— Блаженные не рыбалят, они воды боятся, — всматриваясь в рыбаков, возразил Порфирий.

— Всё равно придурки! — заявил Аристарх.

— А Бог с ними, — махнул рукой Порфирий. — Куда дале?

— В Юрьев заглянем? — предложил Варфоломей.

— Зачем? — глянул на рыжего соратника атаман.

— А вдруг Трофим что знает?

— Если б Трофим знал, непременно сообщил бы, — отрезал Порфирий. — От него вестей нет, знать, и делать нам тута нечего. В Кстов спешить надо, к Никодиму. Там наверняка Козьма с Фомой скрываются, там, коли его не выдали или не убили, может быть и князь.

— Зря ты, батька, так Трофиму доверяешься, — покачал головой Аристарх.

— Ты, Ариска, молод ещё, чтоб о людях судить, — нахмурился Порфирий. — Я Трофима сто лет знаю — он не подведёт.

Аристарх замолчал. Притихла и вся команда. Прошли без приключений Юрьев-Повольский, затем вотчину бывшего Великого князя Владимирского Андрея Городец, потом Нижний и наконец причалили к берегу Волги напротив Кстова.

— Осторожней там, — посоветовал соратникам атаман. — Нагрянем к Никодиму, как снег на голову.

Сильные, выносливые и смелые ушкуйники без особого труда преодолели изгородь Никодимова двора, быстро обезоружили сторожей и ворвались в хоромы.

Их встретили напуганная челядь и уже взрослый сын Никодима Епифан.

— Вы что ломитесь в мою дверь?! — визгливо закричал Епифан.

На шум прибежала заспанная жена Никодима Прасковья и, угадав Порфирия, заломила руки:

— Что ж ты делаешь, разбойник? Раз мужа нету, так думаешь, за нас некому и заступиться, бесстыжая твоя душа?!

— А где он? — буркнул Порфирий.

Прасковья побледнела, слёзы градом хлынули из глаз.

— Не прикидывайся, душегуб! Небось по твоей милости к праотцам ушёл!

— Как к праотцам? — оторопел атаман.

— Так! Твои ж отщепенцы, Фома да Козьма, сбили его с толку! — рыдала вдова. — Какого-то князя Никодимушка искать подался, да там и сгинул, сердешный... Уж девять дней справили, сороковины подходют!

— Во дела-а, — удивился Порфирий и, немного помявшись, спросил: — А Козьма с Фомой больше не объявлялись?

— Не было их, поганцев, — всхлипнула Прасковья.

— Ладно! — повернулся Порфирий. — Тута нам делать больше нечего, пошли в Керженец.

— К Трофиму сперва загляните! — крикнул вдогонку ушкуйникам Епифан. — Батюшка прежде к нему ходил, а потом в Керженец. И Козьма с Фомой, может, щас у него.

— У Трофима? — замер атаман.

— А что тут такого?

— Да нет, ничего... Ты уж прости, Епифан, и ты, Прасковья, — извинился Порфирий. — Простите, Бога ради...

— Ну? К Трофиму? — когда сели в ушкуй, спросил Аристарх.

— Не знаю, — нерешительно покачал головой атаман. — При чём здесь Трофим? Неужто и он, змей, с этими татями повязан?

— Не, ну Епифан же намекнул, — пожал плечами Варфоломей.

— Ладно, — после недолгого раздумья согласился Порфирий. — Идём к Трофиму...

Обратный путь волнам навстречу был хотя и привычным, но тяжёлым. Природа уже клонилась к осени, потянули холодные северные ветры, да и быстрое течение... Гребцы прилагали немалые усилия, чтобы преодолевать все надводные и подводные препятствия. И наконец ушкуйники причалили к берегу возле посада Юрьева-Повольского.

...Трофима застали в трапезной, и по разинутому рту, багровости щёк и выпученным глазам было ясно, как он рад появлению старого знакомца.

— Не ждал? — усмехнулся Порфирий.

Трофим вроде бы очнулся, медленно давясь, проглотил слюну и заикаясь молвил:

— К-к-как?

— Что — как? Я говорю, не ожидал моего прихода? — повторил Порфирий.

— Д-д-дык я ж... Я ж в-сегд-д-да тебя ж-ж-ду... — промямлил Трофим и резко вскочил: — С-садись, с-садись, г-гость ж-желанный!..

— Нежданный гость хуже татарина? — усмехнулся Порфирий, садясь за стол. — Особливо такой гость, как я. Татар небось лучше принимаешь?

