— Нельзя, милый! — отпрянула Вера. — Из детинца увидят. Ты скачи вон по той тропке в лес и там подожди, а я следом.
И Ростислав помчался навстречу беде. Натянутая промеж двух деревьев верёвка свалила его буланого, и княжич, охнув, больно ударился о землю. Через миг Демьян и Афанасий крепко скрутили ему руки, злорадно приговаривая:
— Попался, голубь!
— Что вы делаете? — гневно закричал Ростислав. — Отпустите, разбойники!
— Сто-о-ой! Не рвись! Бесполезно! — ледяным голосом промолвил Севастьян. — Поднимите его.
Ростислава поставили на ноги.
— Ну что, гадёныш? — взял его за ворог кафтана Севастьян.
— Ты?.. — изумлённо прошептал Ростислав. — Ты в разбойниках?!
— Это вы, князья Воргольские и Рыльские, разбойники! — скрипнул зубами Хитрых. — Вы убиваете невинных людей, потешаетесь над их страданиями! Сколько вы христиан православных замучили?
— Я никого не убивал! — испуганно пробормотал княжич.
— Зато отец твой не просто убивает, а подобно зверю терзает свои жертвы. — Севастьян сдавил горло Ростислава. — Он моих братьев казнил. За что?
— Я тут ни при чём! — захрипел Ростислав.
— Ладно!.. — отпустил его Севастьян и — своим: — Свяжите щенка покрепче, в Дубок повезём. Пускай там Александр Иванович с ним что хочет делает. Глядишь, теперь Олег Воргольский посговорчивей будет.
— Стойте! — крикнула из кустов запыхавшаяся от бега Вера. — Он мой! Мой!
— Вера! — обрадовался Ростислав. — Спаси меня, Вера!
— Я спасу тебя! — воскликнула Вера и, внезапно вырвав из ножей Демьяна меч, пронзила грудь Ростислава.
Княжич не вскрикнул. Он даже не понял, что произошло, и сперва не почувствовал боли. Но потом что-то загорелось в груди. Кровь хлынула изо рта и носа, глаза заблестели, зрачки расширились, и он рухнул на землю как подкошенный, уставив остекленевшие глаза в небо.
А Вера вошла в азарт игры со смертью. Она вытащила окровавленный меч из груди Ростислава и с воплем:
— Ах, гад, я и тебя прикончу! — набросилась на Демьяна.
Парень едва увернулся, а Севастьян схватил Веру и, повалив на траву, отобрал меч.
— Милая! Что с тобой? Успокойся! Это ж Демьян, он не воргольский, он наш!
— Наш?! — взвизгнула Вера. — Он меня ссильничал, пёс шелудивый, черномазь проклятая! Убью гада!
— Что? — удивился Севастьян. — Он тебя сильничал? Это правда, Дёмка?
Шумахов опустил голову:
— Да она сама... Сама ведь со мной пошла... И потом, я же не знал, что она с Пантелеймоном...
— Уйди с глаз! — процедил Хитрых. — Ты — позор доблестного отца своего! Ты — позорное пятно на всех людях липецких! Скройся, мразь!
Демьян, озираясь как затравленный зверь, подошёл к коню, прыгнул в седло и, дёрнув поводья, ускакал.
— Кирюша, милый! — рыдая, обняла Кирилла Вера. — Что же нам без Пантюши делать?
— Мстить! — мрачно проговорил Кирилл. — Не жалея живота своего...
Вера постепенно стала успокаиваться. Вытерла лицо платком и поклонилась воинам в пояс:
— Спасибо вам, люди добрые. Пойду я назад.
Липчане переглянулись:
— А не опасно тебе возвращаться?
— А мне другого теперь не дано, — отрезала Вера. — И не успокоюсь я, пока не изведу Олега и весь род его. Ростислав уже поплатился, а следующий Олег, да и Ярославу несдобровать. А вы езжайте домой, копите силы, чтоб раздавить воргольское логово.
И такая отрешённость звучала в голосе девушки, что всем стало жутко, будто говорила она из какой-то неземной, запредельной дали.
— Прощай, Кирюша! Скажи Надюхе и Любе, что я их любила и что мне за Пантелеймона отомстить надо. Как страшно они его мучили... Но он не стонал, не просил пощады...
Когда Вера возвратилась в хоромы князя, уже стемнело. Ростислава давно хватились, и в тереме был переполох. Кто-то заметил его с Верой за городом и доложил князю. Олег был взбешён, но он ещё не видел эту новую холопку княгини, а увидев, обомлел:
— Ты-ы?..
