Глава восьмая
Конная и пешая рать князя Александра Липецкого и конница Харалдая плотным кольцом окружили Воргол. Скоро загорелся обезлюдевший посад. Жители частью успели укрыться в дремучем лесу, а частью уйти в город, решив отстоять его или умереть вместе с остальными воргольцами. Но нападавшие не спешили штурмовать стены, лишь вступали в мелкие стычки со смельчаками, выезжавшими за ворота поиграть со смертью. Воргол казался неприступным. Он стоял на правом берегу, на крутом, обрывистом в некоторых местах мысу, почти в устье одноимённой реки. Крепостные стены из вековых дубов на твёрдом основании из массивного камня, добываемого по берегам Быстрой Сосны, примыкающий к стенам земляной вал и глубокий ров...
— Этот кремник неприступен! — со знанием дела заявил Харалдай. — И как это его так легко взял недавно Ахмат, ума не приложу.
— Тогда Воргол был укреплён хуже, — пояснил Александр. — К тому же трусливый князь Олег убежал в Орду и защищать город было некому: за князем и вся дружина разбежалась. А сейчас Олегу деваться некуда, и обороняться он будет, как затравленный зверь.
— Да-а-а, плохи наши дела, — приуныл татарский тысячник.
— Почему же плохи? — возразил князь Липецкий. — Как посад догорит, с его пологой стороны и пойдём на приступ.
— Зимой надо брать Воргол, зимой! — с досадой махнул рукой Харалдай.
— А чем бы я до зимы вас кормить стал? — зло зыркнул на него князь. — У меня и самого небогато с пропитанием, а тут ещё твоя орава!
— Мои воины и без тебя прокормятся! — рассердился и Харалдай.
— Прокормятся! Так, что во всём Черлёном Яре до самой Рязани живой души не останется! Вон, смотри, что делают! — указал князь в сторону горящего посада. Видимо, случайно оставшаяся в нём женщина, спасаясь от огня, выбежала на луг и попала в руки татарских воинов. Она визжала и отбивалась. — Прикажи, чтоб отпустили бабу, а то велю своим гридням примерно наказать извергов, воюющих разве что с женщинами!
Харалдай скрипнул зубами.
— Остынь, князь. Не хватало ещё нам между собой сцепиться! — Он что-то сказал одному из нукеров, и тот ускакал. Тысячник же надменно предупредил: — После взятия Воргола мои воины три дня будут его грабить. Это их законное право, и ты не посмеешь им мешать.
Александр промолчал.
...Вечерело. Огонь на посаде всё не унимался, и густые клубы дыма плотной пеленой застилали небо.
— По всем дорогам расставить дозоры! — приказал Василию Шумахову князь. — А ты, Севастьян, смотри за воротами, на случай ночной вылазки ворголят.
Александр остановил свой взор на Харалдае. Он уже полностью оправился от ордынской встряски и ощущал себя хозяином положения. Тысячник почувствовал это, но на рожон не полез. Только медленно протянул:
— И я расставлю свои дозоры.
— А зачем? — прищурился Александр. — Не подумай, что я вам не доверяю, но твои люди в темноте не отличат воргольских воинов от липецких.
— Так ты своими дозорами и моих бахадуров охранять собираешься? — вспыхнул Харалдай. — Это похоже на плен, а я твоим пленником быть не хочу!
— Ладно, не кипятись, — пожал плечами Александр. — Что предлагаешь?
— Выставить совместные дозоры. Пополам напополам.
— А командовать кто будет?
— Командует пускай твой человек.
— Василий Шумахов годится?
— Годится. Он по-татарски разумеет, пускай командует...
Опытный Василий распределил несколько дозоров по дорогам, ведущим к воротам Воргола. Сторожить северный выход из города было поручено Севастьяну Хитрых с двумя русскими и тремя татарскими воинами. Из русских с ним были брат Афанасий и Кирилл, ненавидевший князя Олега за убийство отца и Пантелеймона лютой ненавистью. Севастьян попросил у Харалдая самых отчаянных воинов, которые вдобавок ещё и говорили бы по-русски. Харалдай дал, однако он не знал о тайном замысле боярина: уничтожить князя Олега, но спасти родной город. Поделиться же с тысячником этим планом Хитрых, естественно, не мог: как ни верти, в жилах того текла кровь падкого на грабежи и насилие кочевника, и даже принятие христианства не могло победить этого древнего могучего зова степняцкой крови.
