— Но сперва надо брата моего вызволить! — вскинулся Конь. — Он у Маркела в темнице сидит.

— Откудова знаешь? — недоверчиво нахмурился Тяпка. — Может, давно уже у какого-нибудь фрязина на галерах вёслами наворачивает?

— Мы на Волге поймали татарина, который знает о погроме в Керженце, — пояснил Порфирий Пантелеевич. — Он и навёл нас на Елец и на Маркела.

— Ну, это дело нехитрое, — кивнул Тяпка. — Нам самим Маркел как кость в горле. Хуже Рвача стал, совсем обнаглел. Мы и брата твоего вызволим, и заодно Маркела прибьём. А пока уходить надо. Что там с Кезинером-то?

Семён продолжал колдовать над пострадавшим. Он уже привёл его в чувство и сейчас обрабатывал раны на руках и ногах.

Кезинер тяжело дышал, глаза были закрыты, но лицо порозовело.

— Ну? — наклонился к знахарю Тяпка.

— Тяжёлый, — вздохнул Семён, — но должон выжить. Телом силён, да и духом тоже.

— А двигать-то его можно? Уходить нам отсюда надо.

— Сделайте мягкие носилки и осторожно несите. А далеко?

— На Красивую Мечу пойдём? — глянул на брата Рус.

— Это близко, — подал голос князь Даниил. — В устье Становой Рясы идти надо, там лес дремучей, там Воронеж. Татары туда не суются.

— Пожалуй, — согласился Тяпка. — Пока от Вагиза подальше, и оттуда потом на татар легче ходить будет. Там и Ахмата можно перехватить, и Вагиза прищучить. Готовьтесь, друзья, парней похороним и двинемся. Небось к утру Маркел с татарами опять припожалуют, а нам ни убивать их тут нельзя, ни самим даваться им в руки резона нету. Веди нас, князь, куда пожелаешь.

Даниил кивнул и принялся отдавать последние распоряжения.

Лесным людям не привыкать менять места обитания. За годы существования шайки под водительством атамана Кунама, а затем и Тяпки, разбойники сменили много их в пойме Дона и Воронежа. И вот — очередное переселение, туда, где они раньше не бывали, в устье Становой Рясы. И правда, не зря выбрал это место князь Даниил. От Ельца подальше, к степи поближе. Не сказать, чтобы липецкое пепелище рядом, но всё же по Воронежу можно быстро до него добраться. И сама река, любимая река Даниила, всё время напоминала ему о счастливой молодости и словно давала надежду на возрождение своего родового княжества.

А Елец... Ну что Елец? Не по душе Даниилу этот город, и местность поймы Сосны и Воргола наводила на него тоску и уныние. И было больно, что его малолетний сын, наследник вдруг оказался не липецким, а елецким князем. Но пока выбора нет: Липец разрушен...

С лёгкой душой покидал князь Даниил берега Дона, без сожаления и даже с какой-то злостью бросил прощальный взгляд на устье Сосны. Не трогали его душу краски купающейся в водах Дона ярколикой луны. Он уходил отсюда навсегда...

Было уже за полночь, когда шайка... да нет, не шайка, а дружина малая князя Даниила отошла далеко от Дона. Миновали лесной массив, углубились в неширокую степную полоску Дубны, затем снова лес, многочисленные перелески и беспрерывная дорога, а точнее, лесное, степное и межлесное бездорожье.

А когда-то были тут дороги, по которым хаживали и езживали липецкие русичи. Особо интересовала в этих краях мастеровых из Онуза руда железная. Дымарь со своими подручными копали эту руду, возили в город, плавили, отделяли железо и ковали всякую всячину и для смерда-землепашца, и для воина-дружинника. Езживал сюда за рудою и Шумах, и другие мастера из Онуза и Липеца. Иные прибывали на жительство аж из самого Киева и на новых изделиях ставили прежнее своё клеймо, киевское. Жили тут люди, работали, торговали... И вот всё запустело. Заросли все стёжки-дорожки...

Из-за Кезинера двигались медленно. Осторожный, чуткий Рус, как всегда, сзади, следит за тем, чтоб никто не застал их врасплох. А князь Даниил впереди. Он и вёл остальных. Когда-то в молодости, ещё до Ахматова погрома, когда баскаком был Содном, они с дядей князем Святославом, Содномом и отцом князем Александром и малой дружиной ездили в эти места охотиться. Добывали зверя, радовались жизни и просто так бродили по этим тропам, лесам и перелескам. Весело, легко тогда было, и казалось, что жизнь бесконечна... Но вот — обрыв, обвал, горе-горькое, слёзы, и теперь они сами, будто и не у себя дома, крадутся, как звери, с оглядкой и звериными тропами...

