Но князь его снова не слышал. В его сознании теперь горела степь, и языки огня касались лица Даниила. Он хотел бежать, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. И так всё страшно, и так всё больно... И вдруг... И вдруг пламя исчезло, а но выгоревшей степи помчались кони, а потом... Потом степь оказалась не степью, а морем, которое бушевало и плескалось, но по нему неудержимо неслась татарская лава. А впереди скакал важный татарин, и на острие копья он нёс окровавленную голову князя Александра. Татарин что-то крикнул, махнул копьём и швырнул голову в Даниила. «Отплывай от берега! — кричала голова. И она всё не падала, а летала и кричала, только почему-то чужим голосом: — Греби дальше от берега!.. На плёс греби!.. Уходи на середину!..» Потом послышался сильный удар, треск дерева и истошный вопль:

— В борт попал раскосый!

— Не пробил? — испуганно спросил другой человек.

— Кажись, нет. Уходи, уходи, налегай! Шибче! Шибче!..

Потом что-то шлёпнуло по воде.

— Во, видал? Уже не достаёт! — возбуждённо заметил первый. — Кажись, ушли. Ну что, зайцы косые? Кишка тонка достать ушкуйников! А вот хрен вам в рожу!..

Даниил открыл глаза. Вокруг суетились люди, на него они не обращали никакого внимания. Князя замутило, и он простонал:

— Пи-и-ить...

Но стон был таким тихим и слабым, что его никто не услышал.

«Как больно, как тяжко, — мелькнуло в голове Даниила. — Где я? И что это за люди?..»

— Пи-и-ить...

На этот раз его услышал Порфирий и гаркнул во всю глотку:

— Прохор, окаянная душа! Ты пошто князя на солнцепёке бросил?

— Так я ж помогал отбиваться, — стал оправдываться знахарь.

— Без тебя с татарвой сладим! — не унимался Порфирий. — За больным гляди! Почему навеса нету? Ты его зажарить собрался? Ежели с ним что случится, я тя самого на костре поджарю!

Порфирий толкнул Прохора в спину и ушёл, а знахарь ещё с кем-то сделали матерчатый навес над князем, принесли воды и попоили страдальца. Даниилу стало легче. Он вздохнул:

— Я где?

— У нас, — ухмыльнулся Прохор.

— А вы кто? Друзья?

— Друзья, друзья. А ты князь?

— Князь...

— Александр?

— Что? — не понял Даниил.

— Я спрашиваю, ты князь Александр?

— Нет...

Прохор вытаращил глаза:

— А кто же?!

— Князь Даниил Елецкий...

— Во, а кто ж тогда князь Александр?

— Мой отец... — прошептал Даниил и, дёрнувшись, от резкой боли снова потерял сознание.

Долго плыли вверх по Волге ушкуйники. Даниил до сих пор был на грани жизни и смерти. Он то приходил в сознание, то опять впадал в забытье, однако в моменты прозрения вспоминал о своих злоключениях и рассказывал о них своим спасителям. И когда благополучно миновали булгарский город Биляр и вошли в пределы Руси, когда вёсла коснулись своей, русской волжской воды, Даниилу стало легче. Его начал лечить воздух Родины...

Но хотя вокруг уже была Русь, ушкуйники продолжали проявлять осторожность.

— До Нижнего недалече, — озабоченно проговорил Порфирий. — А кто сейчас во Владимире князем — Дмитрий Переславский али Андрей Городецкий, а можа, Данила Московский?

— Да нам-то какая разница? — пожал плечами Козьма.

— А такая! — строго глянул на него старшой. — Ежели Дмитрий, то нам итить сподобней, тута Городецкого владенья. Но ежели Андрей, то туго придётся: ему татары уже небось донесли о наших подвигах и непременно потребуют споймать нас. И в Нижнем наверняка уже поперёк Волги какая-нибудь засада имеется. Андрей будет из пупа лезть, чтоб угодить татарскому хану, словить нас и отправить в Сарай вместе с князем этим, как его...

— Елецким, — подсказал Козьма.

— Во-во, Елецким...

— В Кстов починок заглянуть надоть, — предложил Прохор.

— Заглянем, — согласился Порфирий, вглядываясь вдаль. — Козя, давай бери челнок и сходи в Кстов. Повидай наших, расспроси, что и как. Там Никодим уже должон знать, что в голове у Андрея Городецкого сидит. А мы пока тута на Волге побарахтаемся.

