Ее губы прижимаются к моим с отчаянием, которое соответствует моему собственному, столкновение языков, зубов и невысказанных слов. Это грязно, реально и настолько чертовски грубо, что я не понимаю, что издал звук, пока не чувствую вибрацию стона, раздающуюся в моей груди.

Внезапно она отстраняется, задыхаясь. Ее глаза широко раскрыты, она ошеломлена, губы припухли от поцелуя.

Мои руки опускаются к бокам, словно я только что обжегся. — Рори. — выдыхаю я.

Она делает шаг назад, не далеко, но достаточно, чтобы лед притушил огонь, бушующий в моих венах.

— Я не могу, — шепчет она, отводя глаза.

И эти два слова разрушают меня. Но я киваю, проглатывая боль, подступающую к горлу. — Хорошо, — Шепчу я.

Острие бритвы

Рори

Жжение от его поцелуя не угасло. Не на моих губах. Не в моей груди. И теперь я должна разматывать его бинты и притворяться, что я все еще не разваливаюсь?

Ты гребаная идиотка, Рори Делани. Я повторяю это снова и снова, это мантра, которую я повторяю с тех пор, как открыла глаза этим утром, и покалывание губ Алессандро все еще ощущается на моих собственных.

Никогда не связывайся с пациентом.

Это правило номер один сестринского дела. Сестра Агнес с меня шкуру сдерет за это. И все же мои предательские мысли улетают прямиком к предыдущей ночи.

Я едва успеваю сделать два шага в пентхаус, как вижу его.

Алессандро.

Он стоит там, как статуя, высеченная из огня и ярости. Его широкие плечи напряжены, челюсти сжаты, глаза дикие. И когда его взгляд встречается с моим, что-то во мне ломается. Это совсем не то, что я обсуждала с Пэдди. У меня был план, и это, то, что я чувствую, определенно не соответствует ему. Я должна уйти...

Он стремительно приближается ко мне, каждое движение резкое и неумолимое. Я должна что-то сказать, что угодно, но все слова застревают у меня в горле.

Затем внезапно его лоб прижимается к моему, затем его руки оказываются на мне. Одна обхватывает мою челюсть, как будто я что-то хрупкое, другая опускается на поясницу. Он тяжело дышит, ноздри раздуваются, как будто он едва держит себя в руках.

— Ты напугала меня до смерти, Рыжая, — рычит он хриплым от чего-то опасно близкого к боли голосом. — Больше никогда так не делай. Пожалуйста.

Его нос касается моего, теплое дыхание касается моих губ.

— Скажи мне остановиться, — хрипло произносит он, его большой палец проводит по моей щеке, вниз по подбородку. — Скажи только слово, и я отступлю, Рори.

Я умоляю свой рот произнести слова, сказать ему, что я не могу этого сделать, но мой язык отказывается подчиняться.

Его губы прижимаются к моим, и, да поможет мне Бог, я целую его в ответ.

Это не мило. Это неосторожно. Это все, что мы оба пытались отрицать. Недели напряжения, ночи не высказанных взглядов, почти прикосновений и невысказанных истин. Все это сгорает в этом поцелуе.

И Иисус, Мария и Иосиф, это так хорошо.

На мгновение я полностью теряю себя.

Его губы полны огня и отчаяния, они скользят по моим губам, как будто он пытается запечатлеть себя в моей памяти. Я хватаюсь за ворот его рубашки, притягивая его ближе, пока между нами не остается пространства, пока я не могу чувствовать каждый удар его бешеного сердца напротив своего.

И я позволяю себе чувствовать это. Голод. Надежду. Опасность.

Потому что на несколько невыносимых секунд мне хочется поверить, что это может быть реальностью. Что мы не сломленные люди, играющие в дом в чужой мечте.

Его рука на моей челюсти слегка сжимается, как будто он привязывает меня к моменту. Я наклоняюсь снова, совсем чуть-чуть, но тут до меня доходит. Эхо голоса Коналла. Кровь. Страх. Алессандро — это жизнь, от которой я убежала. Независимо от того, что я чувствую к нему, я отказываюсь позволить ему снова затащить меня на дно.

