Первым очухался Фома, с трудом поднялся и сквозь мрак тумана и ночи увидел бесчувственное тело Козьмы. Наклонился, схватил приятеля за ворот и оттащил подальше от реки. Бросил Козьму и сам, обмякнув, опустился на землю. Вздохнул:

— Светает...

Буря почти угомонилась, и Фома глянул на Козьму.

— Живой? — толкнул его в бок.

Козьма приподнялся на локтях, проворчал:

— Гдей-то мы?

— На том свете! — хмыкнул Фома.

Козьма осклабился:

— Шуткуешь всё? А где ушкуй? Где Порфирий?

— Ежели наши дружки не утопли, то где-нибудь поблизости, думают, как бы половчей нас споймать и порешить.

— Бежать надо к Никодиму.

— К Никодиму?! Да нам хоть бы до Трофима добраться.

— А как?

— Вплавь.

— Хватит трепаться! — разозлился Козьма и с трудом встал. — Бежать надо! Что сидишь, как истукан?

— Не ори! Атаман сыскался! Сам знаю, что надобно. Втравил, а теперь орёт! — не на шутку разошёлся Фома. — Порфирий поймает и тебе первому на одну ногу станет, а другую выдернет вместе со всем нутром!

— Он и тебя не пожалеет.

— Не пожалеет, но ты будешь первым.

— Заткнись, пёс смердячий, и так тошно!

— Тошно — поблюй!

— Вот пёс, не унимается!.. Да пошли же! — И, свесив плетьми руки, Козьма пошатываясь, побрёл вдоль берега. Фома, ругаясь, тоже поднялся и поплёлся за ним.

Шли долго. Воздух после бури был до предела напоен влагой, и дышалось тяжело.

— Мочи нету! — рухнул на песок возле воды Фома. — Иди один, я тута останусь...

Козьма рыкнул:

— Вставай, сука! Порфирий нагрянет — враз утопит!

— Пускай топит, чем так мучиться!

— Да ты, гад!.. — И вдруг Козьма осёкся, а потом завопил: — Фома! Лодка!

Фома вскочил, как ошпаренный.

— Где?! — И увидел. У берега плескался на мелких волнах челнок. Вслед за Козьмой он залез в челнок и заметил: — Да это ж наш, с ушкуя.

— Оторвался, видать, во время бури, — буркнул Козьма. — И не утоп же.

— Гля, и весло тута. Будем по очереди грести.

Фома первым взял весло, и подгоняемый течением чёлн быстро поплыл в сторону города Юрьева-Повольского...

В хоромах купца Трофима шумно. За столом бражничали Никодим, Михей — тот человек, который пытался заговорить с Козьмой во время досмотра ушкуя возле Нижнего, — и ещё несколько гостей. Увидев на пороге ушкуйников, Трофим опешил:

— Откудова такие чумазые?! С неба свалились?

— С неба не с неба, а со дна речного выбрались, — тяжело садясь на лавку, молвил Козьма. Потом глянул зло на Михея: — Ты что ж, скотина, меня выдал?

— А ну не скотинься! — вскипел Михей. — Говори толком, что стряслось?

Козьма повернулся к Трофиму:

— «Не скотинься»... Да рази ж так делают?! Порфирий с Прошкой махом смекнули, что у меня рыло в пуху, когда этот дурак, — кивнул на Михея, — стал за мной гоняться и что-то шептать. Из-за него чуть жизни не лишился, спасибо буря помогла да вон Фома. Еле выплыли!

И вдруг...

— Нам нужен князь Даниил, — резко встал один из незнакомцев.

— И на кой? — ухмыльнулся Козьма.

— Денег небось татары пообещали, — проворчал Фома.

— От татар легче плёткой по спине схлопотать, — скривился Никодим, — хотя, не скрою, за этого князя они заплатить готовы. Но дело не в том...

— А в чём?! — перебил Козьма. — Мы с Фомой из-за ваших шашней чуть жизни не лишились! Я с Порфирием плавал и горя не знал, а теперь что? И добычу потерял, и Порфирий со свету сведёт! И пошто же я, дурь несусветная, — хлопнул себя по лбу, — тебе, Никодим, о князе разболтался? Я ж говорил: не трожь его, иначе с Порфирием дело иметь будешь! Говорил или нет, стервятник меченый? — ударил кулаком по столу Козьма.

— Да мы б его и не трогали, — бесстрастно пожал плечами Никодим. — Но вишь, какая оказия: дюже большим врагом он оказался.

— И чем же это ненашенский князь тебе мог навредить? — не сдавался Козьма. — Он же за тридевять земель отсюдова жил.

