— Скоро узнаем, что ты за казак, — жёстко отрезал Тяпка. — Эй, а чё в окошко уставился? Епифанова возвращенья боишься?

— Так где, говоришь, твой дом? — вмешался князь.

— Да на Ранове ж...

— А у нас ты зачем?

— Повоевать решил...

— Повоевать? Во какой воинственный! — усмехнулся Даниил. — А семью, значит, бросил?

— Дык хотел вот им кой-чего свезти...

— Погоди-погоди, мы ж в походе добычи не брали.

— А я на охоте был. Лося подстрелил, и мясо детишкам вёз...

Тяпка прислушался:

— Подскакал кто-то. Должно быть, Епифан. Ну, брат, щас мы у него спросим, куда твою лосятину подевал. Большой кус-то?..

Тяпка не успел договорить, как Савелий вдруг со всей силы двинул ему ногой в пах, и бывший атаман с рёвом рухнул на пол. В отчаянном броске «щучкой», только со связанными за спиной руками, Савелий ударил головой в живот вскочившего с лавки князя. Даниил охнул и упал, врезавшись затылком в бревенчатую стену. Предатель же выскочил в сени и через задний ход выбежал во двор, а оттуда — прямиком в лес. В спину ему неслись надсадные крики:

— Держи! Держи! Уйдёт, пёс поганый!..

Кабы было лето, Савелий, может, и убежал бы. Но зима: следы на снегу и голый, прозрачный лес. Епифан первым настиг беглеца и сбил с ног. Подоспели Рус с Тяпкой, и все трое начали пинать и топтать его, яростно бранясь:

— Гад ползучий! Ты ж князя зашиб!..

Когда лицо несчастного превратилось в кровавое месиво, Тяпка опомнился.

— Хватит! Хватит! — стал оттаскивать он от уже неподвижного тела озверевших брата и Епифана. Оттащил с трудом и склонился над Савелием: — Кто? Кто ещё у нас в лагере лазутничает?

Но Савелий молчал. И не дышал. Тяпка поднялся и брезгливо плюнул:

— Сдох!.. Ну, собаке и собачья смерть. Оттащите его подальше в лес и заройте, чтоб весной не завонял, а я пойду погляжу, что с князем...

...Даниил поправлялся долго и только к исходу зимы смог наконец сесть на коня. Да и вообще зима была тяжёлой и тягостной, хотя Вагиз казаков больше не трогал — может, и правда, поверил, что князя в посёлке нет, а живут там отчаянные и ужасные душегубы-людоеды...

Наконец-то пришла весна. Солнце ласкало теплом землю, повсюду просыпалась природа. Кончилась ещё одна суровая зима. А с весной, известное дело, новая жизнь начинается.

— Кажись, просохло, пора нам в путь, Вазиха, — сказал как-то утром Прокоп Селянинович внучке. — Где щас твой юрт находиться может?

Вазиха пожала плечами:

— Наверно, к Битюгу подходит.

— Говорят, Сухэ тут всю зиму простоял. Он из вашего рода?

— Нет.

— Он не кочует?

— Как же не кочует! — фыркнула Вазиха. — Только мы своим трудом живём — скот пасём, а Сухэ разбойничает. К чему ему баранов да лошадей водить? Таких грабителей, как он, меньшинство, а обвиняют в этом всех татар. Но ведь в его шайке и русские есть!

Купец поморщился:

— Ладно-ладно. Вы с Аристархом собирайтесь, а я с князем попрощаюсь.

Поднялся по ступенькам избы-«терема», постучался.

— Входи, открыто, — услышал из-за двери и шагнул через порог.

Князь был не один: на лавке сидели Тяпка, Порфирий Пантелеевич, Рус и Кезинер. Прокоп тоже присел с краю.

— Молодец, что пришёл, Прокоп Селянинович, — кивнул князь. — А мы тут как раз думаем о грядущем лете, летом-то воевать сподручней.

— Ох, непосильную ношу на плечи свои возлагаете, — покачал головой купец. — Ну раз пощипать, ну два, а всерьёз воевать с татарами — это обрекать себя на верную гибель.

— А мы и так уже погибшие, — возразил князь. — Что нам терять? Княжество? Так его, считай, нету. Но терзать врага нам никто запретить не может. Мы народ вольный: ни городов, ни сел, ни подданных. Только леса воронежские и остались да родимая земля нашего любимого Черлёного Яра!

