Явившись в Сарай, Олег Воргольский в первую очередь посетил хазарина Самуила.

Самуил встретил гостя с распростёртыми объятьями — уж слишком милы были его сердцу предатели русского народа. Своих-то выродков, подобных Олегу, хазары не жаловали: петлю на шею — и в омут. Сели, заговорили.

— Человек до того сложная натура, — мудрёно начал Самуил, — что его не понимает иногда и сам человек.

— Это ты к чему? — поморщился князь Воргольский. — Слушай, я приехал не твои забубённые речи слушать, а искать суда у царя на зарвавшегося татя Александра!

Самуил внимательно посмотрел на собеседника, кашлянул в кулак и откинулся на спинку кресла византийской работы, вывезенного из разгромленного Онуза. Вздохнул:

— Ты, урус, — дикарь, варвар, тебе не понять философии людей высококультурных. Вы, русские, только и способны разбойничать, а рассуждать, мыслить — это не ваш удел...

— Я к тебе, хазарин, повторяю, не нравоучения слушать пришёл! — разозлился Олег. — И ты прямо отвечай, не юли: поможешь мне упросить Телебугу обуздать Александра или нет?

— Ну вот! Чуть что — сразу орать. Варвары, одно слово. Ни тебе поговорить, ни помыслить. И сколько же вы крови нам попортили! А ведь каких-то триста лет назад мои предки с вас, дикарей, не хуже ордынцев дань брали, князей киевских в узде держали... — сжал кулаки Самуил. — Но нет, нашёлся змей, Святослав Игоревич!.. Небось и ты его семя?

Олег кивнул:

— Святослав Игоревич пращур мой.

— Вот потому и неохота мне тебе помогать, — сердито посмотрел на князя Воргольского хазарин. — Не знаю, почему хан Батый с вами церемонился. Всех вас, Урусов, надо было под корень уничтожить!

— Это за что же?! — удивился Олег.

— А за то, что оставь хоть одного из вас в живых — вы снова расплодитесь, как черви после проливного дождя. И снова начнёте из себя великий народ корчить. Подумаешь — Великая Русь! А ещё — вы отняли у меня всё!

— И что же я у тебя отнял? — прищурился Олег.

— Да ты знаешь, варвар, кто я такой?

— Но-но, полегче! — вскипел Олег. — Я тебе не варвар, а русский князь, Рюрикович. А вот ты кто такой?

— А я — прямой потомок великого царя Хазарии Иосифа. Если бы не нашествие язычника Святослава, мне бы сейчас принадлежал трон. Мы, иудеи, повелевали диким хазарским племенем, а Святослав Киевский отнял у нас всё. И я рад, что монголы отомстили вам за наше унижение. Бату-хан построил Золотую Орду на месте древней Хазарии, и мы ещё скажем своё слово. Мы сотрём с лица земли остатки вашего государства. А ты нам поможешь!

— Я тебе не помощник, — покачал головой князь Олег. — Я за вотчину свою борюсь, за землю моих предков, на которую посягнули Святослав с Александром!

— Ну ладно-ладно, — внезапно успокоился Самуил. — Пускай будет по-твоему. Ты борешься за своё, мы — за своё, но сейчас наши интересы совпадают. А раз так, то я твой друг. Я схожу к Телебуге и упрошу его тебя принять, но учти: за целостность твоей шкуры не ручаюсь. За смерть Адыла хан готов пол-Руси сжечь и половину русских в полон согнать. Ступай и готовься к худшему, но, может, и минуют тебя чёрные тучи.

Хан принял князя Воргольского не сразу. Олег Ростиславич посетил нескольких знатных мурз, одарил их соболями, серебром да златом. Они обещали содействовать его делу, но хан всё хранил молчание. Неизвестность измучила Олега. Не к добру это, ох, не к добру! Доходили слухи, что Телебуга гневается, а раз так, то что взбредёт ему в голову — одному Богу ведомо. Каждый день томительного ожидания подрывал здоровье князя. Страх перед гневом хана не отступал ни на минуту. Ломота в груди, боли в сердце, сильная одышка... А бесконечные суровые зимние ночи казались иногда мрачной вечностью.

Князь мало спал. Бывало, ночью совсем не смыкал глаз. Однажды задремал под утро — и вернулись жуткие видения. Будто задрожала земля и ослепительно яркое солнце вдруг раскололось на три части, которые начали беспорядочно летать по небу. Пламенные эти куски выписывали какие-то непонятные фигуры, а потом один неожиданно со свистом и грохотом полетел вниз, до рези в глазах освещая округу и всё сильнее сотрясая землю. Он летел прямо на Олега и по мере приближения всё явственнее превращался в окровавленную голову убиенного Святослава Липецкого. И голова эта, широко раскрыв рот и оскалив белые клыкастые зубы, кричала: «Я иду за тобой, ничтожный князь Воргольский и Рыльский!..»

