Поглазев на старичка, показавшегося ему похожим на Шевченко, юный художник продолжил осмотр выставки и вдруг обнаружил портрет — того самого старичка, по фамилии Клюев. Об этом мы узнаем из письма, отправленного Толиком в тот же день матери в Киев. Мальчик был, очевидно, начитанный и пояснил маме в письме про Клюева: «знаешь, что Есенина вывел в люди, т. е. в поэты».

Не можем удержаться от дальнейшего цитирования письма сообрази тельного юноши. «Подхожу к старику и кружусь, вроде бы на картины моргаю, а куда к черту — на Клюева пялюсь! Смотрю, старичок подходит ко мне, спрашивает название картины и заговаривает об искусстве» (нет, просто наглядное пособие, руководство для начинающих!)… «Проходили мы мимо нарисованного портрета, я возьми и сравни их обоих, портрет и Клюева. Заметил это. Стали говорить, я сейчас же вклинил об Есенине. Вижу, старичок совсем ко мне душу повернул» (учитесь, юноши, учитесь!)…

Вскоре уж мальчик стал называть Клюева Коленькой. Через год поэт придумал возлюбленному приставку к фамилии «Яр». На лето оба уехали отдыхать в деревню Потрепухино Вятской области близ Кукарки (ныне г. Советск Кировской обл.).

Анатолию Яр-Кравченко Клюев посвящает стихи 1932 года:

Вскоре А. Н. Яр-Кравченко сделался довольно преуспевающим графиком, специализировался на портретах тогдашних высочайших особ…» (193–194).

Клюев явно выглядел старше своих лет. Не только Кравченко принял его по молодости за старичка. Есенин называл его так же. Дирижер Голованов, посетив в 1929 г. вечер у знакомых, на котором 45-летний Клюев читал стихи, описывает его так: «Это поэт 55 (!) лет с иконописным русским лицом, окладистой бородой, в вышитой северной рубашке и поддевке — изумительное, по-моему, явление в русской жизни… Теперь его ничего не печатают, так как он считает трактор наваждением дьявола…».

В начале 1932 г. Клюев получил крохотную квартирку в полуподвальном помещении в Гранатном пер. (ныне ул. Щусева). Но его по-прежнему не печатают (его поэзия пролетарскому государству совершенно не нужна), и жить ему не на что. Поэт даже просил милостыню на церковной паперти. Тем не менее любовный пыл его не оставил. В 1933 г. он, правда, оплакивает в специальных стихах свою любовь к Яр-Кравченко:

Он влюбился снова, и влюбился на свою беду в того самого поэта сибиряка Павла Васильева, которого Ивнев в свое время приголубил вместе с Есениным. Клюев посвятил ему такие стихи:

Он протягивает нить от Есенина к Васильеву, и нить отнюдь не поэти ческую, а, так сказать, функциональную — по роли в его жизни:

В середине стихотворения есть дерзкие и пророческие строки:

Васильев не скрыл клюевских авансов от влиятельного родственника своей жены. Это был редактор «Известий» и глава Союза советских писателей Гронский (И. М. Федулов). Гронский сам в воспоминаниях писал, как, возмущенный «антиобщественными выходками» Клюева, инициировал его ссылку: «Я позвонил Ягоде и попросил убрать Н. А. Клюева из Москвы в 24 часа. Он меня спросил: «Арестовать?» — «Нет, просто выслать из Москвы». После этого я информировал И. В. Сталина о своем распоряжении, и он его санкционировал».

Но просто из Москвы не высылали. 2 февраля 1934 г. Клюев был арестован и 5 марта сослан в Нарымский край сроком на пять лет. Но официальным обвинением было не нарушение нравственности, поскольку закона, запрещающего содомию, еще не было (правда, Постановление ВЦИК было принято 17 декабря 1933 г., до ареста Клюева, но законом оно стало только 7 марта 1934). Да и что можно было вменить в вину сексуального, какие такие ухаживания, которые бы были подсудными? Клюеву было вменено в вину «составление и распространение контрреволюционных литературных произведений». Это, кажется, первый и единственный случай, когда причиной осуждения была гомосексуальность, а поводом для ареста — политическая неблагонадежность. Обычно бывало наоборот.

В октябре его переводят в Томск — на тысячу верст ближе к Москве.

Здесь судьба подарила ему последнее утешение — свидание с томскими студентами, почитателями его стихов. Они прознали, что в городе находится Клюев, духовный отец и наставник Есенина. За чтение Есенина еще недавно исключали из комсомола. А Клюев еще и ссыльный! Тем не менее четверо студентов — Николай Копыльцов, Кузьма Пасекунов, Ян Глазычев и Виктор Козуров выбрались к нему. Клюев был обрадован, польщен и по просьбе студентов долго читал им наизусть стихи Есенина. Со слезами на глазах. Свои стихи читать отказался.

В марте 1936 г. его разбил паралич. Омертвели рука, нога и левый глаз. Дальнейшая судьба его долго была неизвестна. Ходили легенды, что он был освобожден и умер по дороге домой. По другой версии умер в Томской тюрьме от разрыва сердца. По третьей версии томский прокурор по обычной административной неразберихе получил сразу два распоряжения: по одному — освободить Клюева, по другому — расстрелять. Прокурор принял Соломоново решение: отправил наверх рапорт, что Клюев расстрелян, а самого Клюева отпустил. А в Ленинграде он был арестован вторично, отправлен в Архангельск и там убит лично начальником тюрьмы из нагана.

В годы перестройки выяснился его подлинный конец. В 1937 г. Сибирским НКВД было сфабриковано дело о кадетско-монархической подпольной организации, которая якобы готовила восстание против советской власти. Клюева подключили к нему. Летом парализованный поэт был арестован в Томске, допрошен, ничего не признал, тем не менее «изобличен», судим Особой тройкой и приговорен к расстрелу. Через две недели приговор был приведен в исполнение. Впрочем, Васильев был расстрелян в том же 1937 году. Не соединила их любовь, соединила смерть.