— Баскак Вагиз в ворота ломится!

— Ну и в чём дело? — пожал плечами старший боярин. — Ломится — впусти.

— Мы с башни видали — злой вельми, — вздохнул Афанасий. — Как бы чего не натворил.

— Ребята! — повернулся к находившимся в гриднице дружинникам Космачов. — Будьте наготове. А ты, Афанасий, впусти баскака, а то ещё сильней вражина разозлится.

Хитрых убежал.

— По местам! — скомандовал Дорофей. — Усильте охрану княжеских покоев. Андрей! Возьми десять бойцов и стань у палаты князя. Никого не пропускай.

— Даже татар?

— Татар особенно. А будут ломиться внаглую — рубите их!

— И Вагиза?

— И Вагиза.

— Да как же?..

— Да так же! Если что, я в ответе.

Дорофей выглянул во двор. Там суетились гридни. Маша руками, им что-то кричал и показывал на ворота Афанасий Хитрых. Два дружинника, дёргая засовы, никак не могли их открыть.

«Надо дворскому сказать, чтоб смазал засовы, — подумал Дорофей. — А то ведь этот басурманин подумает, что мы не хотим его впускать».

Наконец ворота распахнулись, и, размахивая плёткой и семеня короткими ногами, во двор буквально ворвался Вагиз с кучкой татар. Дружинники сразу же преградили им путь, пропустив лишь баскака.

Баскак разъярился ещё пуще, его нукеры обнажили сабли, ополчились и княжеские дружинники. К Вагизу подошёл Афанасий, что-то сказал, и баскак, немного успокоившись, побежал к терему.

Дорофей встретил гостя в коридоре. Вагиз кричал на ходу:

— Где коназ?

— Не ори, — тихо проговорил Дорофей. — Без князя обойдёмся. Заходи, — показал на дверь приёмной палаты. Когда вошли, баскак повторил:

— Где коназ?

— На что он тебе? К чему дитё тревожить?

— Куда Маркяла Буня дела?

— Маркела? — удивился боярин и не без ехидства спросил: — Что? Пропал?

— Не притворялся, Дорофея, ты Маркяла прятала!

— Я не притворяюсь, — уже серьёзно покачал головой воевода. — Маркела я не трогал. Он вечно мотается где попало, вот небось и прихватили разбойнички.

— Тебя, Дорофея, плохо делал буду! — пригрозил Вагиз. — Где Маркяла?

— Ты, баскак, не пугай, не из пугливых, — сузил глаза боярин. — А Маркела, повторяю, я не трогал.

— А кто трогала? — забегал из угла в угол Вагиз.

— Почём я знаю?

— Ты отвечал перед Ногай будешь! И твоя щенка коназ Афанасия отвечал!

— Во! А Маркел что, татарин? Почему я за него отвечать должен? — удивился Дорофей.

— Она нам помогала!

— Ну и что?

Вагиза от злости аж передёрнуло. Конечно, он понимал, что за гибель Маркела никто отвечать перед Ногаем не будет. Это внутреннее дело самих русских, кого из соотечественников казнить, а кого миловать, и потому, ещё немного повертевшись, он спросил уже мягче:

— Тута казмак была?

— Кто-кто? — не понял Дорофей.

— Казмак!

— Казмак... Казак?

— Казак, казак! — закивал Вагиз.

— Я не первый раз от вас это слово слышу, — усмехнулся Дорофей. — А кого вы так называете?

— Бродяга, разбойник. Раз Маркяла к ним попала, выручала Маркяла.

— Я?!

— Ты.

Боярин пожал плечами:

— Да кабы даже и знал, где они, и то б я тебе в этом деле помощником не был. Казаки-разбойники у князя не в подчинении.

— Врала, Дорофея! Ты знала, где казмак стоянка имела. У казмак атамана — коназ Данила.

— Князь Даниил? — опешил Дорофей.

— Коназ Данила. Что рот раскрыла?

— Да первый раз слышу, что он тут. Он же в степи сгинул, ярлык на княжение у князя Афанасия...

— Данила жива. Она сбежала и казмак стала. Его Маркяла признала. Коназ Данила Елец приходила.

— Не может быть!..

— Может. Я к Ногай ехала и говорила, что коназ Данила казмак стала. Коназ Афанасия отвечала была, если коназ Данила не ходила с повинная к Ногай.

— Да князь Афанасий-то тут при чём? Ребятёнок же! — оторопел Дорофей, но Вагиз уже повернулся к двери.

