Стремительный взлет Джона Готти не остался незамеченным. В начале нового года он занял первое место в списке ФБР, который Брюс Моу составил для руководства Гамбино. Другие правоохранительные органы придерживались того же приоритета. Вскоре Бюро, федеральные прокуроры Бруклина и Манхэттена, окружная прокуратура Квинса и оперативная группа по борьбе с организованной преступностью штата стали натыкаться друг на друга, пытаясь получить информацию о Готти. В то время следователям было неясно, что убийство Пола Кастеллано стало побочным результатом электронного прослушивания ФБР Руджеро и требований Кастеллано прослушать спорные записи. Теперь следователи добивались разрешения на новые электронные вторжения. В какой-то момент агенты ФБР, прокуратуры Квинса и оперативной группы штата почти одновременно проникли в охотничий и рыболовный клуб Бергина, чтобы установить микрофоны, не подозревая друг о друге. Эти многочисленные электронные вторжения стали продолжением исторического, порой комичного соперничества юрисдикций, которое хронически преследовало огромное количество следственных агентств, работающих в Нью-Йорке.

Первым подразделением, поставившим жучок на нового босса Гамбино, стала оперативная группа штата. Как и ФБР и детективы прокуратуры Квинса, следователи штата вышли на информатора — арестованного мелкого наркоторговца Доминика Лофаро, просившего о снисхождении, — чья информация вызвала жучки в клубе «Бергин». Лофаро, подельник Гамбино, надел прослушку и записал разговор с Готти об азартных играх и ростовщичестве в команде Бергина. Этого было достаточно для получения разрешения суда на подслушивание в офисе Готти. На самом деле электронные уши появились в марте 1985 года, за девять месяцев до убийства Кастеллано и задолго до того, как Готти стал главным гангстером. Микрофоны были спрятаны в двух настольных телефонах, расположенных в немаркированной витрине магазина с отдельным входом с улицы через красную дверь, рядом с магазином «Бергин». Готти превратил это помещение в свою личную каморку. Не связанное с клубом, это было место, где, по мнению следователей, Готти вел свои конфиденциальные разговоры, чувствуя себя там в большей безопасности, чем в более просторном помещении «Бергина». Оживленный и шумный клуб в остальное время служил местом для приема людей, ожидающих встречи с ним, а не для бесед о делах мафии. Следователи штата знали, что он настороженно относится к прослушиванию телефонных разговоров, но рассчитывали, что он не подозревает, что два личных телефона в его кабинете прослушиваются. Каждый разговор в его личных покоях мог быть записан микрофонами в телефонах, когда они не использовались для входящих или исходящих звонков.

Когда устройства были впервые включены, Готти занимал должность капо. Его разговоры не принесли криминальных улик, и в октябре 1985 года микрофоны были отключены. Два месяца спустя, ссылаясь на убийства Спаркса, Рональд Голдсток, глава оперативной группы, получил разрешение суда вновь активировать «жучки», спящие в телефонах. На этот раз были получены интересные результаты. Став боссом, Готти на удивление ослабил бдительность, свободно беседуя в своем кабинете с близкими товарищами о своих планах по перестройке организационной структуры «Гамбино», переназначении бойцов и перспективных назначениях в иерархии. Одним из первых заявлений в январе 1986 года стало его «адское наследие»: создание непобедимой семьи Коза Ностра. На государственных пленках записано, как Готти высмеивает консильери Джо Н. Галло, называя его милым стариком, неэффективным руководителем, которого он намеревался заменить. Однако он не собирался назначать на пост консильери соучастников Толстяка Энжа Руджеро или Сэмми Гравано. Анджело, «он недостаточно умен», — сказал Готти своему доверенному лицу, — а Гравано в возрасте сорока одного года «недостаточно стар».

Следователи штата узнали, что примерно в это же время на встрече с Руджеро Готти выбрал Фрэнка ДеЧикко своим человеком номер два, своим подчиненным боссом. Не уточняя причин, крестный отец решил временно запретить прием новых солдат. «Эти парни будут в шоке, — усмехался Готти. — Послушайте, блядь, от шести месяцев до года мы не можем сделать ни одного из них. Мы не можем сделать ни одного», — сказал он Руджеро.