Олег в неописуемом ужасе дёрнулся — и с грохотом свалился с кровати. Вбежал Ермолай.

— Князь, князь! Что с тобой? Очнись! — начал трясти он Олега. — Хан зовёт!..

Олег не сразу пришёл в себя. На четвереньках, словно животное, стоял он на полу и, вытянув шею, безумными глазами смотрел на лекаря. При слове «хан» с трудом поднялся и сел на постель. Его пробила лихоманка...

Ермолай покачал головой:

— Ты болен, княже, куда ж тебе к Телебуге в таком виде? Он будет взбешён...

Олег попытался взять себя в руки:

— Я иду к хану! Давай собираться!..

В княжеских покоях засуетились, забегали, и скоро Олег вышел в бушующую на улице пургу, сел на коня и в сопровождении небольшой свиты отбыл к хану Золотой Орды.

Телебуга был мрачен. Казалось, его раскосые глаза окосели ещё сильнее. Он зло глянул на Олега и, выдержав мучительную, показавшуюся князю вечностью паузу, буркнул, а толмач перевёл:

— Где Адыл?

— Разбойник Александр убил его! — воскликнул Олег. — Но я уже казнил одного из убийц мурзы!

— Кто подтвердит? — бесстрастный вопрос.

— Адылов нукер, оставшийся в живых.

— Этот трус и беглец казнён, — словно деревянный идол, отчеканил Телебуга. — За измену хозяину ему сломали хребет, а тело разрубили и бросили на съеденье голодным собакам. — Хан помолчал и вдруг вкрадчиво проговорил: — То же будет и с тобой.

— За что?! — истошно завопил Олег.

— За что?.. — ощерился Телебуга. — В колоды его! — И нукеры мгновенно выволокли князя вон. На его шее сомкнулись деревянные колодки, в дерева были зажаты руки, а ноги Олегу связали и как куклу бросили в холодный сырой подвал.

От ужаса и боли князь потерял сознание, а когда очнулся, то почувствовал себя точно в ледяном мешке. Попытался встать, но стягивающие шею и запястья деревянные колодки стали душить его. Хотел закричать, но лишь захрипел. Откуда-то взялся сторож-татарин. Он приподнял Олега, посадил его, прислонив к стене, и поправил колодку.

— Сидель тыхо, коназ! — рыкнул татарин. — А то шей амба будь, — провёл по своей шее ребром ладони. И Олег испуганно умолк.

Сколько прошло времени, он не знал; уже свыкся с колодками и ждал только окончательного приговора хана. И вот однажды утром в подвал вошли несколько татар и русских.

«Конец!..» — подумал князь, и ему вмиг представилась жуткая картина казни, которую в последнее время татары практиковали особенно часто, сдирая с живой жертвы кожу и ломая по суставам конечности. Он дикими глазами взглянул на вошедших, завопив что есть мочи:

— Не хо-чу!.. — и в припадке начал биться всем телом о стену. Изо рта полилась густая пена, и Олег, захлестнувшись в колодках, потерял сознание. Один из татар, рискуя отрубить ему голову, ударом сабли расколол деревянные путы, и к Олегу допустили Ермолая, который прибег к уже испытанному способу — велел раздвинуть кинжалом стиснутые зубы, а сам налил в рот из глиняной бутылочки целебное питьё. Князь сделал несколько глотков и сразу обмяк. В камеру вбежали три холопа и быстро помыли Олега, одели в чистое платье и отвезли домой.

День и ночь колдовал Ермолай над своим хозяином. Вспоминая прошедшее, князь всё никак не мог поверить, что его жизнь вне опасности. Ему вновь и вновь мерещились колодки, отрубленные головы, и от этих видений Олег снова проваливался в чёрную яму забытья. Наконец приступы падучей прекратились, и примерно через неделю хворь отступила. Из-за болезни Олег ещё не знал, что хан в последний раз простил его, дал отряд конницы и что татарское воинство уже готовится выступать в поход на Александра. Правда, ещё раз принимать у себя князя Воргольского Телебуга не собирался: опасался новой вспышки своего гнева, а Олег был ему ещё нужен, чтобы расправиться с непокорным Александром. Об этом, кстати, просил хана и Самуил.