– А? – У меня пересохло в горле – должно быть, спал с открытым ртом.

– Старина, это куда увлекательнее, чем я себе представлял. Вот послушайте – и вам это покажется ничуть не менее интересным, чем любое из расследованных нами преступлений.

Я встал и плеснул себе шерри – все‑таки ночь на дворе, рассвет еще даже не брезжит.

– Слушаю, Холмс.

– Помните наглухо запертую и опечатанную комнату, что сыграла столь важную роль в деле о гигантской крысе с Суматры?

– Такое забудешь! – Холодок, побежавший по спине, заставил меня поежиться. – Если бы не ваша отменная стрельба, моя левая нога чувствовала бы себя нынче не лучше правой.

– О да, – кивнул Шерлок. – Так вот, предлагаю вам другую загадку, связанную с замкнутым пространством. Ее придумал австрийский физик Эрвин Шрёдингер. Вообразите ящик, сделанный из непрозрачного материала. Его стенки идеально подогнаны друг к другу – невозможно подглядеть, чем занимается кот, которого в этом ящике заперли…

– Запирать бедное животное в ящике? – удивился я. – По‑вашему, это человечно?

– Ватсон, ваша деликатность и чуткость достойны всяческих похвал, но прошу не отвлекаться. Далее, представьте себе находящееся в ящике пусковое устройство: шансов, что оно сработает, ровно пятьдесят на пятьдесят. Устройство соединено с баллоном, в котором заключен ядовитый газ, и если оно включится, струя отравы убьет кота.

– О боже! – ахнул я. – Какое изуверство!

– А теперь, Ватсон, скажите вот что: не вскрывая ящика, можно ли сказать, жив кот или нет?

– Гм… Если я правильно вас понял, это зависит от того, сработало ли устройство.

– Замечательно. Продолжайте.

– А значит, есть вероятность, что кот жив. И столь же вероятно, что он мертв.

– Молодцом, дружище! Вы не обманули моих ожиданий, ваш вывод – настоящий образец очевидности. Однако, Ватсон, вы не правы. Совершенно не правы.

– Что вы имеете в виду?

– Это потенциальный кот, нерешенный кот; существование этого кота не более чем вопрос вероятности. Он не жив и не мертв, Ватсон: суть именно в этих двух «не». И до тех пор, пока кто‑нибудь умный не додумается вскрыть ящик и заглянуть, кот останется загадкой. Давайте сорвем печать и посмотрим внутрь – и лишь тогда потенциальный кот обернется всамделишным. Его реальность – результат наблюдения.

– Что за чепуха! Такой даже тезка вашего брата не городил.

– Вовсе не чепуха, – замотал головой Холмс. – Именно так устроен мир. Люди многому научились за последние века, очень многому. Но, как сказал Альфонс Карр, «plus ça change, plus c’est la même chos».[245] Даже в столь эзотерической области науки, как высокая физика, ничто не сравнится с могуществом квалифицированного наблюдателя!

Я снова задремал, а проснулся от возгласов Холмса: «Майкрофт! Майкрофт!»

Мне уже доводилось слышать эти крики – когда моему другу изменяло железное здоровье под натиском простуды или когда он пребывал во власти проклятой иглы. Запоздало я сообразил, что на сей раз он зовет не брата, а ученого мужа из двадцать первого века. Через минуту его усилия были вознаграждены: распахнулась дверь и в гостиную вошел наш рыжеволосый знакомец.

– Здравствуйте, Шерлок, – сказал Майкрофт. – Вам нужны мои услуги?

– Нужны, – подтвердил Холмс. – Я основательно разобрался не только в физике, но и в технике, которая позволила вам воссоздать это жилище для меня и нашего славного доктора Ватсона.

Майкрофт кивнул:

– Старался следить за вашими предпочтениями и привычками. Должен заметить, кое‑какие нюансы подчас удивляли меня.

– Не вас одного, – вздохнул Холмс. – Что поделать, мой метод основан на пристальном внимании к мелочам. Итак, правильно ли я понял: чтобы реконструировать эту квартиру, вы подвергли сканированию память Ватсона, а затем использовали, если я не путаюсь в терминах, голографию и микроманипулирование силовыми полями?

– Все верно.

– То есть ваши возможности не ограничиваются воссозданием этих комнат – вы способны реконструировать все увиденное нами?

