В общем, ещё по росе и утреннему туману войско вышло и от деревни Рэ свернуло на юго-запад к Шаффенхаузену.

— Пусть все, кто верит в Господа всемогущего, помолятся, чтобы даровал нам помощь в дороге и деле ратном, — распорядился генерал и сам был для всех примером.

До города дошли с трудом, дорога стала камениста и шла всё вверх и вверх, а ближе к Шаффенхаузену стала ещё и извиваться, кони сбивали копыта, но тянули и тянули пушки и телеги. Даже привыкшие к его походам солдаты, и те подустали.

— Скажите людям своим, что дело это последнее, коли возьмём город, так повернём вниз к реке, — Волков, видя, как измотаны его солдаты, говорил это офицерам.

И не врал им, в общем кампания подходила к концу, он чувствовал, что людям приходится делать над собой усилия, чтобы двигаться. Генерал боялся, что боевой дух слабнет в его войске с каждым днём, и солдаты всё больше ждут окончания своих контрактов.

Подошли к Шаффенхаузену, а город-то не прост. Волков даже обозлился на Дорфуса, почему он говорил, что город слаб. Где он слаб? В каком месте? С какой стороны к нему подступиться? Стены слабы, низки, башни стары, мосты сто лет не поднимались? Так всё это городу и не понадобится, если в нём найдётся тысяча людей, что не захотят Шаффенхаузен сдать.

Южной стеной город повёрнут к большой горе. Так и уходит на неё своим южным краем и самой южной стеной. С запада и севера его обтекает река, хоть и мелкая из-за сухого лета, но весьма быстрая.

Через неё было два моста. Большой деревянный и малый старый каменный. В том-то и дело, что мосты были. Один сожгли, второй разломали частью. Горожане, наученные горьким опытом Висликофена, уж постарались. Они и стену северную, что была за рекой и с большими воротами, вроде как стали укреплять.

Приехал Пруфф, он всегда прибывал последний — капитан не отходил от своих пушек, а они всегда тянулись в конце колонны — встал рядом с офицерами и, лишь взглянув на город, сказал:

— Дурни, укрепляют эту стену, и пусть, мы её бить не будем. Пушчонки у них там… Раз, два… Три, кажется, пушки вижу, затеют возню, а я тут много ниже их пушек буду. Да и далеко по стене бить, ядра будут силу терять.

Его уверенность в словах, его тон сразу приободрили офицеров, но полковник Брюнхвальд спросил:

— А какую же будем?

— Так восточную, вон и горка хорошая есть, почти что со стеной вровень, — сразу отвечал артиллерист. Он махнул плетью на восток, — вон, оттуда бить будем, я ещё с дороги приметил, что стена там крива. Древняя стена, долго не простоит.

— А пушки? — спросил Волков, разглядывая город врага, — они же их перетащат на восточную стену.

— Обязательно перетащат, — обещал Пруфф, — так что подраться придётся.

— А победите? — с некоторой неуверенностью спрашивал генерал.

— А как иначе? У нас картауна есть, у них калибры маленькие, картауне не чета, да и пушкари, — артиллерист поморщился, — когда эти городские олухи стреляли в последний раз? Неведомо. А у моих людей так звон от пальбы в ушах уже сколько времени не унимается? Поглядите на их одёжу, там места нет без прожжённых дыр. Нет, моим людям эти городские не ровня.

Тут с ним трудно было спорить. Волков и сам видел, он порой удивлялся, как наловчились часто и точно бить канониры Пруффа. Ни ядром, ни картечью не мазали.

— На ту сторону реки придётся переходить, — заметил капитан Кленк.

— Придётся, придётся, — соглашался Пруфф и снова указывал плетью, — вон те посады с восточной стороны частью разберём, — он махнул плетью ещё раз, словно смахивал что-то безжалостно, — частью пожжём к дьяволу.

— Будь я на их месте, увидав пушки, сразу сделал бы вылазку, — заметил Брюнхвальд.

— Истинно, истинно, — сразу согласился артиллерист, — так и сделают. Как господин Шуберт разровняет мне площадку, как только сожжём домишки вокруг и выставим орудия, жди вылазки.

— Господин полковник, — заговорил Волков. — Восточная стена ваша, перед воротами поставьте палисады.

— Будет исполнено, господин генерал, — отвечал Брюнхвальд.

— Господин капитан, — продолжал Волков.

