Вижу, что сейчас уже светло и небо окончательно затянулось тучами. Значит, проспала всю ночь.

Дождь усиливается с каждой минутой, поэтому встаю и просто иду дальше, понимая, что тут нет ничего подходящего, что сгодилось бы за укрытие. Ни пещеры, ни раскидистых веток деревьев.

Холодные капли заставляют тело дрожать и покрываться мурашками, на которые я и не обращаю внимания.

Позже останавливаюсь и задираю голову, открываю рот и чувствую, как дождевая вода попадает туда. Прохладные капли скользят по языку, принося хотя бы небольшое облегчение.

Продолжаю идти дальше, но в этот раз удается пройти не так много, потому что вскоре замечаю среди деревьев пожирателя, который склонился над чем-то.

Звук, вот, что первое привлекло внимание, а после уже и сама тварь.

Я подхожу ещё ближе, на несколько шагов, и пожиратель даже не слышит меня.

Взгляду открывается картина на разодранное тело косули, которой не повезло попасться так глупо. Как только он её догнал? Или она уже была мертва к этому моменту и всё это люди?

Взгляд безразлично скользит по обстановке, но я не замечаю внизу каких-то ловушек.

Пожиратель продолжает вгрызаться в тело бедного животного до момента, когда неожиданно не замирает и не оборачивается, смотря своими мутными глазами прямо на то место, где стою я. Прямо на меня.

Тварь начинает рычать, словно знает, что я здесь.

Возможно, он в любой момент сорвется и кинется на меня, чтобы вгрызться в очередную свою добычу.

Внутри нет ни страха, ни трепета. Что тогда я испытываю?

Безразличие.

Я вижу его уродливое тело, покрытое наростами и шрамами, его грязные когти, готовые вонзиться в плоть. Вижу безумие в его мутных глазах, отражение животного ужаса.

Дождь усиливается, превращаясь в плотную стену, сквозь которую едва пробиваются очертания леса. Капли барабанят прямо по лицу.

Пожиратель в это время начинает оглядываться по другим сторонам, из-за окружающего шума ему сложно сориентироваться.

Разворачиваюсь и ухожу, слышу, как рычание становится сильнее, правда, на меня со спины так никто и не набрасывается.

Иду, понимая, что повязки на ступнях уже все порвались и их нужно сменить, но не делаю этого, потому что если остановлюсь, то это будет последнее, что сделаю.

Иду. Иду. И иду. До тех пор, пока деревья не начинают редеть, однако так и не вижу никаких домов или выхода из леса. Но не это заставляет меня остановиться, а силуэт человека, что виднеется среди них.

Мужчина, и он приближается.

Замираю, более не в силах пошевелиться.

Незнакомец тоже замирает, когда я вижу седину в его волосах и отросшую бороду. Руку с оружием он опускает, когда понимает, что я совсем безоружна.

Не знаю, какую картину видит этот человек, но хмурится и делает шаг вперед, когда я бессознательно падаю, так как достигаю своего предела.

Прихожу в себя в неизвестном месте, понимая, что многие части моего тела перевязаны бинтами.

Взгляд скользит по деталям комнаты с окном, через которое пробивается свет. Вижу стол, стул, стоящими у дальней стены. Есть ещё шкаф и даже кресло. Обстановка скромная, но опрятная. Комната кажется обжитой, но без личных вещей, которые могли бы дать хоть какую-то подсказку о том, где я.

Мои руки не связаны и не прикреплены к кровати наручниками, значит, никто не держит меня.

Дверь в комнату открывается, и я вижу того самого мужчину лет шестидесяти, который встречается со мной взглядом.

Мы смотрим друг на друга несколько секунд, когда я замечаю в его руках тарелку.

Мужчина прослеживает за моим взглядом и проходит дальше, останавливаясь уже рядом с кроватью и ставя тарелку с чем-то горячим, так как от неё исходит пар, на тумбу рядом.

– Поешь. Тебе нужны силы, чтобы восстановиться.

Его голос оказывается хриплым, будто прокуренным.

Я лишь также безразлично смотрю на эту тарелку, не понимая, зачем он мне предлагает еду. Зачем хочет помочь?