— Да что ты, что ты, Порфирий Пантелеевич! Ты для меня самый желанный гость!

— Желанный, говоришь? — искоса глянул на купца атаман. — А где Козьма с Фомой?

— К-какие Козьма с Фомой?

— Что? Не знаешь таких?

— Отчего ж, з-знаю... Но я думал, они с тобой... Они же твои люди...

— Были мои, стали твои, — стиснул зубы Порфирий.

Трофим совсем побелел:

— Д-да н-нету их у м-меня... И ч-что им т-тута д-делать?..

— Князя ловить.

— К-какого к-князя?..

— Такого! — врезал по столу кулаком Порфирий так, что дубовая доска треснула. — Говори, сука, ты ходил на Керженец?

Купец обмер:

— К-какой К-керженец?..

— Так ты ничего не знаешь?

— Не-не-не...

— Ну, гляди, перевёртыш! — Порфирий встал. — Ежели про тебя худое услышу, не жилец ты! — Повернулся к товарищам: — Поплыли в Керженец. Народ тамошний как следует расспросим...

После внезапного появления и такого же внезапного исчезновения Коня Порфирий Платонович стоял долго и неподвижно как истукан. Кто это был? Зачем?..

«Тать хотел меня убить, — думал купец. — Но не убил... А вдруг назад воротится? Бежать бы, да мочи нету, ноги не поднять. И челюсти свело — рта не раскрыть, а холопы не заходят. Неужто побиты?..»

Порфирий Платонович неуверенно шагнул и... упал, грохнувшись головою об пол. Зато вернулся дар речи, и он взревел:

— Михей! Сука! Ты где?!

В палату вбежали холопы и среди них Михей.

— Ты где был? — держась за голову и морщась, стал с трудом подниматься купец.

Его подхватили и поставили на ноги.

— Где был, супостат поганый? — замахнулся на Михея Порфирий Платонович. — Хозяина бросил! Кто на мои хоромы нападал?

— Не знаю... — прошептал Михей.

— Не знаешь?! — Купец оглянулся: — Пров! На дыбу его! В батоги!

— Хозяин!.. — рухнул несчастный на колени. — Не надо! Я не виноват!..

— Прочь! — рявкнул купец, и холопы вмиг скрутили и крепко связали Михея. Он стонал, хрипел, вырывался, но сами дрожащие за свои шкуры холопы безжалостно выволокли его наружу.

— Пров, останься! — крикнул им вслед Порфирий Платонович.

— Слушаю, хозяин! — замер у порога Пров.

— А тебе ведомо, кто тут был, что ему надо и почему сторожа его прозевали?

— Я только из Пскова, Порфирий Платонович, и ничего не видал.

— А как Михей мог татя впустить?! — снова вспыхнул купец.

Пров робко вздохнул:

— Да говорят, вельми этот тать матёр и страшен.

— Мне наплевать, каков он! — рявкнул Порфирий Платонович. — Михей обязан был умереть, но остановить разбойника! Теперь вот пущай батогов изведает!

— До смерти забить прикажешь? — тихо спросил холоп.

— До смерти! До смерти! — аж подпрыгнул от злости купец. — Чтоб другим неповадно было и чтоб все знали, как хозяина бросать! Позови мне Аполлинария!

Пров нерешительно затоптался у порога, но хозяин гаркнул:

— Что, сам на дыбу захотел?

Холоп стрелой вылетел из покоев и вскоре явился с палачом. Вообще-то Аполлинарий работал на конюшне, но помимо прочего занимался ещё и наказанием провинившихся челядинцев. Облик его был столь дик и страшен, что, говорили, когда он входил в конюшню, даже лошади начинали дрожать от ужаса, проявляя, однако, полную покорность, дабы не навлечь на себя гнев конюха. А люди тем более становились в его руках вялыми, немощными и иной раз отдавали Богу душу ещё до того, как Аполлинарий брался за дело.

— Михея забить до смерти! — приказал купец, а когда Аполлинарий вышел, повернулся к Прову: — Иди в город и найди того разбойника. Найди и притащи сюда. Я за все мои страхи с него живого шкуру сдеру!

Прошло несколько часов. Михея уже закопали, а Профирий Платонович после полуденной трапезы лёг отдыхать. И тут в покои вошёл озадаченный Пров.

Купец, не поднимаясь с постели, буркнул:

— Ну? Упустил татя?

— Нет.

— Привёл?

— Нет.

— И то — нет, и другое — нет, а что да?

— Его не взять.

— Это почему же? — прищурился купец.