В качестве инструкции для крупнейшей в стране боргаты Готти поручил Руджеро уведомить всех нижних чинов, что он будет слишком занят, чтобы обременять себя рутинными проблемами и просьбами. «Забудьте о делах здесь, — приказал он, обращаясь к самому себе. — Идите к Анджело, идите к своему шкиперу, идите к кому-нибудь еще».

Из крутящихся кассет оперативная группа узнала, что Готти переносит свою штаб-квартиру из клуба «Бергин» в Квинсе в «Равенит» в Маленькой Италии. Это был символический шаг, уведомляющий его собственную семью и другие кланы о его восхождении от провинциального капо до божества мафии. «Анджело, — объявил он, — я не приеду сюда [в Квинс]. Я буду ездить в Нью-Йорк каждый гребаный день. Прямо в Нью-Йорк. Там я [невнятное слово] с того дня, как живу, и там же умру».

В соответствии с его высоким статусом, личный образ жизни Готти претерпел значительные изменения. Будучи капо, он одевался опрятно, но в типичном вульгарном стиле, как правило, в водолазки или рубашки с открытым воротом, на груди болтался золотой или серебряный кулон. Иногда он надевал черно-серебристую куртку Oakland Raiders и мокасины. Переосмыслив себя, он принял модный стиль одежды, сочетающий цвета. Вместо ветровок и спортивных курток он теперь щеголял в сшитых на заказ двубортных шелковых костюмах Brioni и DiLisi, дополненных галстуками с цветочным рисунком ручной работы. Некогда лохматый, смущенный школьник с непарными ботинками был облачен в кашемировые пальто и шелковые носки с монограммами. Почти каждый день его серебристо-черные волосы подстригали, а выдающуюся вдовью макушку укладывали в прическу с зачесом назад. В одночасье он стал Бо Бруммелем мафии.

Если раньше он проводил большую часть времени в клубе «Бергин» и питался в простых соседских ресторанах в Квинсе и Бруклине, то теперь Готти стал часто посещать модные кафе и ночные заведения Манхэттена. Его сопровождал целый корпус мускулистых защитников, несколько похожих на массивного Луку Брази из «Крестного отца», и сопровождающие оказывали ему нескромные любезности; даже его братья Джин и Питер помогали ему надевать и снимать пальто и держали над его головой зонтики. Один из двух телохранителей сопровождал его в ресторанах и общественных туалетах, включая и выключая для него краны с водой и услужливо подавая ему свежие льняные полотенца.

В начале 1986 года, когда Готти переделывал семью Гамбино и самого себя, ему пришлось разбираться с двумя уголовными обвинениями, оставшимися со времен его бандитской карьеры капо. Двумя годами ранее он дважды припарковался возле одной из своих букмекерских контор в Квинсе. Машина Готти не дала проехать по улице механику-холодильщику по имени Ромуал Пичик. Высокий, мускулистый, вспыльчивый, тридцатипятилетний Пичик посигналил, а затем подошел к Готти пешком, словно готовясь к драке. Спор закончился тем, что Готти и приятель мафии, Фрэнк Коллетти, избили Пичика, который уехал на машине и вызвал полицию. Обыск обнаружил Готти и Коллетти в соседнем баре Cozy Corner Bar and Grill, и Пичик выдвинул обвинения в том, что они напали на него и вытащили 325 долларов наличными из его бумажника.

Не зная о криминальном положении Готти, когда он первоначально опознал его, Пичик решил отомстить. Обычно обвинения, связанные с незначительным спором на парковке без серьезных травм, замирают в переполненной судебной системе города, прежде чем быть снятыми. Однако прокуратура Квинса, воспользовавшись возможностью получить широкую огласку, доказав, что недавно получивший дурную славу Джон Готти был жестоким хулиганом, настояла на судебном преследовании. Не оставляя без внимания это пустяковое дело, окружной прокурор с нетерпением назначил дату суда на март 1986 года. Пичик, единственный свидетель обвинения, теперь знал, что Готти — мафиози, и ему снились кошмары об убийстве. Отказавшись сотрудничать с прокурорами, испуганный механик был затащен в суд людьми окружного прокурора. Похожий на зомби и в темных очках, Пичик отказался от опознания, которое он провел перед большим жюри. «Если честно, — сказал он, — это было так давно, что я не помню. Я не помню, кто дал мне пощечину».