— А может, она и не появится седни тута? — засомневался Яруск.
— Должна, — отрезал Шумат. — Нюхом чую, награда, которую Ефим Матвеевич пообещал, будет наша.
— Ага, подставляй карман шире! — ухмыльнулся Яруск. — Батогами он нас наградит! Или ещё пуще, дыбой.
Шумат поморщился:
— Слушай, уж тебе ль на него обижаться... — И вдруг замер: — Тихо! — присел за кустом ещё ниже. — Вон, видишь девку?
— Ну вижу. Она, што ли?
— Подруга её.
— Так может, спросим про эту Веру?
— Совсем сдурел! — зашипел Шумат. — Она меня авчерась видала, а мы ведь будто в Пронск шли. Сразу заподозрит неладное, тревогу поднимет.
— Так что же делать?
— Ждать. Раз эта притопала, значит, и наша скоро объявится.
Но Шумат ошибся. Вера пришла только к вечеру, и не одна.
— Слышь, Яруск, — раздвинул ветки покрывшегося инеем куста Шумат. — Кажись, Верка с той подругой идут. Но две девки нам не нужны. Чё думаешь?
— А чё тут думать? — хмыкнул Яруск. — Нужную схватим, а другую по башке глушанем.
— Убьём?!
— Да не, зачем убивать? Палкой по затылку — и были таковы. А она опосля оклемается. Только спешить надо, а то как бы кто ещё не припёрся.
— Ладно, — согласился Шумат. — А где палку взять?
— Тут же лес!
— Да некогда. Пока палку проищем, они воды наберут и уйдут.
— Тогда Веру эту схватим, а другую оставим, пускай сидит.
— Ну, совсем ополоумел, дубина! Да она такой хай поднимет, что не сносить нам голов. Ты вот что. Когда подойдут к проруби, выскакивай, хватай белобрысую и кидай поперёк своего седла, а я оглушу вторую ножнами.
— Смотри не убей! Девка хорошая, жалко.
— Не беспокойся, погнали!..
Шумат прыгнул на коня, за ним Яруск, и не успели девушки опомниться, как Любаша, сбитая не ножнами (Шумат промахнулся), а конём, упала и, ударившись головой об лёд, потеряла сознание. А Яруск, наклонившись, схватил Веру и, перевалив её через седло, погнал коня на полном скаку. Пока Любаша опомнилась и добрела до первых домов слободы, похитителей и след простыл.
Глава третья
— Кого ты привёз?! — прямо с порога закричал на Рвача князь Олег. — На кой чёрт мне эта девка? Пантелеймон не дурак, чтоб клюнуть на такую дохлую наживку!
— Да милка то его... — стал робко пояснять Рвач.
— Таких милок у мужиков что грязи! — ещё пуще разгневался Олег. — От Воргола до Рыльска в ряд не уложишь! Говорят тебе, дубина, не девка гулящая тут нужна, а мать!
— Олег Ростиславич! — взмолился Рвач. — Благодетель ты наш единственный, давай испытаем! Вот увидишь, приползёт Пантелеймошка на брюхе и будет умолять освободить его ненаглядную. Любит он её! Княже, давай испытаем!
— Ну, смотри, пёс, — после некоторого раздумья процедил Олег. — Ежели Пантелеймон не явится, самого на плаху. Ты знаешь, я шутить не люблю да и не умею. Самсон тогда за других пострадал, а ты за свою провинность на казнь пойдёшь. Всем вам, липецким, доверия нет!
Слова князя Рвачу как нож в сердце. Он впервые ощутимо почувствовал ненадёжность своего пристанища в Ворголе — но обратного пути уже не было... Олег заметил страх предателя и осклабился:
— Ладно, не дёргайся, Ефим Матвеич, пошутил я. Ты мне ещё нужен, так что можешь не беспокоиться за свою шкуру, но крайней мере, на ближайшее время. Иди домой и поразмысли, как сообщить Пантелеймону о пленении его зазнобы.
Рвач взбодрился. Он давно уже всё обмозговал и кинулся целовать Олегу руки, приговаривая:
— Княже, княже! Я всё уже продумал! Я расставлю такую ловушку, из которой он никак не выберется!
— Ну ладно, ладно, действуй...
Рвач галопом выбежал из княжеских хором. Надо спешить доказать князю, что он стоящий слуга.
— Шумат, Шумат! — взбегая на своё крыльцо, заорал.
Явился Шумат.
— Бери Яруска и немедля в Дубок! — приказал Рвач. — Найдите там Пантелеймона и передайте, что Веру в Ворголе ждёт из-за него поруганье и лютая смерть.
