— Да человек пятнадцать, — почесал затылок Епифан. — Вазиха тоже?

— А как же! — удивился Прокоп Селянинович. — Она дорогу будет показывать.

— Какую дорогу? — тихо прошептала девушка.

— Кочевую стезю твоих родителей, — пояснил Прокоп.

Вазиха насупилась:

— А зачем?

— Как зачем?! — всплеснул руками купец. — Чтоб мы отбили у татар мою дочь.

— А вы спросили, желает она, чтоб её от семьи отбивали? — побледнела Вазиха.

— А как же? Она ж по Руси тоскует!

— А потом по семье тосковать будет! — отрезала девушка. — Столько лет живёт в кочевье, привыкла. У неё там муж, дети! Вы про это забыли?

Прокоп Селянинович проворчал:

— Ты, внучка, будто раньше не знала, куда и зачем мы путь держим.

— Знала! — вспыхнула Вазиха. — Но я не могу наводить на свой дом врагов!

— Да какие же мы враги, милая?! — оторопел купец.

— Самые настоящие! — не сдавалась Вазиха. — Вон Аристарх налетел, что коршун, и силой оторвал меня от родительского очага, не спросив ни меня, ни родителей, желаем ли мы того!

— Но сейчас ты ж довольна? — испуганно привстал Аристарх.

— Сейчас, может, и довольна, но на свой юрт вас не поведу. Там без рати не обойдётся, а вы коварные, вы можете убить моего отца, побить братьев. И мама, опять же говорю, уже свыклась со своей жизнью и менять её не захочет.

— Но должен же я с дочкой-то повидаться! — чуть не заплакал Прокоп Селянинович. — Я так долго её искал, по ночам бредил встречей с нею... Внученька, я клянусь, что с голов твоих родственников ни один волос не упадёт и помимо воли Аннушки ничего сделано не будет. Раз она привыкла к другой жизни, пускай там живёт, но я должен увидеть её!

Вазиха молчала.

С шумом и руганью вернулся Епифан. Взойдя на струг, сказал Прокопу Селяниновичу:

— Кони готовы, можно ехать.

— Ну что, внученька? — робко повернулся купец к Вазихе. — Поехали?

Девушка вздохнула:

— Поехали...

Князь Даниил поднялся ещё до света. Что-то не спалось ему, а едва задремлет — кошмары наваливаются, виденья всякие лезут и давай по башке бродить. Непонятные, искорёженные, красноглазые, лохматые рожи. Скалозубые, с длинными когтями, которыми стараются вцепиться в лицо... Даниил вздрагивал и просыпался. По всему телу холодный пот, дрожь в членах, затылок немеет...

Не выдержал князь, вскочил, накинул кафтан и вышел на улицу.

— Уже заморозки, — прошептал. — Скоро зима, а я ещё палец о палец не ударил, чтобы восстановить княжество. Но, чтобы восстановить, надо уничтожить тех, кто его разрушил. Ахмата надо убить... И не только Ахмата. В Ельце его брат Вагиз сидит. Надо заманить его в степь и там с ним расправиться. Но как?..

Мысли Даниила прервал скрип калитки. Князь оглянулся и сквозь сумерки увидел ёжащегося от холода единственного оставшегося в живых после той ужасной бойни за Липецкое княжество соратника князей Липецких — Силая. Тот подошёл и встал рядом, посмотрел в чистое звёздное небо.

— Морозно, — зябко кутаясь в кафтан, вздохнул. — Зима скоро...

— Скоро, — недовольно кивнул Даниил. — А мы сидим тут, зря порты протираем да хлеб пожираем!

— А что делать, княже? — пожал плечами Силай.

— Действовать, вот что!

— Как?

— Так! Выманим Вагиза из Ельца в степь. Я нынче же в город пойду, постараюсь попасться Маркелу на глаза.

— Зачем? — удивился Силай.

— Затем! — строго глянул на друга князь. — Я покажусь Маркелу и скроюсь, а этот предатель с Вагизом пустятся в погоню. Мы же поведём их в степь. А там, я уверен, он будет искать встречи с Ахматом, чтобы тот ему подсобил, и вот тогда мы их всех разом и накроем.

— Рискованно, княже, — покачал головой Силай. — Да и мало нас.

— Рискованно и мало, да, не спорю, но больше сидеть сложа руки я не могу. Я этих выродков уничтожу и восстановлю Липецкое княжество! Эти поганцы его растоптали, всю семью мою извели, Аксиньюшку любимую убили, подданных рассеяли! Никогда им не прощу я этого, и пока в груди бьётся сердце, буду сражаться с ними, сколь сил и крови хватит!