Мое тело замирает прежде, чем мой разум успевает догнать. Я отрываю рот, словно обжегшись, дыхание вырывается из меня одним прерывистым вздохом. Я отстраняюсь, затаив дыхание, мои пальцы все еще сжаты в кулаки на его рубашке. Его глаза темные, дикие и горящие. Они смотрят на меня так, словно умоляют остаться.

— Я не могу, — наконец шепчу я, слова едва слетают с моих губ.

— Хорошо, — хрипло произносит он.

Между нами воцаряется тишина. Напряженная. Хрупкая.

Его челюсть сжимается. Он кивает один раз. Не в знак согласия, а в знак понимания или, может быть, даже поражения.

И от этого, почему-то, становится еще больнее.

Проводя пальцем по губам, я все еще чувствую его. Его вкус. Как будто его рот навсегда отпечатался на моем собственном.

Мои чувства к Алессандро Росси стали опасными...

Я бы солгала, если бы сказала, что не предвидела этого. Я была слепой дурой, притворяясь, что наши отношения с Алессандро были чисто профессиональными. Или даже просто физическими. С самого первого дня, когда я появилась в его квартире, я знала, что это будет ошибкой. И я сорвалась с места и сбежала, как учил меня папа?

Нет.

Я сразу освоилась. Готова и горю желанием сыграть роль сиделки для наследника Джемини.

Я точно знала, кто и что он такое... Было легко закрывать на это глаза, но правда была здесь с самого начала. Ужасная сцена в ночном клубе на самом деле не была неожиданностью. Я провела достаточно времени среди безжалостных мужчин, чтобы узнать одного из них, даже если он скрывался под опаленной огнем кожей.

И теперь, после того поцелуя, что, черт возьми, я должна делать?

Сидя в своей кровати, я смотрю на разделяющую нас дверь, слишком трусливая, чтобы сделать первый шаг. Но я должна. Это моя работа. Я встаю каждое утро, бужу сварливого миллионера и перевязываю его.

Сегодняшний день будет таким же, как любой другой.

То, что он поцеловал меня, ничего не меняет.

Только это не так.

Это меняет все.

Потому что теперь, когда он разденется передо мной, я просто не смогу смотреть на него клиническим взглядом. Это было достаточно тяжело и раньше, но теперь, когда я почувствовала мускулистые линии его тела напротив своего собственного, ничто уже никогда не будет прежним.

Я должна уволиться.

Это будет профессиональным поступком.

Не говоря уже о вменяемом.

Чем дольше я остаюсь, тем труднее будет остановиться.

Но мысль о том, что я не буду просыпаться и видеть Алессандро каждый день, выводит меня из себя. Острая боль пронзает мою грудь, выкачивая воздух из легких.

Дерьмо, как я позволила этому случиться?

Пэдди был прав. Мне нужно найти другую работу и оставить Алессандро в прошлом, точно так же, как Коналла. Может быть, на этот раз обойдется без поножовщины.

Тихий стук в соседнюю дверь заставляет мое сердце срикошетить от грудной клетки. О, чушь собачья. Я еще даже не одета.

— Иду, — кричу я, откидывая одеяло и проводя рукой по своим волосам, все еще растрепанным после вчерашней ночной пробежки домой под дождем. Прежде чем открыть дверь, я останавливаюсь, пытаюсь взять себя в руки и сделать ровный вдох.

Моя рука сжимается вокруг ручки, и я заставляю свое запястье повернуться, несмотря на то, что каждый мускул в моем теле внезапно сжимается от страха. Дверь распахивается, и на пороге появляется Алессандро в одних пижамных штанах с низкой посадкой. Его торс обнажен, правая сторона — лоскутное одеяло из бинтов, в то время как левая остается нетронутым произведением искусства. Мускулистая грудь, отточенная до убийственной красоты, идеально выточенный пресс и эта резкая V-образная линия, спускающаяся вниз… Прекрати! И все же я могу только представить, как он, должно быть, выглядел раньше. Неудивительно, что женщины падали на колени перед великим Алессандро Росси.

Быстро моргая, я заставляю себя поднять глаза и встретиться с ним взглядом.