произошло недавно. — Поведение Вашего сына было мне совершенно известно уже давно и не могло быть для меня безразличным; но так как оно не выходило из границ светских приличий и так как я притом знал, насколько жена моя заслуживает мое доверие и мое уважение, я довольствовался ролью наблюдателя, готового вмешаться, когда сочту это своевременным…. Случай, который в иное время был бы мне крайне неприятен, вывел меня из затруднения: я получил анонимные письма. Я увидел, что время пришло и воспользовался этим.

Остальное вам известно. Я заставил вашего сына играть роль столь жалкую и потешную, что моя жена, удивленная такою пошлостью, не могла удержаться от смеха, и чувство, которое, может быть, и вызывала у нее эта великая и возвышенная страсть, угасло в отвращении самом спокойном и вполне заслуженном.

Но вы, барон, — вы мне позвольте заметить, что ваша роль во всей этой истории была не очень прилична. Вы, представитель коронованной особы, вы отечески сводничали вашему выблядку или так называемому сыну. Всем поведением этого юнца руководили Вы. Это вы диктовали ему пошлости, которые он отпускал, и глупости, которые он осмеливался писать. Подобно старой развратнице, Вы подстерегали мою жену по всем углам, чтобы говорить ей о Вашем сыне; а когда, заболев сифилисом, он вынужден был сидеть дома, вы говорили, что он умирает от любви к ней; вы бормотали ей: верните мне моего сына.

Вы видите, что я много знаю; но погодите, это не всё: я же говорю вам, что дело осложнилось. Вернемся к анонимным письмам. Вы, конечно, догадываетесь, что они Вас касаются…

Я получил три экземпляра из десяти, которые были разосланы. Это письмо было сфабриковано с такой неосторожностью, что с первого же взгляда я напал на следы автора…»

Письмо завершалось следующими словами:

«Поединка мне уже недостаточно… и каков бы ни был его исход, я не почту себя достаточно отмщенным ни смертью вашего сына, ни его женитьбой… Я хотел бы, чтобы Вы дали себе труд самому найти основания, которые были бы достаточны для того, чтобы побудить меня не плюнуть вам в лицо и чтобы уничтожить самый след этого подлого дела, из которого мне легко будет составить отличную главу в моей истории рогоносцев.

Имею честь быть, барон, вашим нижайшим и покорнейшим слугою

А. Пушкин. 17–21 ноября 1836 г. (XVI: 396–397).

Публично плюнуть в лицо дипломату — это и была запланированная Пушкиным скандальная месть.

Царю, Жуковскому и другим удалось на время (на несколько месяцев) успокоить Пушкина, но после распространения сплетни о связи Пушкина со свояченицей, аудиенции у монарха и обнаружения добрачной беременности Екатерины от Дантеса гнев взыграл с новой силой, и 25 января 1837 г. Пушкин всё же послал свое письмо Геккерену, устранив обвинения в авторстве пасквиля (эта убежденность была поколеблена), введя некоторую гипотетичность в свои догадки о поведении барона («видимо», «вероятно») и слегка изменив концовку: