Обвинение представило восемьдесят пять свидетелей и воспроизвело более ста аудио- и видеозаписей. Имелись и дополнительные фотодоказательства. Хотя попытка следователей штата сфотографировать заседание Комиссии в Бауэри в 1983 году провалилась, агентам ФБР позже это удалось. Действуя по наводке информатора, 15 мая 1984 года агенты использовали закамуфлированный фургон, чтобы сфотографировать боссов, покидающих заседание в Стейтен-Айленде. Встреча проходила в доме в районе среднего класса, известном как Саут-Бич, где жил двоюродный брат Тома Билотти, грузчик. За исключением изгоя Бонанно, все мафиозные семьи прислали своих представителей. На фото запечатлены уходящие Кастеллано, Билотти, Салерно, Санторо, Фурнари, Ланджелла и Скопо. Причина сбора была неизвестна, но фотоснимок убедительно свидетельствовал о том, что это была полномасштабная конференция Комиссии, на которой присутствовали пятеро из тех, кто предстал перед судом.
Свидетели обвинения, такие как Анджело Лонардо, престарелый кливлендский мафиози, и Джо Канталупо, мелкий подражатель Коломбо, могли быть дискредитированы путем перекрестного допроса. Это были люди с потасканным криминальным прошлым. На свидетельской трибуне они признались, что лгали на предыдущих процессах, согласившись дать показания на этом только после того, как заключили сделку с правительством, чтобы получить более мягкие приговоры за свои преступления. Проворные вопросы адвокатов защиты говорили о том, что это ненадежные свидетели, у которых есть стимул лжесвидетельствовать и подстраивать свои показания. Но опровержения пленок, которые составляли 95% основных доказательств обвинения, не последовало. Они были мухами на стене, неопровержимыми доказательствами деятельности мафии.
За девять недель прослушивания деморализующих пленок адвокаты почувствовали нарастающее пораженчество своих клиентов. Толстяк Тони Салерно стал самым стоическим, казалось, закрыв глаза на надвигающуюся гибель. Содержащийся под стражей без права внесения залога как потенциально опасный для общества, Салерно, казалось, больше беспокоился о своем желудке, чем об исходе судебного процесса. Он постоянно поглощал неиссякаемый запас печенья и конфет. В конце одного из заседаний он поднялся из-за переполненного стола защиты, чтобы попросить судью Оуэна об одолжении. Недовольный холодными сэндвичами, которые выдавали заключенным в полуденный перерыв, он просительно спросил судью: «А как насчет горячего обеда, судья? Разве у нас не может быть горячего обеда?»
Сжалившись над ним, подсудимый Энтони Инделикате попытался однажды пронести в зал суда сэндвич с телятиной и тайком передать его прожорливому Толстому Тони. К несчастью, охранник заметил передачу и конфисковал сэндвич как контрабанду.
Дебют Кармине Персико в роли рупора самого себя придал мрачному процессу единственную нотку комизма. Незнакомец с первого взгляда мог бы принять его за респектабельного адвоката, когда он поднимался, чтобы провести перекрестный допрос свидетеля или обратиться к присяжным. Он был одет, как многие судебные адвокаты, — в темные и серые костюмы, однотонные рубашки и консервативные галстуки в полоску. Его очки в золотой оправе и грозные глаза ищейки лишь усиливали иллюзию. Но фасад рассыпался, когда он пытался набрать юридические очки с народным бруклинским акцентом, используя такие фразы, как «I sez», «you seen» и «dem kids». Временами он путался в своих записях, прося судью и присяжных: «Потерпите, пожалуйста. Я немного нервничаю». Будучи одновременно адвокатом и обвиняемым, он называл себя на перекрестных допросах и в ходатайствах «я» и «мистер Персико».
Дерзкий дон в своем вступительном слове пытался вызвать симпатию как угнетенный неудачник. «Не будьте ослеплены ярлыками», — призвал он присяжных. Указывая на обвинителей, он сказал: «Они сильны, а не я». По его вопросам к враждебно настроенным свидетелям обвинения было ясно, что Персико пытается набрать очки, не подвергая себя опасности давать показания. Его манеры поведения в суде и репутация привлекли внимание профессиональных актеров Джеймса Каана и Роберта Дюваля, которые появились на галерее для публики, чтобы понаблюдать за тем, как настоящий мафиози играет адвоката. Каан познакомился с Персико еще до съемок оригинального фильма «Крестный отец», а Дюваль сыграл консильери в той же постановке и ее продолжении.
