«Отказаться? Да ещё публично? Признать перед всеми своё поражение?»

— Нет, сие невозможно. Я обещал графине добыть ей поместье, — твёрдо сказал рыцарь. — Не захотят отдать добром, так силой заставлю.

— Силой? — епископ даже остановился. — Да не всё же можно решить силой!

— Не всё, но этот раздор можно. Приведу людей, возьму его замок и заставлю признать, что поместье принадлежит графине.

— Имейте в виду — наживёте себе вечного и кровного врага, такого унижения фамилия вам не простит, да ещё и герцог всегда будет на стороне родственников. И знать местная вся тоже, для неё вы вовеки будете чужим. Так и будете жить, лишь на меч опираясь.

— Я всю жизнь живу, на меч опираясь. Другой жизни я и не знаю.

— Вижу, отговорить я вас не смогу, — говорил отец Теодор, останавливаясь на ступенях храма. — Раз так, прошу вас быть во всеоружии. Коварен и хитёр род Маленов, иначе не стали бы они из мелких землевладельцев курфюрстами.

Он протянул кавалеру руку.

— Да, святой отец, — отвечал кавалер, целуя перстень на перчатке епископа. — Буду помнить предостережения ваши.

Уже светало, когда епископ входил в храм. Люди простые и богатые, и даже благородные, ждавшие попа у церковных ворот, старались наперебой подобраться к нему и тоже поцеловать руку, подносили к нему новорождённых или больных детей, чтобы получить для них от святого отца благословение. И старый поп никому не отказывал, со всеми был милостив.

А вот Волков был задумчив. Прежде, чем сесть в седло, взялся за луку, остановился и стоял так в раздумьях целую минуту, не меньше. А думал он лишь об одном: стоит ли тягаться с Маленами?

Так ли уж нужно ему это поместье? Епископ-то прав. Вся знать за графом пойдёт. Для них он чужак, выскочка, а они тут вместе веками живут. И герцог за графа будет. А Волков, Брунхильду ко двору провожая, уже думал о том, что она поможет ему с герцогом замириться. А если Малены ещё и город против него настроят, а они смогут, если постараются, на кого же ему тогда опереться?

Да, только на меч свой и сможет он опереться. Но поместье для сына как иначе добыть? Может, часть своей земли отдать? Но его земля — это глина, овраги, кусты бескрайние да пустоши. С Грюнефельде не сравнить.

Вот с такими думами и садился кавалер в седло.

— Надобно трактир какой найти, — сказал он, — завтракать пора.

Фон Клаузевиц, Максимилиан и Увалень спорить с ним не стали.

Нашли трактир прямо недалеко от кафедрала. На вид был хорош, а еда оказалась дрянью, видно, повара были никудышние. Поели молока, мёда и хлеба, всё остальное, что им приносили к завтраку, есть было невозможно. Принесли жареную кровяную колбасу, а она несъедобная. Такое сало было прогорклое и вонючее, на котором её жарили, что с ней и рядом-то сидеть нельзя было, не то, что есть. И пироги, видно, были с тем же вонючим салом. Волков так разозлился, что звал к себе трактирщика и таскал дурака за волосы, бранил и заставлял его самого жрать те пироги. И платить ни за что не стал, даже за молоко с хлебом.

Так и не наевшись, поехали они к ратуше, где кавалер хотел повидать бургомистра и поговорить с ним о проделках этого графского холуя фон Эделя. Что он говорит, да с кем встречается, да к чему призывает славных горожан. А заодно и выяснить, что господа городские советники думают насчёт дороги.

Проезжая по улице Печников, в одном проулке, что выходил на эту улицу, он увидал человека. Человек тот был верхом и было сразу видно, что он из добрых людей. При железе нешуточном, при кинжале, в бригантине, бородат отменно, серьёзен, глаза у него острые и непокрытая голова. Горяч.

Волков, встретившись с ним взглядом, уже думал господину поклониться, так как казалось ему, что он где-то его видел, да господин тот вдруг глаза отвел и стал разглядывать старую, закопчённую вывеску колбасной лавки.

Ну и ладно, поехали дальше.

Бургомистр, как и положено, был в ратуше. К нему люди шли вереницами. Но как показался Волков, так всех иных людей он оставил.

