Парень уставился на вожака шальными глазами, а потом вдруг рванул к корме:
— Да ты будешь жрать али нет? — заорал, чуть не плача, на полуживую Вазиху и опять схватил миску. — И зачем я с тобой связался?! Вот змея ворожбённая! Всю душу вымотала!..
Вазиха приоткрыла глаза, посмотрела отрешённо на Аристарха и снова закрыла. Аристарх же так грохнул о палубу миску с едой, что она разлетелась вдребезги.
— Разбитая посуда на счастье, — спокойно молвил атаман. — Скоро Нижний, готовьтесь, ребята...
Глава седьмая
Ушкуй Порфирия Пантелеевича причалил к берегу Волги напротив Нижнего Новгорода. Погода стояла тихая, солнечная, но слегка прохладная — настоящее «бабье лето».
На берегу разгружались и загружались товаром струги, ладьи и прочие торговые суда.
— Ну что, Аристарх? — подошёл к парню атаман. — Всё не ест твоя зазноба?
— Ты знаешь, батька! — засветился радостью Аристарх. — Сегодня проглотила кусочек хлебца и ключевой воды попила. Я специально на берег бегал, из родника набрал.
— Ну, даст Бог, выживет, — пожал плечами Порфирий. — Ладно... Я щас на пристань схожу, найду какого-нибудь знакомого купца и отправлю вас с ним в Новгород Великий.
Парень помрачнел:
— А может, я всё же останусь?
— Хватит чепуху молоть, — поморщился атаман. — Ты хороший воин, преданный товарищ, но эта баба нам обуза. Коль уж так души в ней не чаешь, вези её домой. Там твоя маманя её отогреет, откормит, отпоит — будете счастливы. А походы у тебя ещё будут. Всё. Пожди. Я скоро.
Атаман ушёл и правда скоро вернулся, улыбаясь во весь рот:
— Ну, парень, забирай свою любую, какие есть пожитки и пошли на струг купца Прокопа Селяниновича.
— Селянинова?
— Селянинова. А что?
— Нет, ничего. Он хороший человек, — заулыбался Аристарх. — Ещё мой батька Федот у него товарищем был. За море вместе ходили, в Дербент за товаром, аж до Персии добирались.
Перебросив за плечо котомку, Аристарх поднял Вазиху на руки и легко сбежал с ушкуя.
— Ба, кого я вижу! — удивлённо пробасил хозяин струга. — Аристашка, сынок! Проходи, Федотыч, проходи, любезный! Вон там, на корме, возле моего обиталища располагайся. Самое лучшее место, лепо оттудова на Волгу смотреть. А кого несёшь?
— Невесту.
— Захворала?
— Захворала.
— Ладно, подлечим. Неси её, там мягко.
Аристарх аккуратно положил Вазиху на тюфяк. Бросил рядом котомку, повернулся к Порфирию Пантелеевичу и обнял его:
— Ну, прощай, батька. Не задерживайтесь в походе. В Новгороде Великом я тебя ждать буду. До встречи.
— Непременно поспешу, Аристашка, — молвил в тон Порфирий. — Как выполним свой обет, поможем Коню — и сразу назад. Но путь опасен, сам знаешь. Всё может случиться.
Порфирий ушёл. Аристарх сел рядом с татаркой, развязал котомку, достал краюху хлеба и глянул на Вазиху, но она уже спала, угревшись под тёплым одеялом. Ушкуйник не стал её будить и сам откусил от краюхи...
— Проголодался? — Рядом стоял Прокоп.
Аристарх пожал плечами:
— Да нет, просто...
— Я распорядился: когда скажете, принесут ухи, поедите горячего. Спит? — заглянул в лицо Вазихи Прокоп — и вдруг отпрянул, как ошпаренный.
— Ты что?! — удивился Аристарх.
Купец медленно покачал головой:
— Ничего, показалось... Татарка?
— Татарка. А что?
— Ничего... — Однако в глазах Прокопа блестели слёзы. Он отошёл, оглянулся, постоял и опять пошёл неверным шагом вдоль борта струга.
— Что с ним? — Аристарх испуганно посмотрел на Вазиху: не померла ль? Да нет, дышит ровно, щёчки зарозовели. Аристарх успокоился и, на солнышке пригревшись, задремал. Но долго спать не пришлось. Кто-то толкнул его в плечо, и Аристарх проснулся. Рядом стоял юноша.
— Трапезовать будешь?
Аристарх хотел было отказаться, но вспомнил про Вазиху. Ласково погладил девушку по голове:
— Потрапезуй, милая...