Видя, что я не тороплюсь есть содержимое в тарелке, то незнакомец поясняет:

– Это обычная каша с гарниром и овощами. Там есть все необходимое для ослабленного организма… – он почесывает себе затылок, замолкая на секунды. – Меня, кстати, Уолтер зовут. Не знаю, что ты помнишь, но я нашел тебя и… привел сюда. Это мой дом. Ты была в очень плохом состоянии и…

– Какой сейчас год? – спрашиваю я лишь единственный вопрос, ощущая сухость во рту.

Если Уолтер и удивляется моему вопросу, то вида не подает.

– Две тысячи девяносто восьмой. Осень две тысячи девяносто восьмого.

Две тысячи девяносто восьмой.

В голове шумит, когда я понимаю, что прошло почти два года. Именно столько я провела у ублюдка Дэрила.

Прикрываю глаза и задерживаю дыхание, осознавая, что потеряла два года… Два года с момента, как умер Маркус, как Сицилия забрала вакцину.

Уолтер продолжает говорить что-то ещё, вроде спрашивает, как меня зовут, но теперь я только продолжаю молчать.

Не знаю, сколько я ещё нахожусь в этом доме. Возможно, пару месяцев, так как погода стремительно меняется и выпадает первый снег.

Через несколько дней после того, как я пришла в себя, то Уолтер показал мне свой небольшой дом и его территорию, объяснил, где внутри всё находится, в том числе, где можно и помыться, только перед этим стоит набрать воду в роднике. В прошлый раз он ходил именно к нему, когда встретил меня.

Мы находимся всё также где-то в лесу, вроде бы в нескольких десятках милях от самого ближайшего города в районе Гристоуна. Тут, кроме его дома нет никаких общин. Ничего. Пожиратели редкие гости и так понимаю, что того в лесу я встретила также случайно.

Он живет один, но, судя по редким выцветшим фото, у Уолтера была семья. Я не спрашиваю, что с ними случилось, да и вообще не говорю с мужчиной с того самого дня, как задала единственный вопрос. Не говорю по той причине, что не хочу. Не хочу привязываться и как-то контактировать с тем, кто помог мне. Ведь, как показывает практика, то люди, помогающие мне, умирают. Или в лучшем случае – исчезают.

Уолтер дает мне кафоликон. Я не знаю, откуда он его берет, но раз в девять дней таблетка лежит на тумбе рядом со стаканом воды.

Мои раны постепенно заживают, хоть и остаются шрамы.

Почему я ещё здесь? Почему не уйду?

Я не знаю, куда мне идти. Прошло слишком много времени и всё потеряло смысл. Тоби мне уже не найти и не спасти, да и… не уверена, что ему уже нужно это спасение.

Поэтому я пока просто нахожусь здесь, живу, молча помогаю, например, стираю одежду в воде, которую приходится периодически растапливать. Убираюсь и много хожу, изучая территорию вдоль и поперек.

Я не прикасаюсь только к одному. К еде. Готовкой всегда занимается Уолтер. Первое время мне было сложно смотреть на еду, даже на самую обычную, воспоминания возвращались к тому, чем приходилось питаться прежде. Сейчас уже полегче.

Ещё я часто смотрю на то, как мужчина стреляет. В дичь и в птиц, пролетающих мимо, осматривает их на заражение, а после использует шкуру для создания теплых вещей, а мясо для еды.

Я знаю, где хранится его оружие. Иногда захожу туда и просто смотрю на всё это.

Уолтер знает, что я хожу туда, но никогда не выгоняет. Мужчина не боится, что я могу его обокрасть и сбежать.

Наши вечера проходят тихо и молча. Уолтер разжигает печку, и мы садимся в кресла в общей комнате, берет в руки одну из книг и читает вслух, как когда-то делала я. После мы расходимся в разные комнаты, и свою я не запираю на задвижку, которую Уолтер приделал специально с внутренней стороны на третий день моего нахождения здесь. Мужчина объяснил это тем, что я смогу запираться изнутри, если меня что-то испугает.

Мысленно я тогда усмехнулась, хоть и была благодарна ему за это.

Кошмары не снятся мне здесь. Вообще ничего не снится. Бывает, я просто засыпаю, могу проснуться посреди ночи или уже под утро, после также легко и уснуть. Реже сплю днем. Например, сегодня один из таких дней.