— Что это у тебя там за спиной?

— Просто маленький рождественский подарок. — Я опускаюсь на кровать рядом с ней, засовывая коробку под подушку.

Ее щеки пылают, соблазнительный румянец распространяется по веснушкам. — О, черт, я тебе ничего не купила.

— Ты уже так много дала мне, Рыжая. — Мой голос дрожит под тяжестью признания. Я не думаю, что она когда-нибудь поймет, как много она для меня сделала.

Ее нижняя губа дрожит, блестящие глаза затуманиваются. — Сейчас ты доведешь меня до слез, милый идиот.

— Не плачь. По крайней мере, пока не увидишь подарок. Тебе он может не понравиться. — Ухмыляясь, я вытаскиваю маленькую бирюзовую коробочку, тщательно обернутую белым бантиком.

Ее глаза загораются, рот изгибается в заглавную букву "О".

— Это не обручальное кольцо, несмотря на обманчивую упаковку, так что не слишком радуйся. — Я бросаю ей озорную ухмылку, когда она набрасывается на меня, как будто сейчас рождественское утро, и ей снова пять лет.

Я не могу не отметить, что она не дрогнула, услышав о помолвке. Возможно, это хороший знак.

— Дай мне, дай мне, дай мне! — Развязывая ленту, она открывает коробку, и у нее чуть не отвисает челюсть. — О, Алессандро… это прекрасно, — шепчет она, эмоции сгущают краски в ее словах.

По щеке катится слеза, когда она снимает подвеску в виде бабочки с белой подушечки, позволяя ей болтаться у нее в пальцах. Бриллианты и изумруды ловят свет, каждый из них искрится, как звездный свет, пойманный в полете.

Она прикрывает рот свободной рукой, продолжая смотреть. — Чертов ад, это, должно быть, стоило целое состояние.

— Ничто по сравнению с тем, что ты мне дала.

Она переворачивает его, затем бесконечно долго рассматривает гравировку. — Это прекрасно, — наконец выдыхает она. — Никто никогда не делал мне такого идеального подарка. — Она обнимает меня сзади за шею и запрыгивает ко мне на колени, сжимая ожерелье в кулаке. — Спасибо, — шепчет она мне на ухо.

— Это я должен благодарить тебя. — Я оттягиваю ее на расстояние вытянутой руки и приподнимаю ее подбородок, чтобы ее глаза, полные слез, встретились с моими. — Если бы ты не появилась у моей двери несколько недель назад, я не уверен, что все еще стоял бы здесь сегодня.

— О, перестань, конечно, ты стоял, МакФекер.

— Возможно, но я бы не был рад этому.

Ее губы впиваются в мои, голодные и настойчивые, соленые слезы капают между нами. Я сжимаю ее крепче, вкладывая в поцелуй все, что, кажется, не могу сказать. Каждое прикосновение моего языка — признание в том, насколько я был потерян, как она вытащила меня из темноты, как она собрала меня воедино кусочек за кусочком, просто будучи собой.

Когда мы наконец отстраняемся друг от друга, она прижимается своим лбом к моему, дыхание сбивается, когда ее пальцы касаются края моей челюсти. — Тебя не нужно было спасать, Алессандро, — шепчет она. — Тебе просто нужен был кто-то, кто напоминал бы тебе, кто ты есть.

Я прерывисто вздыхаю, смахивая большим пальцем влагу с ее щеки. — Тогда считай, что я помню. Каждый чертов день я смотрю на тебя.

Ее улыбка слабая, но настоящая, и я клянусь, прямо здесь, в этот тихий момент, я никогда ни во что не верил больше, чем в нас.

— Ты можешь помочь мне надеть это?

Я киваю, неожиданные эмоции сдавливают мне горло, когда я застегиваю кулон у нее на шее.

Счастливого Рождества мне.

— Я хочу самую большую и красивую елку, которая у них есть. — Рори сияет рядом со мной, когда мы прогуливаемся по Западному Центральному парку несколько часов спустя, а в воздухе кружится легкий снежок. Когда мы держимся за руки, улыбаемся, как настоящая пара на Рождество, мне больше не нужно притворяться.

Это реально.

— Ты здесь главная, — ворчу я. — Я куплю тебе любое дерево, какое ты захочешь, крошечный тиран. — Несмотря на клятву, которую я дал много лет назад, никогда больше не ставить елку в своем пентхаусе. От них одни неприятности, они повсюду разбрасывают сосновые иголки.