Вазиха вяло открыла глаза и посмотрела на Аристарха. Но теперь в её взгляде появилась какая-то ещё далёкая, но уже пробивающая себе дорогу жизненная искорка. Она даже чуть приподнялась на локте.
— Оставь миску и хлеб, — предложил юноше Аристарх. — Я сам её покормлю.
Видимо, долгое голодание измучило девушку. А горячая наваристая уха так пахла!.. Аристарх радостно кормил Вазиху с ложки и сам невольно глотал слюну.
Насытившись, Вазиха отодвинула миску в сторону, смущённо глянула на Аристарха и отвернулась. А парень и сам смутился: держал в руках полмиски недоеденной, ароматной ухи и...
И:
— Есть хочешь? — спросила девушка.
— Хочу! — изумлённо пробормотал Аристарх.
— Так ешь, не стесняйся!
Аристарх мгновенно опустошил миску и, облизнув ложку, спросил:
— Ты говоришь по-русски?
— Говорю.
— А кто ж тебя научил?
Вазиха не ответила и снова отвернулась.
«Да она русская! — замелькало в голове Аристарха. — Не такая смуглая и раскосая, как степнячки... Полонянка?..»
— Ты русская?
Но Вазиха опять не ответила.
Аристарх весь истерзался сомнениями. Кто его любимая? Татарка? Но почему так чисто говорит по-русски? А если русская, то почему это скрывает?
Он вспомнил странное поведение Прокопа. Купец явно что-то знает...
До Юрьева-Повольского плыли ещё несколько дней. Прокоп возле молодой пары больше не появлялся. Даже спал теперь не на своём месте у кормы, а посередине струга, на грубом тюфяке. Однажды Аристарх снова попытался разговорить Вазиху.
— Так кто ж ты, милая?
— Я — милая?.. — покраснела она.
Аристарх тоже покраснел, смущённо завертел головой:
— Да, милая! Я ведь с первого взгляда полюбил тебя.
Глаза девушки повлажнели.
— И потому оторвал от родичей? От батюшки?
— Погоди! — встрепенулся Аристарх. — Твой батюшка татарин?
— Да.
— И он плохо говорит по-нашему. Так кто же учил тебя нашей речи?
— Матушка.
— Как — матушка?! — ещё сильнее удивился Аристарх. — Она же совсем ни бельмеса по-русски! Я ж её видел. Она с тобой на ушкуе была.
Вазиха грустно улыбнулась:
— Ты маму Гульнуру за мою матушку принял. Но она не матушка...
— Во! А кто же?!
— Батюшкина жена.
— Мачеха?
— Почему мачеха? Моя матушка — первая жена батюшки, — пояснила Вазиха. — Первая и самая любимая. И она — русская.
— Полонянка?.. — раскрыл рот Аристарх.
— Была полонянкой — стала женой, — пожала плечами Вазиха.
И вдруг:
— Юрьев-Повольский! — раздался грубый голос Прокопа Селяниновича. — Щас причалим!
— Вот хорошо-то! Я тогда за ключевой водой схожу, — обрадовался Аристарх.
Глава восьмая
Панкрат возвратился уже за полночь. Сторожа его сразу угадали и впустили, не мешкая.
— Будить или не будить хозяина? — спросил старый дозорный Аким.
— Пускай спит, — махнул рукой Панкрат. — Дело неспешное, до утра потерпит. А я тоже устал, отдохнуть хочу.
Измученный дорогой, Панкрат еле добрел до постели и сразу уснул. Но отдохнуть как следует ему не пришлось. Трофим, как всегда, поднялся до зари, оделся, зевнул в кулак и спросил постельничьего холопа:
— Панкрат не вертался?
— Ещё ночью, — кивнул холоп.
— И вы, собаки, молчите? — взревел Трофим. — Ко мне его! Живо!
Пока Трофим умывался, прибежал Панкрат. Хозяин недобро глянул на него, зло спросил:
— Дрыхнешь? Лень обуяла?
— Я не хотел, господин, тебя беспокоить, — втянул голову в плечи Панкрат.
— Нет, ты уж побеспокой. Говори, Коня убили?
— Почему Коня? — испугался Панкрат. — Ты ведь велел Прова с Сильвестром...
Трофим прищурился:
— Это когда ж я такое злодеянье тебя заставлял делать?
— Дык... Не заставлял... — застрясся всем телом Панкрат. — Это... ушкуйники Прова с Сильвестром побили.
— Вот то ладно, — кивнул Трофим. — А по чьему приказу?