— Ахмата уничтожишь — Ногай не даст княжество возродить, — буркнул Силай.

— Ногаю сейчас не до меня и не до Липеца. В самой Орде больно жарко: Телебуга с Тохтой за ханский стол сражаются, и Ногай всё вниманье и силы нацелил туда. Говорят, он ни того, ни другого не хочет, а либо кого-то третьего в кармане имеет, либо сам размечтался ханом стать. Нет, на Липец ему сейчас плевать. Кочуют себе по Половецкой степи разрозненные юрты, да Ахмат за округой приглядывает. Но у Ахмата сил мало. Понятно, в Ельце татар трогать не будем, а вот в степи прищучим, да ещё обставим так, чтоб было похоже на татарскую междоусобицу.

— Мысль верная, княже, — согласился Силай, — но как там на деле получится?

— А вот вытащим Вагиза из Ельца и дале поглядим, — вздохнул князь. — Ты только помоги мне, Силаюшка!

— Да что ты, княже, меня уговариваешь! — смутился Силай. — Я твой дружинник и в твоём распоряжении полностью до самой смерти.

— И я, князь! — раздался за спинами собеседников голос Руса. — А как разделаемся с Ахматом, так мы с Тяпкой сразу и постриг примем. А то он ругается...

— И вовсе я не ругаюсь! — Как из-под земли выросла высокая фигура Тяпки. — Только считаю, что тебе, князь, в Елец идти не след. Я сам схожу и всё узнаю.

— Друзья мои милые, — мягко проговорил Даниил. — Я понимаю ваши опасения, и я не самоубийца... Ладно, идём вчетвером. Я измажу лицо грязью, надену рваный сермяжный кафтан, на голову шапку глубокую, чтоб не признали. А вернёмся — и приступим к возрождению нашего родного Черлёного Яра. Конечно, Онуз и Воронеж нам не поднять, но Липец восстановим. Только бы справиться с Ахматом и его сворой, чтобы и духу их на Руси не осталось.

— А давайте поскоморошничаем, — предложил Рус.

— Никакого скоморошничанья! — отрезал князь.

— Скоморохи внимание привлекают, — подтвердил Силай, — а мы тихо должны ходить. Нищие мы, нищие...

И правда, когда лазутчики облачились в залатанные зипуны и вымазались сажей и грязью, их стало невозможно отличить от бродяг. Посмеявшись друг над другом, уже собрались идти, но прибежал заспанный Кезинер.

— Вы кудай такая ран?

— Во, Мишка, а мы про тебя совсем забыли! — спохватился Тяпка. — Побудь дома, мы скоро.

— Я тоже хотел ходит, — насупился Кезинер.

— Кезя, дорогой, тут всё равно кому-то остаться надо, — попросил его Тяпка. — Уже некогда нам переменяться. Побудь дома, а мы к вечеру воротимся, ей-богу, обещаю.

Татарин вздохнул:

— Эх-х... Спат не нада многа!..

— Во-во, долго спишь! — кивнул князь. — Ну, в путь...

Шли вдоль Сосны. Вода на реке покрылась тонкой ледяной коркой, однако скоро поднялось солнышко, пригрело — и льда как не бывало. Хруст под ногами перешёл в чваканье грязи. Идти стало тяжелее.

— Давайте в лес свернём, — предложил Силай. — Там по листве сухо.

Свернули с дороги, и перед путниками открылось сказочное осеннее благоуханье: нежаркое солнце, золотой ковёр, расстилающийся по земле, золотистый же окоём деревьев.

Невдалеке протопал по дороге конный отряд. Князь Даниил и его товарищи шли, шли и не заметили, как оказались у стен елецкого детинца.

— Давайте сперва я, — предложил Рус.

— Нет, пойдём вместе, — возразил князь. — Вместе сподручней.

Город казался пустым, прохожих мало.

— Ну? Ищем Маркела? — спросил князь.

— Да он, собака, сам щас небось откуда-нибудь вывернется! — проворчал Тяпка.

Однако бродили по городу долго, а Маркела всё не было.

— Что за чертовщина! — заволновался князь. — Ведь и Вагиза не видать...

И только проговорил, как из княжеских ворот выехал малолетний князь Афанасий. Рядом с ним Дорофей Космачов, Афанасий Хитрых и два десятка дружинников.