И вот дозорные расположились напротив северных ворот Воргола.
— Ну что, молодец, попытаем счастья? — тихо спросил у Кирилла Севастьян.
У парня загорелись глаза.
— А как? Все стены охраняют, наших в Ворголе нету...
— Почему нету? — вмешался Афанасий. — Баба моя тама!
— А разве её не убили?! — удивился Кирилл.
— Не, братухиных жёнок побили, а мою не тронули.
— А почему?
— Откуда я знаю.
— Ну а доверять-то ей можно?
— Баба надёжная, — обиделся Афанасий.
— Так! — повертел головой Севастьян. — Тогда надо думать, как в город проникнуть.
— А чего тут думать? — раззадорился Афанасий. — Полезли через Гатькину сторону. Я там часто лазил, даже во время Ахматовой рати спасались с женой. Оттуда до моего дома рукой подать. А уж после будем кумекать, как от Олега окаянного избавиться.
— Я там тоже когда-то лазил, — подтвердил Севастьян. — И впрямь укромное местечко. Но вдруг сейчас сильную охрану поставили? И потом. Допустим, нам повезёт и мы проникнем в город. Но... Слушай, но почему же твоя жена жива осталась, а другие погибли?
— Она что, виновата? — обиделся Афоня.
— Кто знает, — протянул Севастьян, пристально всматриваясь в темноту. — Не продалась ли княжеским холопам? Я хорошо знаю его лисью натуру. Мстителен и хитёр, побил и братьев наших, и наших жён, а вот твою оставил в покое. Не кажется тебе это странным?
— Нет, не кажется! — уже разозлился Афанасий. — Ты князю враг, а я кто такой? Простой мужик. На кой ляд я ему нужон? Он про меня небось сроду не знал и знать не хотел!
— Слушайте, — поморщился Кирилл. — Скоро светать будет, принимай решение, командир. Я думаю, кто не рискует, тот не побеждает.
— Верно гутаришь, — кивнул Севастьян. — Что ж, на всё Божья воля. Кому в огне сгореть, тот не утонет. Вот только с татарами что делать будем?
— С собой возьмём! — не задумываясь, предложил Афанасий. — Нам там, — показал пальцем на стену крепости, — каждый воин сгодится. Тем более такие воины, как татары.
— А ворота? — спохватился Кирилл. — Кто их без нас охранять будет? А ну как ворголята утром вылазку сделают? — Ч-чёрт! — поскрёб бороду Севастьян. — Действительно, негоже бросать дозор... Афоня! Лети-ка во весь опор и разыщи Василия Шумахова. Он где-то неподалёку должон разъезды проверять...
Вскоре Афанасий вернулся с Шумаховым. Задумка Севастьяна и тому пришлась по душе, только вот что скажет князь? Дёмке-то за своеволие уже доставалось, а теперь и он сам...
— Слушайте, а где Демьян? — спросил Василий.
Хитрых пожал плечами:
— Не видал. По-моему, в дружине его нету.
— Опять, стервец, что-нибудь учудил! — рассердился Шумахов. — Всё б ему на рожон лезть! — Помолчал. — Да и нас, ребята, князь за самовольство по головке не погладит.
— Победителей не судят! — отрезал Севастьян.
Шумахов хмыкнул:
— Ну, вы ещё не победители... Ладно, валяйте, а то солнце скоро взойдёт. С Богом! А на ворота я других людей поставлю...
Смельчаки быстро преодолели заграждения Гатькиной стороны воргольского детинца и оказались прямо во дворе дома Афанасия.
— Что-то слишком легко мы начали, — боясь сглазить удачу, покачал головой Севастьян. — Как бы потом туго не пришлось!
— Ничего, братушка, — успокоил его не склонный к раздумьям Афанасий. — Самое трудное позади, теперь дело за малым — убить князя Олега и предложить воргольским жителям сдаться.
— Твоими бы, Афоня, устами да мёд пить. «За малым» ! — с досадой глянул на безмятежное лицо брата Севастьян. — Лучше сходи домой да узнай, на месте ли жена. Интересно, как она тебя встретит? Может, уже нового мужика завела?
Афанасий побледнел:
— Не говори напраслины, брат! Ещё ничего не знаешь, а обвиняешь человека во всех смертных грехах!