— Я хан поехала! — И вышел вон. Во дворе он что-то крикнул по-татарски и скрылся за воротами.

— Ишь, Ногайку ханом уже называет! — глядя в окно вслед татарам, проворчал Дорофей. — Езжай! Езжай куда хошь! Плевать я на тебя хотел!..

Вошёл Афанасий Хитрых. Вздохнул:

— Что делать-то будем, воевода?

Дорофей пожал плечами:

— Да дела не из хороших. Баскак мне такое сказал, что никак не пережую. Будто в лесах князь Даниил объявился, а Маркел об том прознал и доложил баскаку. Как думаешь, может такое быть?

— Думаю, может, — кивнул молодой боярин. — По Ельцу тоже слушок ходит, что князь Даниил в лесу скрывается с целой дружиной и готовит на татар нападение.

— А знаешь, Афанасий... — вдруг задумался Дорофей. — Несколько дней назад я видел нищего, уж больно статью на князя Даниила похожего. Только лицо у него было всё грязью заляпано. Я хотел было остановиться, но передумал, а теперь вот жалею... Выходит, не случайно Маркел исчез...

— Маркел исчез?! — изумился Хитрых.

— Баскак требовал от меня вернуть Маркела, но мыто ведь его не трогали. А тогда кто? Вагиз же пригрозил карой самого Ногая. В общем, новая угроза над нами нависла. Немедля надо искать местечко, куда в случае чего можно бы князя Афанасия спрятать. Без него нам конец. Город сгорит — новый построим, а князь погибнет — ничего уже строить не придётся. Так вот, бери, Афанасий, дюжину дружинников и поезжай в лес дремучий, куда-нибудь на Красивую Мечу, что ли. И сооруди там убежище, чтобы невзгоду пересидеть. Может, ещё и придётся где подальше на север новый детинец ставить и там князя Афанасия прятать, а потом новый ярлык на княжение в Орде добывать. Понял?

— Понял, воевода, — кивнул Хитрых. — Когда ехать?

— Да хоть завтра.

Рано лёг князь Даниил, намаялся за день. Достраивали его терем... Хотя какой там терем — просто большая, высокая, просторная изба с крыльцом. Терема княжеские обычно выкрашивали в яркие жёлтый и красный цвета, но здесь яркость опасна, заметна для недруга, и потому специально добыли зелёной краски, под круглогодичный цвет хвои. Сегодня спешили достроить, и князь тоже помогал. Ну и забили наконец последний гвоздь, последний мазок провели. Когда отделались, поужинали, князь помылся и надел чистое бельё, завалился на новую мягкую постель и сразу уснул, да так крепко, что проспал без памяти до полуночи. И... вдруг проснулся.

Сначала не понял, где находится. Телу мягко, приятно пахнет свежей краской. Встал, выглянул в окно — снег выпал, но не густо. А облака пропали: небо чистое, и при полной луне светло кругом от искрящегося снега, как днём. Князь вспомнил, что он в новых хоромах, на новой постели... Жены только рядом нету... И сразу так тоскливо стало...

Снова прилёг, задремал, и перед мысленным взором — лес. Жутковатый, дремучий... Какие-то мерзкие крупные зелёные букашки забегали по телу, аж мороз по коже... И вдруг — исчезла и эта нечисть, и лес, стало светло-светло, а вокруг — бескрайнее поле с колосистой, желтеющей нивой.

«Хлеб пора убирать», — подумал князь.

«Пора...» — откликнулся кто-то, как эхо.

Даниил оглянулся и ахнул: перед ним, вся в белом, развевающемся на ветру одеяньи, она... его Аксинья...

— Аксиньюшка... Откуда ты?.. — прошептал князь. — Как давно мы не виделись...

— Давно... — снова, как эхо. — Ах, Данилушка, как же я по тебе тоскую... Мучают меня тута, и заступиться за меня, сиротинушку, некому... Но вот отпустили нонче к тебе на минуточку, сжалилися... Как же постарел ты, Данилушка, жизнь у тебя, наверно, несладкая...

— Да какая без тебя жизнь, Аксиньюшка! — горько вздохнул Даниил. — А как увидел тебя — вновь радостно стало, душой отогрелся. Дай же я обниму тебя, родная, дай расцелую!..

— Нельзя, Данилушка! — отпрянула Аксинья. — Нельзя, не велено!

— Да кем же не велено?! — чуть не заплакал князь. — Ты ж жена моя венчанная!

— Не велено тем, кто меня отпустил... А теперь всё, пора возвращаться. Прощай, соколик мой ясный, прощай...