— Ты знаешь её?! — опешила и княгиня.
Олег усмехнулся:
— Ещё бы! Из-за неё был казнён предатель Пантелеймон.
— Никакой он не предатель! — вскинула голову Вера.
— Где мой сын, стерва?
— А я почём знаю!
— В тёмную! — затопал ногами князь.
Гридни увели Веру.
— Откудова она здесь взялась? — вне себя от ярости, повернулся князь к жене. — Кто привёл её в хоромы?
— Чернавка.
— Эта ведьма?
— Не ведьма, а знахарка...
— Ивашка! — крикнул князь и схватил меч. — Чернавку сюда!
Вскоре в дверях появилась старуха.
— Ты привела Верку в дом? — кинулся к ней Олег.
— Я, а что?
— Княжич пропал. Вечером его видели с ней в лесу.
Старуха пожала плечами:
— Ну а мне-то что? Я княгиню лечу, а не за любовными утехами княжича подглядываю.
— В тёмную и эту! — взревел князь, и гридни потащили Чернавку.
— А может, она и вправду не виновата? — заплакала княгиня.
— А кто виноват? — Олег в сердцах швырнул меч на пол. — Это они завели его в лес на растерзанье зверям!..
— Там боярин Рвач просится, — несмело доложил холоп.
— Зови! — кивнул князь. — Авдотья, к себе.
Княгиня, вся в слезах, ушла, а в другую дверь вошёл Рвач и шёпотом спросил:
— Кого сейчас от тебя, княже, вывели, знаешь?
— Чернавку, знахарку какую-то. Княгиню она лечит.
— Она и меня лечила в Чернолесе, у Матвея в избе, когда я там после Дубка отлёживался.
Олег остолбенел:
— Так что ж ты, гад, раньше не сказал, что она тоже из Чернолеса?
— Да я её только щас и увидел!
— Слыхал, что княжич Ростислав пропал?
— Слыхал, — потёр лоб Рвач. — Её работа, точно. Увела небось, сука старая, княжича в чащу...
— Его девка увела — Верка.
— Верка?! — изумился Рвач. — И она тут?
— Тут! А привела её к княгине эта ведьма!
— Да-а... — задумчиво протянул Рвач. — Нечистое дело, князь, нечистое. Пытать их надобно...
— Княжича привезли! — заглянул в палату бледный холоп, а за дверью раздался истошный женский вопль: «Сыночек!» Князь выбежал на крик и увидел бездыханное окровавленное тело Ростислава.
— Резать! Резать этих подлых баб надо! — завопил Олег и в отчаяньи ударился головой о стену.
— А их ли вина в гибели княжича? — засомневался лекарь Ермолай.
— Молчать! Я сказал — резать!
— Не усугубляй Божью кару, князь, — подошёл к Олегу отец Ефрем. — А вдруг это тебе наказанье за казни невинных людей? Остынь, Олег Ростиславич, не надо новых жертв, мы и так по горло в крови. Княжича уже не вернуть — знать, на то воля Всевышнего.
Олег долго смотрел перед собой отсутствующим взглядом, потом разом как-то обмяк и молча кивнул.
Весь Воргол оплакивал Ростислава, убитого из-за преступных деяний отца. Люди любили его, желали видеть своим князем. Не в Олега он пошёл — мягок был, приветлив и обходителен, и так нелепо, случайно погиб. Погиб раньше времени, не успев возмужать и встать в ряды верных защитников Отечества...
Ростислава схоронили, и в князя Олега опять словно бес вселился. Не слушая ни приближённых, ни жены, снова думал он только о мести, даже после похорон шёпотом спросил Рвача:
— Так что с теми мерзавками делать будем? Вдруг не получится их казнить?
— А давай, княже, обвиним их в колдовстве, — крестясь вместе со всеми, буркнул Рвач.
— Как это? А доказательства?
Рвач ухмыльнулся:
— Слыхал я, что в папских странах заподозренных в колдовстве баб бросают в реку. И коли выплывут — значит, ведьмы, а потонут — нет. Ну, и выплывших на костре сжигают, а утопшие сами в рай идут. Нам и то и то подходит, смекаешь?
— Ага! — приободрился Олег. — Смекаю...
А за поминальным столом он вдруг повернулся к княгине и сердито изрёк:
— И всё-таки они ведьмы!
— Кто? — вяло отозвалась убитая горем Авдотья.
— Никто. Завтра узнаешь...
Утро следующего дня выдалось пасмурным и холодным. Северный ветер гнал по небу серые низкие облака, которые непроницаемой завесой скрывали светило и время от времени посыпали землю мелким дождём.