Когда платформа останавливается, то покрывается землей и песком, а я смотрю на арену и… вижу там уже человека. Ещё одно отличие. Обычно, мы приходим первыми, и только после кого-то запускают.

Я изучаю человека вдалеке, у которого опущена голова. Вижу грязные светлые волосы, вижу такую же одежду, только порванную во многих местах и… цепь, присоединенную к ноге. Она прикреплена прямо к земле, откуда торчит штырь. Это женщина, различаю по фигуре.

Я отвлекаюсь от изучения силуэта, потому что вижу, как на поверхность поднимается Сицилия Дарс.

Женщина с улыбкой смотрит на меня, когда вокруг неё возводится невидимая стена, однако это не мешает ей говорить на всю арену.

– Добро пожаловать, – произносит она, когда я вижу на ней опять кроваво-красный костюм и такое же пальто с перчатками, – сегодня прекрасное начало чудесного солнечного дня, не правда ли? – на арене люди замолкают, чтобы лучше слышать её слова. – А знаете почему? – вновь тишина и длительная пауза, потому что мисс Дарс смотрит прямо на меня. Что-то в её улыбке пугает и заставляет напрячься всем телом. – Сегодня четвертое декабря! Для кого-то совсем обычный день, но точно не для мисс Эйвери Рид, верно?

Она смотрит на меня в ожидании, когда я лишь хмурюсь.

– Эйвери, видимо, стесняется, но ничего. Я разузнала кое-какую информацию про мисс Рид и… у неё сегодня день рождение! Ну, же, где ваши поздравления и аплодисменты?!

После её слов толпа взрывается и начинает свистеть, аплодируя мне, а я вспоминаю. И правда. Четвертое декабря. День, когда я родилась.

– Сегодня ей исполняется двадцать лет! – продолжает Сицилия, когда во мне всё внутри только сильнее натягивается, будто струна. – Но это не единственное, что я узнала. Мисс Рид для своих двадцати лет всё ещё остается невинной, – я услышала смех и посвистывание, но Сицилия их прервала, подняв одну из рук вверх, – это не то, что вы подумали. Эйвери невинна, ведь за свою жизнь ещё ни разу не убивала человека.

Сердце замерло в груди, а дыхание перехватило. Желание бежать, покинуть это место, вспыхнуло так резко, что я дернулась всем телом.

Откуда она это узнала? Я тут же вспомнила Лизи, её нож и слово "вопросы". Могла ли Сицилия задавать вопросы про меня или сделала выводы, наблюдая за моими побегами на арене?

– Поэтому сегодня я преподнесу ей особый подарок на двадцатилетие, который ни вы, ни девушка никогда не забудете. – Она взмахнула рукой и показала по направлению к тому человеку с цепью. – Ещё я узнала, что у мисс Рид тут находится особый человек… её мама…

Мои глаза расширились, когда женщина с цепью подняла голову и встретилась со мной глазами.

Нет…

– … признаться, я удивилась также, как и Эйвери сейчас, когда узнала. Поприветствуете Лойс Рид.

В глазах мамы застыли слёзы, и она покачала головой, смотря на меня.

По инерции я сделала несколько шагов вперед, за что получила тут же легкий удар током.

– Пока ещё рано, Эйвери. Я понимаю, тебе хочется подойти к ней, обнять, но… увы, такой возможности не будет. Сегодня ты лишишься невинности. Твое испытание – убить Лойс Рид.

Что? Что???

Показалось, будто я ослышалась, но по глазам Сицилии поняла, что нет. Она действительно хочет, чтобы я убила собственную мать. Человека, которая родила и вырастила меня. Да, она бросила нас, и я испытываю за это ненависть, но никогда я не желала ей смерти. Тем более, от своей руки!

– Нет, – уверенно проговорила я.

– Я знала, что ты так скажешь, милая, – женщина улыбнулась, – и знаю, что, вероятно, угрозы с твоей смертью не помогут по итогу, поэтому у нас было время подготовиться. Иди. Можешь подойти к своей маме.

Я двинулась вперед и вскоре остановилась в шаге от неё, встречаясь с красными глазами от слез Лойс Рид. Цепь натянется сильнее, если она сделает шаг вперед.

– Ничего не замечаешь, Эйвери?

Что я должна заметить?

Мой взгляд скользит по лицу мамы, и мне кажется, что она тоже недавно проходила испытание, потому что выглядит паршиво. Я вижу синяки на её шеи и следы борьбы на руках, а именно на костяшках пальцев.