— Князь-то дальний! — ветрел и Фома.

— Умолкни, щень подслепая! — оборвал его Трофим и опять повернулся к Козьме: — Вот этих людей видишь?

— Ну, вижу. И кто такие?

— Товарищи Рвача.

— Кого-кого? — удивился Козьма.

— Рвача, купца из Липеца.

— А тебе этот купец кто?

— Мы с ним дела разные делали, и от него я доход имел во сто крат больший, чем от твоего Порфирия.

— Но при чём тут князь?

— А при том, что этот сволочной князь и его родичи убили Рвача. Они вот приехали, — кивнул на незнакомцев, — и рассказали. А зовут их Маркел и Ксенофонт.

— Так где князь Даниил? — подошёл к Козьме Маркел. — Он нужен татарам.

— Ну а мне что с того будет? — прищурился Козьма.

— Новгородскими гривнами расплатимся.

— И сколь гривен положишь?

— Да уж не обижу.

Козьма умолк, начал что-то прикидывать. Потом кивнул:

— Ну ладно, поверю. Обманешь — сам в убытке окажешься. Он в Керженце.

— Где?! — удивился Трофим.

— В Керженце, у Оленя.

— У Оленя?.. — протянул Трофим и покачал головой: — Этот его ни в жисть не сдаст.

— Сдаст, куда денется, — заверил Козьма. — Все керженята щас в лесу на добыче, а в слободе одни бабы, дети, старики да Олень. Бери холопов поболе, вооружай их, и идите на Керженец посуху.

— Зачем посуху? — недоумённо посмотрел на собеседника Трофим. — По воде хоть и дольше, но сподобней.

— Торопиться надо, — пояснил Козьма. — Если Прошка с Порфирием в бурю не утопли, то заметят, что нас с Фомой нет, и непременно устроят погоню. Глядишь, ещё до тебя доберутся, и тогда пощады не жди. Да и с Керженцем надо поосторожней, чтоб Порфирий не узнал, что вы туда пошли. Хотя мне так и так конец. Уж куда деваться — не знаю.

— Ладно, не сипи! — скривился Трофим. — Русь велика. Что ты потеряешь? Семьи у тебя нету. Во Владимире или Рязани пристроишься, будешь со мной торговлей заниматься: и спокойно и выгодно. А ведь на ушкуе, как верёвочка ни вейся, всё одно конец покажется. Хватит тебе гульной жизни, пора остепеняться.

— А я? — подал голос Фома.

— В холопы пойдёшь.

— Чево?

— Да не кипятися, — махнул рукой Трофим. — Без дела не останешься. У меня на Руси лавок много, оборотистые и надёжные люди нужны. Не будем терять время. Никодим! Бери десятка два моих холопов и в Керженец.

— А сам с нами пойдёшь?

— Зачем?! — возмутился Трофим. — Ты вроде мужик сообразительный, а не понимаешь, что мне туда никак нельзя. Я же ваша опора, разве могу я в Керженец лезть? А вдруг Порфирий узнает?

— А ежели про нас узнает?

— Да мы уже договорились, дубина! — вышел из себя Трофим. — Тебе какая разница, в Кстове жить или Суздале? Да в Суздале ещё сподобней, Суздаль — не Кстов, и Порфирий туда не ходит. И в Рязани, и в Ростове Великом он не показывается. Я любого где хошь спрячу, но мне с Волги уходить нельзя: вас же, псов, кормить надо. А Волга — это золотая жила, из которой я деньгу плету и вас, дармоедов, содержу!

— Ну всё, не лайся, — стал успокаивать Трофима Никодим. — Хотя по мне бы этого князя лучше в покое оставить.

— Нельзя! — вмешался Маркел. — Дело Рвача перешло ко мне, а этот князь, коли выживет, не даст развороту ни мне, ни вам. Сгинет — и порядок, а пока Афонька вырастет, уже другое время наступит.

— Кто такой Афонька? — поинтересовался любопытный Фома.

— Да выродок Даниила, князь Афанасий Елецкий, — пояснил Ксенофонт. — Он годами мал и потому не опасен, пущай княжит. А Даниила в живых оставлять нельзя, он наше дело расстроит.

— Ну? Теперь вам всё ясно? — спросил бывших ушкуйников Трофим.

— Куды ж ясней, — согласился Козьма.

— Так вперёд! — скомандовал Трофим.

Калистрат с несколькими ушкуйниками, не успев как следует обсушиться и отдохнуть, были посланы атаманом искать на берегу Волги какое-нибудь поселение. Порфирий же и Прохор присели у костра и долго молчали, уставившись на языки огня.