— Я буду настаивать на этом, — Отвечаю я, уголок моего рта подергивается в подобии улыбки.

— Я рассчитываю на это. — Его губы скользят по моим, не совсем поцелуй, просто обещание.

Позади нас Маттео прочищает горло. — Хорошо, хорошо, прежде чем вы двое начнете трахать друг друга на своем столе, я собираюсь выпить. Может, не раз. Я буду ждать на кухне.

Я показываю ему средний палец, не отрывая взгляда от Але, и он, усмехнувшись, выходит из комнаты.

Когда дверь со щелчком закрывается за ним, остаемся только мы. Тихо. Уверенно. Твердо.

Из груди Алессандро вырывается стон, звук, вибрирующий в моей собственной, когда он прижимается своим лбом к моему. — Он прав. Если я сейчас не отступлю, я перегну тебя через свой стол и погружу свой член так глубоко в тебя, что ни один из нас не сможет нормально ходить в течение нескольких дней.

— Звучит как вызов... — Я насмешливо приподнимаю бровь.

— Не искушай меня, маленький лепрекон.

Мои глаза встречаются с его, и дрожь расцветает у меня под ребрами. Мои ногти впиваются в ладонь, когда меня захлестывает буря вины и благодарности, смешанных с желанием.

— Почему нет? Мне скучно, — шепчу я с хрипотцой в голосе. Затем падаю на колени, прежде чем успеваю передумать. Маттео может быть прямо по коридору, на кухне, но он знает, что лучше не возвращаться. Поскольку он подарил нам это время вместе, мне кажется почти пустой тратой времени не воспользоваться им.

У Алессандро перехватывает дыхание.

— Рори... — В его голосе одновременно предупреждение и мольба.

Но я смотрю на него снизу-вверх с каждой унцией упрямого огня, который у меня еще остался. — Позволь мне сделать это.

Его челюсти сжимаются, мышцы напряжены от сдержанности, глаза горят, как будто он уже проигрывает войну с самим собой.

— Я в долгу перед тобой, — шепчу я. — За все. За то, как ты защищаешь меня, веришь мне… любишь меня.

Его рука запутывается в моих волосах, не тянет, просто там, слегка дрожа. — Не говори так.

— Как?

— Как будто это плата. — Его глаза пронзают меня насквозь, дикие, но уязвимые. — Ты не обязана мне своим телом, Рыжая. Не сейчас. Никогда. Ты уже отдала мне свое сердце, и этого более чем достаточно.

— Я знаю, — шепчу я, пульс стучит у меня в горле. — Дело не в том, что я тебе должна. Дело в том, что я нуждаюсь в этом. Нуждаюсь в тебе. Прямо сейчас я не могу перестать думать обо всем, что происходит снаружи — Коналл, награда, кровь — и я просто... — У меня перехватывает дыхание. — Я просто хочу сосредоточиться на чем-то приятном. На чем-то, что принадлежит мне.

Все его тело замирает, затем он медленно опускается передо мной на колени.

— Хочешь что-нибудь свое? — Его лоб снова касается моего, дыхание поверхностное, голос хриплый. — Тогда возьми это.

Я киваю, губы приоткрываются, руки находят подол его рубашки и тянут его вверх. Я рассматриваю его долгим взглядом, поражаясь резкому сочетанию истерзанной, покрытой шрамами кожи справа и абсолютного совершенства слева.

Это не просто отвлекающий маневр. Это восстановление.

Друг о друге. О настоящем. О единственном, что мы все еще контролируем.

Я не просто пытаюсь отплатить ему. Я пытаюсь выжить. Вместе с ним.

И я воспользуюсь каждой секундой, которую он мне подарит.

Единственная в своем роде

Алессандро

Воздух в кабинете моего отца более резкий, чем обычно. Чистый. Холодный. Обманчиво спокойный. Или, может быть, это просто ледяная тревога, пробегающая по моим венам при мысли о том, что я оставлю Рори хотя бы на несколько часов. И это несмотря на отряд охраны, который я оставил в пентхаусе, чтобы защищать ее.

Papà сидит за своим полированным столом с хрустальным бокалом виски в одной руке и стопкой бумаг в другой. На его сшитом на заказ костюме нет ни единой складки, взгляд из-под седых волос острый, как бритва. Он выглядит как человек, который построил империю Джемини с нуля.