— Да он же прибьёт нас! Он же нас знает! Надо незнакомого...
Рвач на минуту задумался.
— А, вот кого возьми, — встрепенулся Рвач, — Прокопа Малого. Его Пантелеймон точно не знает.
— А сумеет он сделать всё, как надо? — усомнился Шумат.
— Сумеет, парень смышлёный.
Шумат почесал затылок:
— Однако уже распутица, боярин. Реки вскрываются — может, подождём?
Рвач побледнел от злости.
— Нельзя ждать! Князь гневался. На вот гривны, — протянул он холопу деньги. — А сделаешь дело — вообще озолочу...
И вскоре Шумат, Яруск и Прокоп, разбрызгивая копытами коней грязь, уже мчались к восточным воротам Воргольского детинца. Шумат впереди, а его товарищи чуть сзади.
Добирались до Дубка действительно очень тяжело: грязь, снежница, непролазные болота и топи, разлившиеся реки. Даже пересыхающие летом небольшие речушки и те весной становились для путников серьёзной преградой. При переправе через Пальну конь Шумата поскользнулся, сломал ногу и, барахтаясь в воде, чуть не утопил всадника. Шумат еле успел выдернуть ноги из стремян и выплыл к берегу. А конь бился с отчаянным ржанием, пока не захлебнулся и не пошёл ко дну.
Шумат стоял на берегу весь мокрый и в слезах.
— Надо развести костёр и обсушиться, — тронул его за рукав Яруск. — А то совсем закоченеешь.
— Разведи... — безвольно кивнул Шумат.
— Ты разденься, — предложил Прокоп, — и одёжу выжмем. Дрожишь как лист на ветру...
Шумат понуро сидел у костра.
— Как же мне теперь? Нам бы какое-нибудь сельцо отыскать, нового коня в нём добыть. Не пешком же мне в Дубок идти.
— Найдём сельцо, Шуматушка, найдём, — подбрасывая в огонь дрова, кивал Яруск. — Ты грейся пока, грейся...
Уже почти стемнело, когда Рвачовы холопы снова двинулись в путь. На своё счастье, вскоре они набрели на глухую, но довольно зажиточную деревушку. Гостеприимные селяне позволили им переночевать на сеновале. Ночи были уже не такими холодными, и поэтому спать в сене было очень приятно. А утром один из смердов согласился продать лошадь, и, довольные, путники поехали дальше. Но Шумату явно не везло: и нового коня едва не погубил дважды — при переправе через речки Семенек и Красивую Мечу. Однако обошлось, и, чуть не доехав до Дубка, они ещё раз переночевали в маленьком сельце, а утром направились к городку.
Решили, что Шумат останется в лесу, а Прокоп с Яруском пойдут в Дубок. Яруск угадает Пантелеймона, а Прокоп поведает тому о случившемся с Верой.
Искать Пантелеймона пришлось долго, пока совсем неожиданно он сам не появился из-за угла церкви и чуть не наехал на Яруска. Тот успел отвернуться и остался незамеченным. Пантелеймон проехал ещё шагов двести и остановился возле богатого деревянного дома. Яруск же побежал к Прокопу — наступил его черёд действовать. Прохаживаясь возле указанного Яруском дома, Прокоп дождался появления Пантелеймона, подошёл к нему и шепнул на ухо:
— Рвач забрал в Воргол твою Верку.
Пантелеймон замер. Потом схватил Прокопку за шиворот, тряхнул и процедил сквозь зубы:
— А ты почём знаешь, сучий потрох? Тебя Рвач подослал?
— Да никто меня не подсылал! — испугался Прокоп и... ляпнул: — Мне пообещали заплатить, если передам тебе эту весть, вот я и передал!
— А ну пойдём! — потянул Пантелеймон Прокопа, да так сильно сдавил ворот его зипуна, что у парня перехватило горло и он захрипел.
Яруск остолбенел. А тут ещё к Пантелеймону подошли три дюжих дружинника:
— Что стряслось, Пантюха?
— Да вот гада воргольского поймал!..
Услышав эти слова, Яруск опрометью кинулся в лес к Шумату:
— Бежим отсюда!
— А Прокоп?
— Прокопу уже не поможешь! Уносим ноги, пока он на дыбе про нас не наболтал!..
Чтобы сбить со следа погоню, лазутчики пошли другой дорогой и, блуждая окольными путями, через три дня, измученные, вернулись в Воргол. Узнав о пленении Прокопа, Рвач притворно пожалел его, но на деле был рад, страшно рад.
