— Только не снова, — выдавливаю я из себя, и меня так и подмывает отправить еще одно язвительное сообщение Белле и Серене за то, что они натравили на меня эту женщину.

Направляясь ко мне, как будто это место принадлежит ей, как будто она владеет мной, ее пальцы нащупывают пуговицы моей рубашки.

— Я сказал “нет”, — кричу я, отпрыгивая назад, мгновенно сожалея о своем движении, когда жгучая боль пронзает каждый поврежденный нерв в моем теле.

Глаза, украшенные драгоценными камнями, устремляются на меня, в них горит пламенная решимость. — А я сказал “да”.

— Ты работаешь на меня, и я решаю, когда мне принимать ванну. Черт возьми, я взрослый мужчина.

Она цокает языком, качая головой. — Ошибка номер один, signore. Я работаю на твоего отца, и мой долг — следить за тем, чтобы ты не гнил в собственном эго и грязи.

Она делает еще один шаг вперед, как львица, загоняющая добычу в угол. — Ошибка номер два? — добавляет она с ухмылкой. — Ты думаешь, это необязательно.

Я открываю рот, чтобы снова возразить, но она уже расстегивает верхнюю пуговицу моей рубашки, медленно, словно провоцируя меня остановить ее.

Мой пульс учащается. Дыхание сбивается. И мой член… уплотняется.

Я должен оттолкнуть ее руку. Я должен выкрикнуть еще один приказ и напомнить ей, кто я, черт возьми, такой. Но все, что я делаю, это стою на месте, оцепенев, потому что это первый раз за несколько месяцев, когда я что-то чувствую.

Ее голос понижается до шепота. — Ты думаешь, что доказываешь что-то, сопротивляясь помощи? Это не так. — Еще одна кнопка. — Ты доказываешь, что огонь оставил не только шрамы на твоем теле... он выжег в тебе все остатки разума.

Моя челюсть сжимается. — Мне не нужна твоя жалость.

— Хорошо, — огрызается она, встречаясь со мной взглядом. — Потому что я не жалею тебя. Я занимаюсь исцелением. А теперь заткнись и позволь мне помочь тебе, или, клянусь Богом, я сама затащу твою обожженную задницу в ванну.

Я пристально смотрю на нее.

Мне никто так не угрожает. Хуже того, я думаю, что она действительно может это сделать. И если она это сделает, то увидит мою бушующую эрекцию.

Так не должно быть.

У меня есть около двух секунд, чтобы решить, как я собираюсь это разыграть, потому что ее пальцы опасно близко подбираются к последней пуговице. А после рубашки? Брюки. И тогда она получит полное представление о том эффекте, который она оказывает на меня.

Прижимая ее руки к своей груди, я сжимаю ее запястья до тех пор, пока она не издает визг. — Убирайся из моей комнаты сейчас же, — рычу я.

— Нет. — Эти глаза смотрят на меня с таким вызовом, что у меня дергается ладонь. Dio, прежний, я бы уже уложил ее на кровать с заткнутым ртом, раздвинутыми ногами и этим умным ртом, молящим о пощаде. Но новый я... он застрял, сжимая ее запястья, притворяясь, что это его не убивает.

— Ты уйдешь или я перекину тебя через плечо и вышвырну из своей квартиры.

— Это не игра, Алессандро, — шипит она, безуспешно пытаясь высвободиться. — Это моя работа и твоя жизнь.

— И я говорю тебе “нет”, я прошу тебя просто оставить меня в покое на сегодня. — Я замолкаю, глядя ей в глаза в отчаянной мольбе. — Ты можешь это сделать?

— Прекрасно, черт возьми. — Она пытается вывернуться из моих объятий, и на этот раз я позволяю ей. Хлопнув себя руками по бедрам, она пронзает меня прищуренным взглядом. — Но завтра, и начиная с этого дня, ты будешь делать именно то, что я скажу. Между нами все ясно?

— Прекрасно, — выдавливаю я.

Не говоря больше ни слова, она разворачивается и выбегает из моей комнаты, хлопнув за собой дверью. Я тяжело вздыхаю. Почему у меня такое чувство, что я, возможно, и выиграл эту битву, но я далеко не близок к победе в войне?