Жаль, что я собираюсь сбросить на него бомбу.

Черт, я тоже немного удивился, когда мне пришла в голову эта идея. Но ничто и никогда не казалось таким правильным...

Он поднимает взгляд, когда я вхожу, приподнимая бровь, как будто уже знает, что что-то произойдет.

— Не думал, что увижу тебя снова так скоро, — бормочет он, делая глоток. — В Velvet Vault все в порядке?

— Я здесь не по делу.

Выражение его лица разглаживается, стакан с тихим звоном опускается на стол. — Что тогда?

Я не сажусь. Я встаю перед ним и встречаю его взгляд прямо. — Я женюсь на Рори.

Тишина. Густая и тяжелая.

— То есть, если она согласится, — поправляю я. Зная ее, могу сказать, что она выльет на меня тонну дерьма по этому поводу.

Он медленно откидывается назад, хмуря брови. — Что ты делаешь?

— Я женюсь на ней. Как можно скорее. — Слова эхом отдаются в пространстве между нами, как вызов.

— Ради всего святого, Але. — Он резко выдыхает и потирает висок. — Я знал, что эта маленькая ирландка запала тебе в душу, но не думал, что ты зайдешь так далеко.

Моя челюсть напрягается. — Дело не только в этом, — шиплю я, проводя рукой по волосам. — Cazzo, Papà не говори о ней так.

— Она солгала тебе. Она притащила войну к твоему порогу. За ее голову назначена награда. И теперь ты хочешь привязать ее к нашей семье? Законно?

— Вот именно, — выдавливаю я. — Юридически. В этом-то все и дело.

Его бровь подергивается.

— Если что-то пойдет не так с Куинланами или О'Ши, или если Коналл обнаглеет, если ее когда-нибудь арестуют, выследят, причинят вред, мне нужна юридическая опора. Мне нужно, чтобы она была защищена под именем Росси. И самый быстрый способ сделать это — официально сделать ее моей.

Papà медленно выдыхает, взвешивая тяжесть того, что я сказал.

Но я на этом не останавливаюсь.

— Да, частью этого является стратегия, — Я продолжаю. — Но остальное? Настоящая причина? — Я кладу ладони на его стол и наклоняюсь вперед. — Это потому, что я, черт возьми, люблю ее.

Его глаза сужаются. — Любовь проходит.

— Не в таком виде, — огрызаюсь я. — Не тогда, когда именно она помогла мне собраться с мыслями после пожара. Не тогда, когда она держала меня вместе, несмотря на боль, ожоги, ночные кошмары.

Я выпрямляюсь, голос звучит тише, но не менее напряженно.

— Она не видела монстра, когда я был в самом низу. Она видела меня. Она спасла меня, когда я не думал, что стою спасения. И теперь у меня есть шанс сделать то же самое для нее.

Он замирает.

— За ней охотятся, как за животным, Papà. Если мы не поддержим ее, то кто, черт возьми, поддержит?

Он снова берет стакан, но не пьет. Просто крутит его, наблюдая, как янтарная жидкость переливается на свету. Его голос становится мягче, когда он наконец заговаривает.

— Ты говоришь совсем как я, когда я впервые сказал твоему дяде, что на самом деле влюблен в твою мать. Как ты знаешь, он заставил меня жениться на ней ради Джемини. Сначала мы ненавидели друг друга, но потом...

Проходит такт.

— Помнишь истории, которые мы тебе рассказывали? О браке по договоренности с "Четырьмя морями"? Все говорили, что это будет помехой. Отвлекающий маневр. Что она стоила мне моей империи. — Его губы кривятся в нечто среднее между улыбкой и хмурым взглядом. — Оказывается, она стала единственной причиной, по которой я сохранил это.

— Я знаю, — бормочу я. — И это то, кем Рори является для меня. — Я делаю паузу, затем делаю ровный вдох, чтобы действительно попасть в точку. — Ты любил Mā сквозь огонь, сквозь ненависть и предательство, даже через внутреннюю войну в Четырех морях. Я только хочу получить шанс сделать то же самое.

Его взгляд снова становится острым. — Значит, ты не спрашиваешь разрешения.

— Нет, — отвечаю я. — Я говорю тебе. Потому что я уважаю тебя. И потому что я не хотел, чтобы ты узнал об этом постфактум.