На воду спустили двухместную лодочку, на которой Козьма с ушкуйником по имени Фома уплыли в разведку.

С берега потянул ветерок и возмутил гладь Волги. Вспенившиеся волны с возмущением ударили в борт ушкуя, и он закачался, запрыгал. Намаявшись так, ладья успокоилась. Но не успокоились ушкуйники. Проводив на берег Козьму, они с волнением стали ждать его возвращения.

Внешне спокоен был лишь князь Даниил. Он явно шёл на поправку и уже привык к водным качелям. А сейчас — то ли свежий ветер придал силы, то ли они и так уже возвращались в тело, но впервые за время странствия князь попросился встать. Прохор помог ему, и Даниил присел возле борта, опершись локтями на дощатый выступ.

«И куда ж мне теперь? — думал Даниил. — Липец уже не восстановить, в Ельце показываться нельзя. Да и цел ли Елец-то? Небось ногайцы спалили всё сплошняком до самой Тулы и Рязани. А жив ли сынок, кровинушка моя, Афонюшка?..»

Тоска взяла душу князя, горло перехватила печаль, дышать стало трудно, и из глаз полились слёзы. Хотел их стереть, но не смог: слаб ещё, беспомощен. Так и сидел, всхлипывая и шмыгая носом.

— Что, князь, думки затерзали? — раздался за спиной голос Порфирия.

Даниил вздрогнул, тяжко вздохнул:

— Всё я потерял, Порфирий, всё!.. Княжество татары сожгли, людей побили... Куда мне теперь? Слыхал я ваш разговор. Князь Андрей Городецкий меня продаст, князь Дмитрий Переславский — продаст. Все меня продадут, да и вам я обуза. Уж лучше утопите меня или заколите, как вепря, и в воду бросьте, только татарам не отдавайте! Прошу тебя, Порфирий!..

— Да ты что, князь! — замахал руками вожак ушкуйников. — Мы за тебя не только татарину, любому глотку перегрызём. Козьма щас узнает на берегу, что да как, вернётся, а потом мы переправим тебя в Новгород Великий. В монастыре отлежишься, а дале как хоть. Хошь с нами по Волге гуляй, хошь домой иди. Конём снабдим, поможем, ежели надо — с тобой поедем. Коли там всё тихо, княжество своё возродишь, а не дадут татары — к нам вернёшься. Мы завсегда рады будем. В Новгороде Великом жить станешь...

— Спаси тебя, Порфирий, Христос... — прошептал Даниил. — Я поправлюсь и в долгу не останусь...

— Ладно-ладно, князь. Не трать силы попусту, они ещё пригодятся. Ложись, поспи. Ещё неизвестно, как нам в Новгород пробираться придётся, посуху али по воде. Ложись... — Порфирий помог Даниилу лечь и ушёл.

Томились ушкуйники, Козьму дожидаючись. Вот и восток заиграл, первыми красноватыми лучами забрезжил. Скоро утро, а Козьмы всё нет и нет.

«Не схвачен ли татарами или людьми Андрея Городецкого? — думал Порфирий. — Недобер час, нагрянут на ладьях на нас басурмане — не отобьёмся. А может, ещё кого послать, чтоб осторожно осмотрел враждебный берег?.. Да нет, Козьму так просто не взять, не дастся он в руки супостатам... А вдруг всё-таки взяли? Что тогда? Ладно, подожду ещё чуток, там видно будет...»

Восток с каждой минутой всё краснел и золотился, разгребая черноту по краю, а потом и по всему небосводу, пряча под пробивающуюся голубизну сонливые звёзды.

Порфирию уже совсем невтерпёж. Заходил взад-вперёд по ладье, споткнулся обо что-то и заорал:

— Варфоломей!

— Што надо, батька? — подбежал молодой рыжеволосый ушкуйник.

— Почему беспорядок? — ещё пуще взревел Порфирий. — За борт захотел? Всякую дрянь разбросали, пройти нельзя! Убрать!

— Слушаюсь! — кинулся наводить порядок Варфоломей.

— Ипат! — позвал другого подчинённого Порфирий.

— Я!

— Как думаешь, почему так долго Козьмы нету?

— Да всяко может быть, батька, — пожал плечами Ипат. — Я уж и сам размышляю, не беда ль приключилась? Козьма на ход быстёр, а тут...

— Собирайся! — сурово зыркнул на него атаман. — Бери Савватея, спускайте другой челнок — и к берегу. Да не сразу вылезайте, присмотритесь, чтоб не попасться супостатам.