Как и опасались его сообвиняемые, выступление Персико ослабило общую стратегию защиты. Проводя перекрестный допрос Джо Канталупо, который опознал в нем босса Коломбо, Персико рассказал, что Канталупо был избит братом Персико. Возможно, он хотел показать, что Канталупо ненавидит его и давал показания, чтобы отомстить. «Ты был зол, потому что тебя избили, а тебя избили, потому что ты не вернул деньги», — обрушился Персико на Канталупо. Его аргумент был дорогостоящим промахом. Избиение произошло из-за ростовщического долга, что еще больше выставило Персико и его подручных как безжалостных гангстеров.
Похожая ошибка Персико произошла во время перекрестного допроса подрядчика «Бетонного клуба» Стэнли Стернчоса. Пытаясь проиллюстрировать ненадежность свидетеля, Персико добился от Стернчоса признания в том, что тот пропустил обязательные платежи Ральфу Скопо, мафиози. Такая линия допроса Персико укрепила доказательства вымогательства против всех обвиняемых, подтвердив рутинную систему откатов. Только адвокат-любитель мог допустить такую оплошность.
Персико мог подумать, что очаровывает присяжных и доносит до них свою точку зрения, не подвергая себя ожесточенному перекрестному допросу. Наблюдая за Персико, Майкл Чертофф был уверен, что его выходки непреднамеренно помогли обвинению. Читая по лицам присяжных, прокурор был уверен, что яростные дуэли Персико со свидетелями лишь еще больше раскрывают его личность мстительного хулигана.
От защиты выступил только один свидетель: Кэтрин, двоюродная сестра Персико, жена Фреда ДеКристофера, с которой он расстался. Она пыталась опровергнуть показания мужа о том, что Кармине делал им инкриминирующие замечания по поводу его положения в мафии, но это был незначительный свидетель, не имеющий большого влияния. Все, на что могли рассчитывать адвокаты защиты, — это их совместные выступления, как лучшая надежда разобрать показания и дискредитировать записи. Выступление Персико перед присяжными, однако, оказалось более захватывающим, чем все речи профессиональных адвокатов. В течение девяноста минут он твердил, что у обвинения нет ни малейших прямых доказательств его причастности к преступлению. Его голоса не было ни на одной из пленок, а большую часть времени, когда совершались преступления в клубе «Бетон», он находился в тюрьме.
Под конец своей речи он отложил в сторону свои записи, облокотился на перила ложи присяжных и признался, что после вынесения обвинительного заключения он бежал, чтобы избежать ареста. «Может быть, я испугался, — заявил он. — Может быть, я был немного напуган. Но чего снова.? Чего на этот раз? Что я мог сделать, находясь в тюрьме так долго? Столько лет? Может быть, я устал ходить в тюрьму и обратно, устал от того, что меня затаскивали в залы суда и судили из-за моих имени и репутации. Когда же это закончится? Когда это прекратится? Когда они оставят вас в покое?» — спросил он присяжных.
Назвав двух главных свидетелей против него — своего кузена Фреда ДеКристофера и подручного Джо Канталупа — не заслуживающими доверия и лживыми, он подчеркнул, что их показаний недостаточно для вынесения обвинительного приговора. Следуя основной линии защиты, Персико обвинил обвинение в том, что оно предвзято оклеветало всех подсудимых гнусным именем мафиози. Заявив, что он понес достаточное наказание за свои прошлые преступления, он завершил свое выступление мольбой о справедливости.
«Как долго я должен расплачиваться за ошибку, которую совершил много лет назад? Они пришли не для того, чтобы разбирать дело, а чтобы преследовать людей при слове «мафия». Я не могу сказать, что никогда не делал ничего плохого; вы знаете, что я был в тюрьме. Вы не можете отправить меня обратно в тюрьму, потому что я был в тюрьме; они должны доказать, что я сделал что-то не так, я сделал что-то другое».