— Да, господин генерал, — откликался Кленк.

— Южнее пушек выставьте сильные пикеты, чтобы со склона горы к позициям артиллерии не подобрались. Господин фон Реддернауф, у вас дело всё то же, я хочу всё знать, всё видеть, что происходит вокруг, и сейчас, и ночью тоже.

— Да, генерал, — отвечал кавалерист.

— Инженер Шуберт, вам быть в подчинении у капитана Пруффа. Майор Роха, начинайте жечь посады, где вам укажут артиллеристы.

Кажется, он отдал все нужные распоряжения, но ещё одно дело было. Да, и для этого ему потребовался не кто иной, как молодой прапорщик.

— Максимилиан, — окликнул знаменосца генерал.

— Я здесь, — отозвался тот.

— Хочу, чтобы вы съездили к стене и переговорили с ними.

— С кем? — немного растерялся знаменосец. — Горцами?

Волков не счёл нужным отвечать, а лишь с укором посмотрел на прапорщика и продолжил:

— Возьмите трубача, четверых гвардейцев и ветки зелени. Подъедете к стене и крикните им, что я желаю говорить со старшим.

— А если они не захотят?

— Не загадывайте, скажите, о чём я прошу, а уж коли спросят, зачем, так ответите, что, дескать, не знаю я, что делать с пленными солдатами и пленным генералом. И если не захотят они о них говорить, так я всех пленных велю казнить прямо здесь, под стенами, чтобы горожане полюбоваться могли. Буду казнить и тут же в реку мёртвых кидать. Так и скажите.

Максимилиан кивнул:

— Да, генерал, сейчас же и поеду.

— Максимилиан, — остановил его генерал.

— Да, генерал.

— Горцы хамы, будут браниться, задираться, так вы не отвечайте, не поддавайтесь, за хладнокровие вас и выбрал.

— Да, генерал, — ответил прапорщик и пошёл исполнять наказ.

А генерал, хоть время шло к вечеру, взяв с собой людей, поехал к южной стороне города посмотреть склон и гору. Он хотел знать, можно ли из южных ворот вывести незаметно людей для вылазки.

А стрелки Рохи тем временем, под вой старых баб, тащивших из домов всё, что можно было спасти, и угрюмые проклятия не спрятавшихся в городе мужиков, стали поджигать первые дома, что были возле пригорка, на котором суетились сапёры и артиллеристы. Роха, Шуберт и Пруфф стояли на пригорке, который выравнивали под пушки сапёры. И артиллерист указывал майору, которые дома жечь. Пруфф снова направлял свою плеть и говорил:

— Вот все те дома, что левее кирхи ихней, к дьяволу.

— Вон те? — уточнял Роха.

— Да, будут мешать мне. И те, что у реки, тоже запалите, чтобы вся стена была у моих ребят как на ладони.

— Сейчас запалю.

А Пруфф продолжал:

— Господин Шуберт, — он опять указывал плетью, — тут, фронтом к стене, поставьте мне корзины, насыпьте их землёй, пусть корзины будут в рост человеческий. Как они на эту стену пушки перетащат, сии корзины будут весьма полезны, для укрытия от их огня. Тут насыпь сделайте, уклоном от бруствера, чтобы орудия после отката сами назад скатывались. Чтобы прислуга меньше уставала.

— Каков угол уклона? — спрашивал инженер.

— Двадцати градусов будет довольно.

В общем, все люди его были при деле, хоть и не видел он сам, что они делают, но был уверен в том, что делают они всё как надо. Так как те, кто делать всё правильно не умел, на войнах не часто до седых висков доживали.

Волков, объехал город по кругу и убедился, что Пруфф выбрал стену для устройства пролома верно. Генерал увидел, как сапёры и артиллеристы, дружно помогая лошадям, уже тянут через реку картауну. На берег летит пепел и лёгкие угольки от горящих домов, лошади волнуются в реке, когда ветер доносит до них жар и дым, но возницы упрямо ведут их на другой берег, прямо в пожарище, а сапёры укладывают на берег доски, чтобы колёса тяжеленных орудий не вязли в сыром речном берегу. Жаль, что сегодня орудия не успеют сделать по стене ни одного выстрела. Ну ничего, Пруфф и Шуберт дело своё знают, может, уже на рассвете спесивые горожане услышат раскаты рукотворного грома, от которого станет им не по себе.