Глаза скользят ниже, и я обращаю внимание на порванную одежду в районе плеча. Тяну свободную руку к ней и касаюсь пальцами куска ткани, чтобы отодвинуть его и… увидеть укус. Так и замираю.

– … Лойс Рид заражена. И это настоящее чудо, что она ещё не обратилась, – словно издалека слышу голос Сицилии, – увы, она не смогла выстоять против нескольких пожирателей, хоть и красиво сражалась. Она может обратиться в любой момент, и только от тебя Эйвери зависит, умрет она тварью или человеком.

В моей голове проносится вопросы, например, откуда Сицилия узнала, что Лойс Рид моя мать? Но все они меркнут, когда я понимаю, что мама заражена. Осознание этого доходит слишком поздно.

Не верю.

– Но знай, Эйвери, если ты её не успеешь убить до тех пор, пока она не обратится, то отправишься следом за ней. Тоже умрешь.

Сицилия замолкает, наверное, она покинула арену, но я не оглядываюсь, продолжая смотреть на маму и так и держать руку возле её укуса.

Голоса людей уходят на второй план.

Я смотрю на неё и вижу черты лица – себя и брата. Вижу её светлые волосы и вспоминаю, как она стригла мои и учила плести меня косы, как улыбалась, смотря на Тоби и то, как он повторял за нами.

Сейчас её губы слишком бледные и сухие, и она пытается мне что-то сказать, но я слышу лишь шум в ушах. Он такой громкий, что хочется закрыть уши и закричать.

– … Эйви, Эйви… ты слышишь меня? – доносятся до меня обрывки её фраз.

Я качаю головой, кажется, что это лишь ночной кошмар.

– Ты должна сделать это, милая… Убей меня.

– Нет! – я дергаюсь, как от пощечины и отхожу на шаг. – Нет!

Она улыбается, но улыбка выходит слишком грустной.

– Ты и так знаешь, что я уже мертва, Эйви, просто… ты не должна умирать тоже. Кто позаботится о Тоби?

– Ты! Это должна была сделать ты, а не я! – Из моих глаз начинают течь слёзы и из-за злости в том числе. – Ты должна была отправиться с нами во Фрейзхол. Мы должны были покинуть Архейнхол через полгода, ты не должна была сбегать с Кларком… – я говорю всё это слишком быстро, боясь, что не успею. – Ты должна была заботиться о нас, мам… Тогда сейчас мы бы не были здесь, тебя бы не укусили…

Я чувствую дрожь во всем теле, а кровь в жилах будто замирает.

– Я знаю, знаю всё это, Эйви. Иногда люди совершают ошибки и после всегда за них расплачиваются, теперь настала и моя очередь…

– НЕТ!

– Эйвери, – мама тянет ко мне свои руки и касается своими теплыми моих холодных, – ты обязана сделать это. Я не хочу превращаться в одну из этих тварей.

– Это нечестно, мам. Ты не можешь просить меня о таком!

– Знаю, но тогда ты выживешь.

– И что? Чтобы прожить ещё один день в этом проклятом месте?!

Я опускаю глаза, однако мама берет моё лицо в свои ладони и заставляет вновь посмотреть на неё.

– Ты сильная, Эйвери, я знаю это и всегда знала, – сейчас мне хочется засмеяться из-за её слов, потому что она первая, кто так говорит. – Ты заботилась обо мне, когда ушел ваш отец и заботилась о брате, когда я… была плохой матерью для вас. Поэтому ты сделаешь это. А после выберешься отсюда.

– Нет, – я покачала головой, – нет, не смогу…

– Эйви! Ты ненавидишь меня после того поступка, и я знаю это, так используй сейчас всю эту ненависть и сделай это!

– Я не желаю тебе смерти и никогда не желала. Ты же моя мама… Как я могу…?

Она улыбнулась и прислонилась своим лбом к моему, и из наших глаз продолжили течь слёзы.

– Я чувствую, Эйви, – совсем шепотом сказала она, – чувствую, что это случится вот-вот… Пожалуйста, ради себя и Тоби… Пожалуйста.

Мама опустила одну из рук и положила её поверх той, в которой я держу нож и сжала своей.

Из меня вырвались рыдания. Словно тёмные облака, что разрываются грозой, слёзы скатились по щекам, оставляя следы горечи и утраты. В сердце начала зреть буря из-за понимания, что вот-вот должно случиться.