В общем, когда Еган открыл калитку, то увидал простого и немолодого монаха, что вымок от зимнего дождя:

— Доложи хозяину, что видеть его желают.

— Кто желает, как доложить? — спросил Еган.

— Скажи монах аббат Илларион, пришел, сосед ваш.

Он вошел в дом осенил себя святым знамением, всем улыбался, поклонился Волкову, подошел к очагу, протянул к нему руки, стал греться и сказал:

— Господин, велите людям вашим уйти, разговор не для ушей слуг и женщин.

— Если угодно вам будет, мы можем наверх подняться. Там нам никто не помешает, — сказал Волков, беря у Егана полотенце и вытираясь.

Он был почти раздет, мылся, так как поздно встал сегодня.

— Дозвольте мне у огня остаться, кости стариковские так быстро промерзают, — просил монах, не отходя от огня.

— Идите все, - сказал кавалер и стал надевать рубаху.

Все стали уходить, а монах остановил брата Ипполита и брата Семиона:

— А вы останьтесь братья мои, вас разговор коснется.

Брат Семоин все понял сразу, а юный брат Ипполит искренне удивился:

— И меня коснется?

— И тебя сын мой, и тебя, — говорил аббат, продолжая греть руки. — Это ведь не без твоего участия сожгли колдуна в Ференбурге?

— Я? Без моего?.. Что? — лепетал брат Ипполит.

— Это ведь ты вел запись допросов колдуна?

— Что? Когда? — спрашивал брат Ипполит, юноша был не на шутку перепуган. — Ах да, я вел. В Ференбурге. А что, я не имел права?

Аббат успокаивающе похлопал его по плечу, и стал рассказывать, как рано утром на церковном совете, нунций и канцлер добились от архиепископа обещания начать дознание, против них за то, что они прав на то не имея, учинили суд, ну и за то, что грабили город Ференбург. И что кавалера Фолькофа, велено взять под стражу. А для братьев монахов Ипполита и Семиона будет собрана епархиальная комиссия, дабы дала она ответ, не зло ли чинили братья Матери Церкви, не в ересь ли они впали. Аббат не жалел красок, чтобы эти трое, и кавалер и монахи, прониклись, и поняли что дело не шуточное. И они прониклись, юный брат Ипполит стоял, ни жив, ни мертв, от одного слова «комиссия» его в жар бросало, и покачивало, а брат Семион, был более опытен в таких делах, потому и собирался он немедля купить коня или мула и бежать прочь из города. А кавалер сидел чернее тучи, смотрел на аббата исподлобья, словно это он, а не нунций с канцлером все это затеяли. И прощался он с этим прекрасным домом, и думал, что делать ему с землей у городской стены, не конфискуют ли ее, и не приостановят ли вексель императорский по суду. А ведь могут. В общем, было ему, о чем грустить. Было.

— Значит, нам бежать надо? — наконец спросил он аббата.

— Ну, коли вас ни что не держит, то бегите, — отвечал аббат, отходя от огня и присаживаясь на лавку за стол, — но я думаю, что вам есть, что тут терять, — он оглядел дом. — И почет у вас есть, и знакомства вы тут уже завели. И расположение архиепископа.

— Так что ж делать нам? — спросил Волков.

— Ну, так делайте от обратного, — сказал аббат, — как говорят в народе, клин клином вышибают. За забором ваши мой монастырь, братство Святых вод Ердана, ступайте туда, найдете брата Иону, он у нас в Ланне комиссар трибунала святой инквизиции. Он знает толк в кострах, пожег дочерей сатаны во множестве. Идите к нему, он ждет вас, поедете с ним на юг, ведьм ловить, а пока ловите, к весне, дело ваше глядишь и утрясется. А если даже и не утрясется, то вернетесь сюда, как люди святого трибунал, понимаете, — он многозначительно поднял палец, — как люди святого трибунала. И брат Иона о вас скажет что вы люди его, и кто ж вас тогда посмеет упрекнуть в том что вы колдуна сожгли, а воровство и вовсе доказать не смогут. Вы же все у еретиков отобрали.

Аббат встал, снова постаял у очага, погрелся:

— И помните, архиепископ не давал добро на это, нунций вынудил его, и канцлер, — он пристально глянул на кавалера и потом на брата Семиона, — не милы вы ему отчего-то. Канцлер упорствовал, рыл землю как хряк под дубом. Вот и все. Пойду, мне пора идти.