— Это, конечно, верно, — осторожно согласился Прокоп. — В чащобе татарин не боец, Вагиза вон враз отвадили по лесам шляться. Говорят, с тех пор носа из Ельца не кажет. Но я, княже... Я, собственно, не за этим пришёл.

— А за чем?

— Ну, ты же знаешь, мы с Аристархом и внучкой должны в степь сходить.

— Опасное дело, — вздохнул Даниил. — Втроём-то? У нас же почти две сотни казаков. Скоро в степь пойдём и заодно твою дочку поищем.

— Нет, княже, больно шумна ваша затея, — возразил Прокоп Селянинович. — Мы вчетвером по степи незаметно проскачем.

— А четвёртый кто?

— Епифан.

— Ну смотри, Прокоп Селянинович, как бы не угодить вам с Аристархом и Епифаном к фрягам на галеры.

— На всё Божья воля, княже.

— Ладно, собирайся, мы тебя потом проводим.

Прокоп Селянинович ушёл, и разговор продолжился.

— Первая наша сотня, — сказал Даниил, — будет под началом Тяпки, а вторая — Порфирия Пантелеевича. Сотни же надо разбить на десятки и каждому дать десятника-атамана.

— Как у татар? — хмыкнул Тяпка.

— А чем плохо?

— Да ничем, — пожал плечами Тяпка.

— У нас нет пешего строя, одни конные, — продолжал князь. — И конница наша должна быть быстра, дисциплинированна и хитра, как татарская, коли хотим успешно противостоять им. Внезапно напали, уничтожили врага, забрали добычу и скрылись в лесу. Каждый казак чтоб знал своё место и в бою, и в походе.

— А где двадцать толковых десятников взять? — засомневался Рус. — Тем более что Аристарх с Епифаном уходят.

— Да, эти ребята стоящие, — вздохнул князь. — Но мы же не можем Прокопу отказать.

— А у меня Варфоломей с Ипатом в рядовых ходят, — заметил Порфирий Пантелеевич. — На ушкуе застрельщиками были, пускай и тута покомандуют.

— А Рус? — напомнил Тяпка.

— Рус у нас незаменимый дозорный, — возразил Даниил. — А вот Кезинера у него заберём. Сам татарин, степь и повадки сородичей лучше всех знает. Пускай под его командой будет передовой отряд из двадцати самых лихих всадников. Понятно?

— Понятно, — ответил за всех Тяпка.

— Так, наверно, Прокоп Селянинович уже собрался, — встал с лавки князь. — Пошли проводим его, а потом дале делами займёмся.

Князь с Тяпкой и дюжиной казаков проводили Прокопа Селяниновича и его спутников до Матыры.

— Ну, прощай, — троекратно расцеловался с купцом Даниил. — Попытай счастья, дай Бог тебе доброго пути, а Николай-угодник чтоб не дал вас в обиду. Ну а как с дочкой повидаешься, возвращайся. И Епифана с Аристархом нам будет сильно не хватать.

— Счастливо, друзья, — попрощался с соратниками и Тяпка. — Коли в беду попадёте, дайте знать, поможем...

Казаки поехали обратно, а путники — вдоль Байгоры вверх по течению.

— Когда и где в степь сворачивать? — спросил Прокоп Селянинович у внучки.

— Можно и здесь, и вон там, — указала Вазиха на юг.

— Так поспешим, милая!..

После половодья степь ожила, сплошным ковром покрылась первыми весенними цветами. Запели, засвистели полевые птахи разноголосые, поднимая дух путников.

Долго ехали без приключений, но однажды Аристарх заметил вдалеке всадников. Сперва казалось, что они словно призраки летят в парящем, колеблющемся воздухе, но по мере приближения всадники становились всё реальнее, а жутковатый топот копыт всё громче.

— Кто это? — приостановил коня Прокоп Селянинович.

— Кто-то из наших... татар... — тихо проговорила Вазиха.

— А уверена, что из ваших?

— Да в этих местах обычно наши кочуют. Нижние сюда не ходят.

— А много их, — забеспокоился Аристарх. — Человек сорок.

— Не бойся, — улыбнулась Вазиха. — Я тебя в обиду не дам.

— А я и не боюсь! — вспыхнул Аристарх.

Татары подскакали, и личико Вазихи вытянулось: это были вовсе не её сородичи. Это был Сухэ со своими дружками.

— И Исай с ними... — сквозь зубы процедил Епифан.