— И мне досталось! — подхватил Вьюн. — Во, гля, руку перешибли, поднять не могу. Что теперь делать? Ты-то кормить меня не будешь!
— Да уж в беде не бросим, — помягчел Конь. — Где мертвецы-находники?
— Вон лежат. Мы их на край слободы стащили, — показал Пыряй на чернеющие возле леса трупы.
— Пошли глянем, можа, кого угадаю.
Всматриваясь в лица покойников, Пыряй вдруг воскликнул:
— Да это же!..
— Я его тоже ране видал, — заметил Вьюн. — Погодь-погодь... Данилу он на ушкуе привозил, точно. Кажись, Прохором звать...
— А Порфирия тут не было? — спросил Конь. — Атамана ушкуйников?
— Не, не было.
— Значит, он Прохора послал... — пробормотал Конь. — Но зачем же им Данила занадобился?
— Данила — князь... — многозначительно развёл руками Вьюн.
— Какой князь? — удивился Конь.
— Не знаю какой, но князь. Потому, видать, они за ним и гоняются.
— Вон оно что... — почесал затылок Конь.
— А его с находниками не было, — показал вдруг пальцем на Прохора Вьюн.
— Как не было?! — нахмурился Конь.
— А так. И откудова он потом в кучу с трупами попал, не знаю.
— И я его живого тоже не видал, — согласился с другом Пыряй. — Меня стукнули по башке, и я упал, а очухался, брани нету. Стали мертвяков разбирать — гляжу, и этот тута...
— А кто князя искал? Имена какие слыхали?
— Погоди-ка... — задумался Вьюн. — Одного Козьмой звали...
— И он тоже на том ушкуе был! — заявил Пыряй.
— Та-а-ак... — протянул Конь. — А ты не обознался?
— Да не обознался! Точно он!
— Значит, Порфирия работа! — скрипнул зубами Конь. — А ещё из ушкуйников был кто?
— Да кажись, ещё один, белобрысый, — кивнул Пыряй. — Он возле Козьмы отирался.
— А сколь их всего было?
— Человек тридцать, — пояснил Вьюн. — Только остальные не ушкуйники.
— У них на лбу отметины нету, ушкуйники они али нет, — постучал себе по голове Пыряй. — Можа, чьи холопы? Правда, все с татарскими саблями.
— Ладно... — буркнул Конь. — Ясно. Это Порфирий устроил. Только вот не возьму в толк, зачем ему надо было князя сперва привозить, а потом с кровью забирать. И куда же всё-таки он делся? Могли его душегубы утащить?
— Могли...
— Значит, наш святой долг гостя освободить! — рубанул воздух ребром ладони Конь.
— Верно, верно, — закивали мужики.
— Завтра убиенных похороним, — заключил Конь, — тризну справим и поспешу в Великий Новгород. Я этого Порфирия из-под земли достану! Всё, слобожане, хватит гутарить, пошли по домам. Никуда от меня проклятый ушкуйник не денется!..
Глава вторая
Большое горе посетило Керженец. Но горе отгоревали, убитых похоронили, справили тризну и снова окунулись в повседневные заботы. Многие мужчины возвратились в лес за добычей, а Конь, наказав братьям Вепрю и Соловью сделать запасы на зиму и для его семьи, собрался в дорогу, простился с молодой женой, оседлал кобылу и отправился в дальний путь, в Великий Новгород.
В тех краях он никогда не был, но по рассказам отца, который несколько раз навещал Великий Новгород, представлял направленье стези и потому, особо не плутая, преодолел немалое расстояние, миновал болота, Ильмень-озеро и оказался у стен города необычайной красоты.
Раскрыв рот смотрел Конь на дивный град. Ему, лесному жителю, казалось, что попал он в сказку, и — оробел, долго топтался возле стен, не решаясь заговорить со снующими туда-сюда горожанами. Но наконец набрался смелости и...
— Это Новгород? — робко спросил у высокого светловолосого дружинника.
— Новгород! — засмеялся тот. — А что, не верится? Впервой тута?
— Впервой, — вздохнул Конь и вошёл в город. Шёл по шумной улице, вертел по сторонам головой. Людей — туча, он столько за всю свою жизнь не видал.
Немного освоившись, остановил пожилого горожанина:
— Ты Порфирия не знаешь, мил человек?
— Боярина? — спросил новгородец.
— Да можа, и боярина, я не ведаю. Он на ушкуе по Волге плавает.
— Ну, бояре плавают редко, — улыбнулся горожанин. — По Волге плавают только купцы да разбойники.