— Отец мой, не хотите ли позавтракать? — предложил Волков. — Сейчас будет у нас завтрак.

— Праздно живете сын мой, у людей обед уже вот-вот, — отвечал аббат и пошел к двери, остановился у брата Ипполита и потрепал юношу по щеке, дал поцеловать руку, — не волнуйся сын мой, Бог не выдаст, как говорится… канцлер не съест. Идите к брату Ионе. Ждет он.

— Еган, Сыч, — крикнул Волков, — проводите гостя.

Отец Иона лысел, был немолод, тучен, и чревом велик, и вид имел вовсе не страшный, не таким представлял его кавалер. Сидел он в монастырской столовой один и ел рыбу жареную с луком. Рыбы лежали на большом деревянном блюде, и было их много. Увидав Волкова и Максимилиана, отец Иона махал им рукой, звал за стол, угощал карасями. Волков за стол сел, да не до карасей ему было, не до карасей. А вот брат Иона был вальяжен и празден, ел карасей, заливаясь жиром, и стараясь не подавиться костями, и говорил при том, не вытирая жира с губ и подбородка:

— Отец Илларион хлопотал за вас, хлопотал. Говорит, взять вас ведьм ловить, а я думаю, отчего же не взять, возьмем, конечно, раз нужда у вас есть. Правда, не хотел я до весны ехать. Не люблю я по зиме… холодно. Хотя и в жару я не люблю… Но раз настоятель просит, так кто ж ему откажет, поедем по зиме, брат Николас и брат Иоганн готовы, так что как вы готовы будете, так и поедем, ждать настоятель не велел.

— А что от меня нужно? — спросил кавалер.

— Так охрана и люди расторопные, берите две дюжины пеших, да еще дюжину о конях. В места тихие поедем, на юг по реке Альк и в приток ее до Рунгоффа, и далее на юг. Там народ тихий, богобоязненный. Еретиков нету. Трех дюжин добрых людей будет достаточно. Да две повозки большие возьмите, для трибунала и писарей.

— А платить людям казана будет? — уточнил кавалер.

— Зачем же казна? — продолжал есть карасей отец Иона. — Инквизицию святую кормит сатана и дети его, сын мой. Имущество ведьм, чернокнижников и еретиков — есть имущество дьявола, и пусть оно нам в помощь будет. Да простит нас Господь.

— А поймаем мы ли ведьм каких-нибудь, чтобы затраты покрыть? — не отставал от монаха Волков.

— Да уж не волнуйтесь рыцарь, у меня уже тринадцать доносов есть, а как дознание начнем, так они нам и на других укажут, они всегда перед Божьим судом говорить начинают, — успокоил его отец Иона. — Людишки про ведьм нам пишут, даст Бог ведьмы да колдуны с имуществом будут, авось без серебра нас не оставят. Так что найдите три дюжины людей на три месяца и можем хоть завтра ехать. И про возы для святых отцов и писарей не забудьте.

— Люди будут завтра, — обещал кавалер, вставая, — завтра поутру и поедем.

— Ну что ж, завтра, значит завтра, — отвечал отец Иона, беря новую рыбу, — помолимся да поедем потихоньку сатане на горе.

Волков вышел из монастыря быстрым шагом, он был сосредоточен и скор. Максимилиан едва поспевал за ним, придержал ему стремя, сел на коня сам, Волков глянул на него и сказал:

— К отцу скачите, скажите, работа есть для людей его, пусть найдет коней двенадцать, и два мягких воза, для святых отцов, скажите, чтобы на заре были все готовы выступить из города, уходим на три месяца, на юг пойдем святых отцов охранять и ведьм ловить, деньга будет.

Юный Максимилиан Брюнхвальд только кивал, он чувствовал, что происходит что-то важное и был оттого взволнован. И поскакал по улицам к отцу, а Волков поехал к банкиру Кальяри, посоветоваться, да может быть переоформить землю у стены.

Карл Брюнхвальд узнав от сына о поспешном деле, медлить не стал, пошел на рынок, купил возки, да коней, да провианта на месяц, на всех своих людей. Продавцов послал к Волкову за деньгами. У самого денег на все это не было. А сам с людьми своими уже к вечеру готов был выступать, и люди его рады были — охрана дело легкое, а деньги всем нужны.