— Рад сообщить вам, друг мой, что вопрос по дороге до владений ваших почти решился положительно, — сразу заговорил господин первый консул города Малена Виллегунд.

— И что же повлияло на решение господ советников? — спросил Волков с чувством приятного удивления.

— Во-первых, уголь, который стал возить ваш племянник в город, а во-вторых, причастность к сему делу господина Кёршнера.

— Не понимаю, а что господ советников так взволновало?

Бургомистр чуть ближе наклонился к кавалеру:

— Часть городского купечества стала волноваться, что Кёршнер сам построит дорогу до вашей пристани, — многозначительно сказал Бургомистр.

— Ах вот как…

— Да, — продолжал тот, — уголь, что вы привезли в таких хороших количествах, многих господ негоциантов удивил. Говорят, они посылали верных людей смотреть ваши пристани на реке, ваши склады. И после того стали волноваться, как бы ваш родственник Кёршнер не построил к вам дорогу сам. Они думают, сам построит, да потом никого к ней не допустит. А у них уже к вашей пристани аппетиты имеются.

Это было очень хорошо. Волков обдумывал услышанное, а бургомистр продолжал:

— Господа негоцианты уже думают о покупке земли у вас, чтобы строить себе склады у вашей пристани при амбарах.

— Мне стоит подумать о том, — отвечал кавалер нейтрально.

«Чёрта с два они получат хоть аршин моей земли. Будут пользоваться только моими складами. Кажется, мне и барж парочку стоит прикупить».

Приятно всё это было слышать, но сейчас кавалера волновал другой вопрос:

— Друг мой, дошёл до меня слух, что некий господин фон Эдель в городе, не скрываясь, интригует против меня.

Господин первый консул развёл руками:

— Никто не может ему того запретить, — он чуть помолчал. — Тем более, что представляет он фигуру в наших краях весьма значимую.

— И что же думают о том уважаемые в городе люди?

— Ваши позиции незыблемы, уважаемый господин фон Эшбахт, — улыбаясь отвечал бургомистр. — И уже не будем говорить о ваших славных делах и победах, а вспомним лишь о вашей пристани и доступе к реке. О вашем угле из Бреггена и о лесе, который лежит на вашем берегу и дожидается лишь хороших дорог. Все говорят сейчас только об этом, уверяю вас, а все усилия графа и господина фон Эделя тщетны.

— И это всё, что говорят? — уточнил Волков.

— Ну говорят ещё, что городу на руку вражда двух важнейших в графстве персон, за одним из которых стоят все земельные сеньоры, а за другим три сотни солдат и боевой опыт. Советники и главы гильдий говорят, что сии персоны отныне будут более сговорчивы, так как будут у города искать поддержки. То нам надо обращать городу в выгоду.

Спорить с таким было глупо. Волков понимающе кивал.

— А ещё говорят, — продолжал бургомистр, — что вы во Фринланде разбили огромный лагерь и собираете там тысячи солдат. Говорят, что война с кантоном Брегген скоро опять возгорится. И что вы пойдёте к ним на их берег.

Конечно, кавалер прекрасно понимал, что втайне от всех его лагерь держать не удастся. Но такие слухи… Он даже и не знал, что ему на это сказать. Надо было ещё подумать, что было бы для него лучше: подтвердить эти слухи или опровергнуть их. Наверное поэтому, несмотря на заинтересованный взгляд бургомистра, Волков ему так ничего и не сказал на сей счёт.

Он бы ещё поговорил с господином первым консулом, но у того было много просителей и посетителей. Поэтому кавалер не стал его задерживать. И предложил поехать к родственнику, купцу Кёршнеру, на обед.

Господа фон Клаузевиц, Максимилиан и Увалень были этому весьма рады — все знали, что дом купца славится гостеприимством и весьма богатым столом.

Самый богатый и самый большой дом Малена, чего уж тут говорить ещё. Большая конюшня, слуги. Огромный обеденный зал. Слуги так расторопны, а хозяева так радушны, что Волков чувствовал себя тут едва ли не герцогом. Кухня? О кухне и говорить нечего. По сравнению с кухней дома Кёршнеров кухня графов Маленов была мерзкой трактирной стряпнёй. Даже повара-монахи епископа не могли тягаться с поварами богатейшего купца графства.