— Тогда, стал быть, он разбойник али купец.
— Ну, этих тута много, и Порфириев середь них полно. Один живёт совсем рядом, вон его хоромы, — указал пальцем горожанин.
Конь поблагодарил и пошёл дальше, ведя лошадь в поводу.
«Ну, я ему покажу!» — думал Конь, однако, поразмыслив немного, решил ещё осмотреться. Новгород произвёл на него огромное впечатление, и люди здесь были какие-то другие — степенные, важные. И те, что одеты в богатые кафтаны, и те, чья одёжа попроще.
Были, правда, и лапотники в сермягах, будто непосильным грузом согнутые, торопливые и суетливые.
Конь совсем осмелел и с вежливым поклоном остановил ещё одного горожанина.
— А ты не знаешь, добрый человек, где тута Порфирий живёт?
— Порфирий? — протянул новгородец. — А какой?
— По Волге какой плавает, купец-ушкуйник.
— Да много у нас Порфириев, — почесал затылок прохожий. — Вот есть, к примеру, Порфирий Платонов сын...
— Платонов?! — обрадовался Конь. — Мово Порфирия, кажись, тоже Платоновым величают! И где живёт?
— Возле степени.
— Где-где?
— Возле степени. Степень — это место, где вече провозглашает избранного посадника, понял? Иди дальше в город, там покажут. А кто тебе этот Порфирий, кум, что ли?
— Какой кум! — недовольно посмотрел на собеседника Конь. — Я ж сказал — ушкуйник-душегуб!
— А-а-а!.. — протянул горожанин и пошёл своей дорогой.
Конь не переставал вертеть головой, глазея на белокаменные храмы с золочёными куполами, высокие деревянные хоромы богатых людей. И наверное, долго бы он бродил ошеломлённый величием и красотой Новгорода, кабы не вывел его из состояния изумлённого забытья громкий, прямо разбойничий свист и крики. С десяток новгородцев нестройной кучей бежали и походя, казалось, дрались. Парни свистели, орали, размахивали руками и длинными палками с цветастыми тряпками на концах. Один, задрав рожу к небу и не видя ничего перед собой, со всего маху с причмоком врезался в стоявшую на его пути берёзку. Удар был сильным, и, залившись кровью, бедняга рухнул на землю. Остальные побежали дальше. Конь удивлённо спросил дородного, в алой, богатой рубахе мужика:
— Кулачка?
— Что? — не понял тот.
— Такая кулачка в Новгороде?
— Какая кулачка? — удивился горожанин. — Эй, да ты пришлый, что ли?
— Ага.
— Это голубятники,— пояснил новгородец.
— А что они делают?
— Голубей гоняют.
— Зачем?
— Забава такая.
— А для чего?
— Вот привязался! Как маленький — зачем, да отчего, да почему! Отстань! Иди отсель!
Конь пожал плечами и отошёл в сторонку. Упавший голубятник поднялся, вытер с лица кровь и побежал за остальными вдогонку. А Конь глянул на небо и заметил высоко парящих, как бабочки, голубей.
— А и правда красиво!.. — прошептал он. Потом вздохнул: — Ну где же эта проклятая степень?..
Было тепло, и его разморило. Конь утёр пот со лба, подумал: «Пожевать бы да передохнуть». Заметив невдалеке небольшую дубовую рощу, пошёл туда, привязал на длинном поводу лошадь, чтоб пощипала траву, а сам сел под куст, достал из сумы кусок вяленого мяса, краюху сухого ржаного хлеба, поел и прилёг на траву. Хотелось пить, но лень переборола жажду, и Конь уснул. Во сне увидел большое озеро. «Вот тут и напьюсь, и кобылу свою напою». Зашёл по колено в воду, потянул за собой кобылу, а та испугалась, заржала, вырвалась и убежала. Конь не стал ловить её, страшно хотелось пить, и он пил, пил, пил и не мог напиться. Вдруг из озера показалось какое-то чудище с длинными волосатыми руками, схватило Коня за ноги и потянуло в воду. Он стал вырываться, но не было сил справиться с чудищем. «Конец! Всё!..» — мелькнуло в болезненном, сонном мозгу. Ему показалось, что он уже захлёбывается. Хочет кричать, а голоса нет... Из последних сил Конь рванулся и... открыл глаза. Рот пересох, башка как чугунная, а вокруг темень, ночь, тишина давит на уши, с неба смотрит и расплывается в ехидной улыбке полная луна.