– Безусловно. Если на то пошло, я даже могу поместить вас в картину, воспроизведенную по чужим воспоминаниям. Ну а теперь не угодно ли вам взглянуть на нашу сверхбольшую антенную решетку? Это сеть из множества радиотелескопов, при посредстве которых мы пытаемся услышать голоса…

– Не сомневаюсь, зрелище впечатляющее, – пренебрежительно перебил его мой друг. – А реконструировать место происшествия, столь удачно названного Ватсоном «Последним делом Холмса», вы можете?

– О господи! – явно опешил Майкрофт. – Речь о Рейхенбахском водопаде? Честно говоря, я думал, эту сцену вам захочется воссоздать в самую последнюю очередь.

– Весьма логичное предположение, – похвалил Холмс. – Так можете или нет?

– Разумеется, могу.

– Так чего же мы ждем?

Снова мы с Холмсом прошли сканирование мозга и вскорости оказались в Швейцарии, на горном курорте, в мае 1891‑го, – в том краю, где однажды пытались укрыться от головорезов профессора Мориарти. Милая деревенька Мейринген, очаровательная гостиница «Англия». Копия ее владельца, точь‑в‑точь как некогда оригинал, добилась от нас твердого обещания полюбоваться красотами Рейхенбахского водопада. Туда‑то мы и направились с Холмсом, причем мой друг вооружился альпенштоком. Майкрофт же недвусмысленно дал понять, что за происходящим он будет наблюдать лишь издали.

– Не по душе мне ваша затея, – сказал я своему партнеру. – Пережить тот ужасный день заново я хотел бы разве что в кошмарном сне.

– А вот у меня, Ватсон, сохранились куда более теплые воспоминания. Победа над Мориарти – апогей моей карьеры. Я вам и тогда говорил, и сейчас повторю: моя жизнь – не такая уж непомерная плата за возможность положить конец деяниям сего Наполеона преступного мира.

Прорубленная в лесу дорожка частично огибала водопад, она как будто для того и предназначалась, чтобы туристы могли хорошенько обозреть достопримечательность. Река питалась талыми снегами; студеный зеленоватый поток с феноменальной скоростью, с яростной мощью низвергался в скальный провал, в черную, как темнейшая из ночей, бездну. Оттуда вздымались огромные тучи брызг, и рев водопада напоминал человеческий вопль.

Несколько мгновений мы стояли и глядели вниз, на водопад; никогда еще на моей памяти лицо Холмса не было таким сосредоточенным и в то же время безмятежным. Затем он вытянул руку, указывая вдоль по дорожке.

– Дорогой Ватсон, заметьте, – ему пришлось кричать, чтобы я услышал в шуме воды, – тропинка упирается в скалу.

Я кивнул, и он повернулся кругом.

– Обратите также внимание, что уйти отсюда можно только по своим собственным следам. У этой ловушки лишь один выход, и он там же, где вход.

И снова я кивнул. А затем, как и в первый раз, когда мы посетили эту роковую сцену, прибежал маленький швейцарец с письмом, адресованным мне. На конверте я увидел штамп гостиницы «Англия». Конечно же, я знал, что́ в записке: поселившаяся в гостинице англичанка кашляет кровью. Жить ей осталось считаные часы, но все же помощь квалифицированного врача способна облегчить ее страдания; не соизволю ли я прибыть как можно скорее?

– Но ведь письмо – всего лишь предлог, – сказал я, поворачиваясь к Холмсу. – Признаю, тогда я клюнул на удочку, в то время как вы сразу заподозрили козни Мориарти.

Пока я это говорил, юный швейцарец стоял истуканом – должно быть, Майкрофт позаботился о том, чтобы мы с Холмсом могли побеседовать без малейших помех, и на время «отключил» мальчишку.

– Но в этот раз я не оставлю вас, Холмс, наедине со смертью.

Шерлок воздел руку:

– Ватсон, ваши сантименты, как всегда, смехотворны. Иль забыли, что все это лишь имитация действительности? Однако вы окажете мне самую что ни на есть реальную помощь, если сделаете все как в прошлый раз. Впрочем, нет нужды повторять трудный путь до «Англии» и обратно. Достаточно пройти лишь до того места, где вы повстречали человека в черном, подождать четверть часа и вернуться.