— Стойте! — крикнул вдруг Тяпка.

Даниил остановился, огляделся. За дорожными мыслями и не заметил, как поднялось солнышко. Но что случилось-то? Князь повернул коня и проехал назад. Тяпка, Порфирий Пантелеевич и знахарь Семён тоже спешились.

— Что стряслось? — спросил князь.

— Кезинеру плохо.

Даниил спрыгнул с коня. Кезинер, лёжа на носилках на земле, тяжело дышал, метался и бредил. Лицо его побагровело и было покрыто густым липким потом.

— Отойдите, отойдите! — велел Семён. — И ты, атаман, отойди.

Отошли, и Тяпка скомандовал:

— Всем пока отдыхать! Рус, Пыряй, Конь — следите за округой. Чтоб рядом не было ни души!

Сам он с князем и Порфирием прилегли на тёплой попоне под разлапистым дубом на полянке, покрытой бурым осенним лиственным ковром.

— Я, конечно, княже, в твои планы не лезу, — вздохнул Тяпка, — но понимаю так, что перво-наперво нам надобно разместиться на новом месте, выручить Вепря, ну а посля приступать к осуществлению тобою задуманного...

— Ты нам, Порфирий Пантелеевич, поможешь? — с надеждой посмотрел на ушкуйника князь.

— А зачем я сюда приехал? — пожал плечами Порфирий. — И я, и мои люди в твоём распоряжении.

— Вот и ладно...

Говорили о разном, и вдруг...

— Атаман! Атаман! Лазутчика споймали! — услышали они крики дозорных. — А ну иди!.. Ишь ты! Упирается!..

— Я его ране где-то видал! — пиная ногой в зад неизвестного, которого тащили за руки Рус и Пыряй, орал Конь.

— Да это ж Исай! — охнул Порфирий Пантелеевич. — Это ж холоп Порфишки Платонова!

— Эй, ты как сюда попал? — рявкнул Конь.

Исай задрожал.

— Т-товар ищу для моего господина... — пролепетал он. — Порфирий Платонович в Рязанщину послал, вот я и... хожу...

— Но тут же граница Руси!

— Из Рязани в Орду иду, по хозяйским делам...

— С каких это пор у Порфирия Платоновича холопы ходят в товарищах? — усмехнулся атаман ушкуйников. — Или у него совсем дела плохи?

— Не знаю... ничего я не знаю... — бормотал Исай. — Он послал... вот и иду... тута...

— А не боишься?

— Кого?

— Татар.

— А чего их бояться?

— Ограбят.

— Да что ж с меня взять?.. — едва не пустил слезу Исай.

— А как же ты идёшь за товаром без своего товара? — не успокаивался Порфирий Пантелеевич.

— Так я... ищу... А найду и сообчу хозяину... Ну а дале он сам... Ох, отпустили б вы меня, православные, — заголосил Исай. — Я ж вам ничего худого не сделал!..

— Ну и где твоей стезе конец? — спросил князь.

— Можа, в Дербенте, — не моргнул глазом Исай.

— Далёко, — покачал головой Даниил. — Отпустим его? — товарищам.

— Да больно уж тёмный человек, — нахмурился Порфирий. — Не с добром он тут, не с добром.

— И что предлагаешь? — зыркнул на Порфирия Тяпка.

— Задержать его.

— А может, убить?

— Убить?! — удивился Порфирий Пантелеевич,— Не, ну это как-то...

— А на что он нам сдался? — пожал плечами Тяпка. — Полон мы не берём, а всех подозрительных казним легко. Башку с плеч — и готово!

Услышав это, Исай с воплями кинулся в ноги Порфирия Пантелеевича:

— Да что ж я вам плохого сделал-то, люди добрые!.. Шёл своей дорогой, никого не трогал, никому не мешал!.. За что? За что предаёте смерти лютой?..

— Замолкни, скотина! — оттолкнул его ногой ушкуйник. — Тебя пока ещё никто не трогает!

— Щас тронем, — заверил Тяпка. — Рус, Пыряй, оттащите эту мразь в лес, там прибейте и закопайте.

— Смилуйся, атаман! — кинулся Исай целовать уже сапоги Тяпки.

— Ты это... правда... — буркнул Порфирий Пантелеевич.