— Просто помни об этом, когда мы вернемся домой и наступит время принимать ванну.

Я бросаю на нее озорную усмешку. Очевидно, что моя медсестра уже некоторое время не обтирала меня губкой, но она все равно продолжает баловать меня. — Только если ты пойдешь со мной.

— Посмотрим, как ты будешь вести себя сегодня, Росси.

Мы сворачиваем за угол, к аллее деревьев вдоль Центрального парка, жалкий ассортимент, если хотите знать мое мнение, но улыбка Рори рассказывает совершенно другую историю. Она отпускает мою руку и практически бежит к немногочисленным оставшимся соснам и вечнозеленым растениям.

Пока она лавирует между заснеженными деревьями, практически паря, я просто стою и наблюдаю за ней, ухмыляясь, как идиот. Dio, эта женщина держит меня за яйца. Мне нужно сказать ей, что я люблю ее. Даже если я отпугну ее. Если я чему-то и научился, так это тому, что жизнь коротка, и все может полететь к чертям в мгновение ока.

— Я хочу эту! — Рори подпрыгивает на цыпочках, хлопая в ладоши, как маленький ребенок.

Петляя между деревьями, я иду рядом с ней, чтобы рассмотреть то гигантское чудовище, которое она выбрала.

— Ну и что ты об этом думаешь?

Я пожимаю плечами. — Выглядит неплохо.

— Неплохо? Она идеальна!

— Если это делает тебя счастливой, то это прекрасно.

— У тебя дома есть какие-нибудь украшения?

Мои глаза сужаются, когда я смотрю на нее. — О чем ты думаешь?

— Охраняй моего ребенка ценой своей жизни, скрудж. — Она издает ворчание и топает к кассе, где на стеллажах все еще стоят несколько коробок с блестящими украшениями. Выбрав свою порцию, она передает их продавщице, затем указывает на меня и возвышающееся вечнозеленое растение.

Спустя триста долларов я тащу самую большую рождественскую елку, известную человеку, обратно в пентхаус. Я все время бормочу проклятия, сожалея, что отклонил предложение Сэмми ехать на машине. Если бы не маленький лепрекон, ухмыляющийся рядом со мной, тащиться домой было бы совершенно невыносимо.

Но всего одна ее улыбка, и я ухмыляюсь в ответ, как побитый идиот. Dio, Маттео совершенно прав.

Я так увлечен счастьем, исходящим от женщины рядом со мной, что почти скучаю по нему. Слабое покалывание разносится в воздухе, это шестое чувство, посылающее тревожные звоночки, пронизывающие все фибры моего существа.

Рев двигателя, затем резкий визг шин рассекает воздух, и я бросаюсь к ней, сбрасывая дерево до того, как выстрел громом отдается от особняка.

— Ложись!

Глава 40

Вместе

Рори

Секунду назад я улыбалась смехотворно красивому мужчине, который тащит рождественскую елку по Центральному Западному парку. В следующее мгновение он кричит мне, чтобы я легла.

Рев двигателя рассекает воздух, как лезвие. Визжат шины. Затем...

Хлопок. Хлопок. Хлопок.

Выстрелы.

Прежде чем я соображаю, тело Алессандро врезается в мое, сбивая меня с ног и опрокидывая на тротуар. Мои колени сильно ударяются, резкая боль пронзает ноги, но у меня нет времени это заметить, потому что его руки обхватывают меня, как щит, а осколки от разбитого золотого украшения дождем сыплются вниз.

Воздух рассекает еще один выстрел, на этот раз ближе.

Машина делает круг, возвращаясь на следующий круг.

Крики разносятся по всему кварталу. Хаос. Люди бегут. Кто-то роняет кофейную чашку возле ближайшего кафе, и керамика разлетается по тротуару. Вдалеке раздается автомобильный гудок.

— Алессандро… — Мой голос едва доносится, я запыхалась после падения. Все, о чем я могу думать, это "Больше никогда". Я не могу потерять кого-то еще. Только не его. Не сейчас.

— Лежи! — рычит он, его рот так близко к моему уху, что по мне пробегает дрожь. На этот раз не от желания. От чистого, нефильтрованного ужаса.