Когда нужно пускать кровь

Рори

Черт возьми, как я могла только что потерять контроль над ситуацией? Я провожу рукой по своим растрепанным локонам, освобожденным от кинжала-шпильки, возможно, немного слишком рано этим вечером. Клубок гнева и раздражения захлестывает мое тело, когда я направляюсь к огромному встроенному шкафу в поисках своей пижамы.

Я никогда не позволяю своим пациентам брать верх, даже капризному Пэдди Флаэрти. Особенно в первый день. Это задает тон всему реабилитационному периоду. Теперь Алессандро думает, что он отвечает за свое выздоровление, когда это должна была делать я.

Самое худшее — это причина, по которой я сдалась.

Это было не потому, что его угрозы напугали меня. Нет, все совсем наоборот. Именно вспышка страха и отчаяния в его глазах заставила меня сдаться. Он был в ужасе от того, что позволит мне увидеть его, и в этот момент я сломалась.

Больше никогда.

Я даю клятву, роясь в ящике в поисках пижамы и шорт. Рядом с ними лежат разнообразные скрабы, а также трусики и бюстгальтеры, которых хватит на неделю. Если я переживу вступительный период, мне придется вернуться к Шелли, чтобы забрать остальные свои скудные пожитки, прежде чем она съедет.

Каким бы изнурительным ни был день, я действительно хочу эту работу. Не только из-за уютного пентхауса, в котором я буду жить, но и потому, что, судя по всему, что рассказали мне Изабелла и Серена, их кузену это действительно нужно, и я никогда не отступаю перед вызовом.

Что-то подсказывает мне, что Алессандро Росси станет моим самым большим соперником.

Когда я снимаю одежду, поток неожиданного тепла наполняет мою грудь, затем распространяется по щекам, когда воспоминания о той глупой оговорке, сказанной ранее, всплывают на поверхность. Посмотрим, насколько ты хорош, когда я уложу тебя обнаженным в ванну.

Ты такая долбаная идиотка, Рори.

Неудивительно, что он так боялся принять ванну.

О Боже, я надеюсь, он не думает… он же не мог подумать, что я хотела увидеть его обнаженным, верно? У такого мужчины, как он, вероятно, огромное эго, раз женщины бросаются на него налево и направо. Я бы никогда не стала одной из таких женщин. Мне нужно немедленно прояснить это. Откладывание этого может испортить мне все дело.

Натянув пижаму, я направляюсь прямиком в спальню Алессандро. Обхватываю пальцами ручку и поворачиваю. Я просто повторю, как важно сохранять профессиональные отношения и что я видела десятки обнаженных мужчин, и это ничего не будет значить. Распахиваю дверь, и темную комнату наполняют прерывистые вздохи.

Мой взгляд перемещается по комнате к массивной кровати и знакомой фигуре, растянувшейся на ней. Когда мои глаза привыкают к полумраку, в горле застревает судорожный вздох, когда осознание обрушивается на меня.

Алессандро лежит, распластавшись поперек кровати, с членом в руке. Его глаза встречаются с моими сквозь полумрак, и этот проклятый жар снова разливается по моим щекам.

Вот дерьмо.

— Черт возьми, Рори, убирайся! — воет он, пока я стою как вкопанная.

— Я-я ничего не видела. — Закрыв глаза и развернувшись, я бегу к своей двери и чуть не врезаюсь в стену в своем слепом, безумном рывке. В панике нащупывая выход, я наконец нахожу дверь и крадучись выхожу, захлопнув ее за собой. Оказавшись в безопасности своей комнаты, я прислоняюсь к стене и делаю глубокий вдох.

Иисус, Мария и Иосиф...

Возьми себя в руки, Рори. Я имела дело и с худшим, намного худшим. Я не могу позволить какому-то возможному принцу мафии с огромным членом сорвать лучшую возможность, которая у меня была с тех пор, как я прибыла по эту сторону Атлантики. И будем честны, я могу просто признаться себе, что шагнула прямо в огонь. Учитывая все, что я наблюдала здесь всего за день, вероятность того, что Джемини не замешаны в незаконных сделках, крайне маловероятна.

Я выросла в семье мафиози, и все признаки налицо.

Оттолкнувшись от стены, я пересекаю комнату и опускаюсь на мягкий матрас, делая глубокий вдох. Как я снова оказалась в постели с мафией?