Расследование ФБР в конце 1970-х годов привело к 117 обвинительным приговорам в отношении чиновников ILA, бизнесменов, а также нескольких бойцов Дженовезе и Гамбино за вымогательство и коррупцию в портах Восточного побережья. Однако периодическое давление не смогло ослабить контроль Дженовезе над местным отделением 1804-1 и METRO в портах Ньюарк и Элизабет. Оценивая успехи Дженовезе в порту, Роберт Буччино, заместитель начальника отдела по борьбе с организованной преступностью генерального прокурора Нью-Джерси, считает банду Джиганте разочаровывающим противником. «Мы пытались внедриться к ним на протяжении многих лет и всегда терпели поражение», — сказал Буччино в 1989 году, признав, что Дженовезе — самая влиятельная преступная семья в штате.

На заседании комиссии в 1988 году Чин Джиганте пренебрежительно отозвался о том, как Джон Готти радовался посвящению своего сына в жизнь Козы Ностра. Хотя старший сын Чина, Эндрю Джиганте, не был человеком с большой буквы, Чин не возражал против того, чтобы он пользовался плодами семейных авантюр. Будучи ярким примером щедрости, Эндрю получил руководящую работу в двух компаниях METRO, где его зарплата составляла 340 000 долларов в год, а также стал акционером другой компании по ремонту контейнеров в Нью-Джерси и судоходной компании в Майами. Внутри семьи Дженовезе опытные капо и солдаты знали, что Чин был против того, чтобы его сыновья официально вступали в Коза Ностру, но они понимали и другой аспект отношений между отцом и сыном: Эндрю был суррогатом Чина, охраняя ценные интересы режима в Порт-Ньюарке и Элизабет.

На исходе 1980-х годов самые осведомленные эксперты по мафии из ФБР и Министерства юстиции вынуждены были признать, что их обмануло неустойчивое поведение Джиганте и они назначили боссом Дженовезе не того человека. «Дженовезе отличались от других семей, у которых была четкая система подчинения», — обнаружил начальник отдела ФБР Дональд Ричардс, добавив, что маневры Чина, направленные на то, чтобы вывести ФБР из равновесия, сработали. — Основываясь на данных наблюдения и информаторов, мы думали, что боссом является Салерно. Оказалось, что Чин был более влиятельным, чем мы изначально предполагали».

Майкл Чертофф, главный прокурор, добившийся обвинительных приговоров по делу Комиссии, в которых Толстый Тони был указан в качестве крестного отца, привел свидетельства суда о том, что Салерно посещал заседания Комиссии и «к нему относились и уважали как к боссу». Возможно, признал Чертофф, Джиганте и Салерно следовало рассматривать как равноправных партнеров: «Салерно — председатель совета директоров, а Чин — генеральный директор».

Джим Косслер, руководитель ФБР по борьбе с организованной преступностью в Нью-Йорке, не жалеет о справедливости приговора Салерно и о том, что он стал главным главой семьи. «Даже если он был прикрытием, по закону он был боссом, принимал решения, разрешал споры, ходил на все заседания комиссии. Вы не можете отменить тот факт, что Толстый Тони действовал как босс семьи».

Измена Фиша Кафаро в 1986 году и его последующие показания рассеяли дымовую завесу, прикрывавшую иерархию семьи, и окончательно разоблачили всемогущее положение Джиганте. После перебежки Кафаро в течение года носил прослушку, но ему не удавалось приблизиться к Чину, не говоря уже о том, чтобы поговорить с ним. Работа Кафаро под прикрытием принесла прокурорам одно дело о наркоторговле среднего звена. В целом он не нанес серьезного ущерба семье и не получил того, чего ФБР хотело больше всего: веских доказательств, позволяющих обвинить Джиганте в преступлении. В отличие от других лидеров боргаты, находчивого Чина Джиганте нельзя было поймать в ловушку с помощью «жучков» или телефонных прослушек. За пределами его избранного окружения никому не позволялось приблизиться к нему, чтобы завладеть его слухом или доверием. И, похоже, у него были преданные солдаты и соратники, которые никогда его не предадут.

Джон Причард, руководитель отдела Дженовезе в ФБР, который впоследствии занимал высокие посты в правоохранительных органах города и штата, преклонялся перед способностями Джиганте к уклонению. «Без сомнения, он был самым умным, самым интригующим мафиози из всех, кто попадался мне на глаза. Казалось, нет способа поймать его».

Лежа в постели и прижимаясь к своей девушке, Бобби Фаренга чувствовал себя в безопасности. У него была заначка в 20 000 долларов, полученная от продажи несколькими днями ранее половины «К» кокса, и хорошие перспективы для будущих наркосчетов в качестве посредника, которого поставлял надежный импортер. Засыпая, он услышал шорох у входной двери своей бруклинской квартиры. «Откройте, ФБР, у нас ордер на ваш арест, Бобби», — приказал суровый голос. Прежде чем он успел сообразить или встать на пол, дверь распахнулась, и в его спальню ворвалась небольшая армия мужчин с пистолетами наизготовку. Бобби-Барклай — так его звали, но для его работы это звучало слишком вычурно, и он никогда не пользовался этим именем — был пойман за продажу фунта. Это была операция ФБР, и он на нее попался, продав кокаин агенту под прикрытием, выдававшему себя за покупателя.

Рейд в ту ноябрьскую ночь 1987 года был обычным, одним из многих, проведенных оперативной группой ФБР и полиции Нью-Йорка по борьбе с наркотиками, пытавшейся сдержать необратимый поток наркотиков в город. Все, что знали о Бобби Фаренге участники рейда, — это то, что он был низкопробным торговцем наркотиками, не имеющим тесных связей с крупными наркодилерами или организованной преступностью. Но его арест должен был доказать справедливость поговорки, озвученной старыми пророками Козы Ностра, о подводных камнях наркоторговли: дилеры, столкнувшись с длительными тюремными сроками, настучат и подвергнут опасности всех, включая боссов.

Бобби Фаренга никогда даже не видел Винсента Чина Джиганте, загадку мафии, которая поставила ФБР в тупик. Однако его арест в два счета вывел ФБР на змеиную дорогу, ведущую к крестному отцу Дженовезе.

Отряд из восьми агентов и детективов, ворвавшийся в неприметную холостяцкую квартиру Фаренги в Бэй-Ридж, возглавлял Льюис Шилиро, куратор совместной оперативной группы ФБР по борьбе с наркотиками. Шилиро пришел в бюро прямо из юридической школы, и коллеги-агенты восхищались им как «мозговитым парнем», способным разобраться в сложных нюансах уголовного законодательства, а также разработать тактику для выполнения рискованных обязанностей по обезвреживанию преступников, чтобы никто не пострадал. Большинство агентов с ужасом ждали назначения в Нью-Йорк, но Шилиро вырос на Лонг-Айленде, хорошо понимал атмосферу этого района и был добровольцем в двух самых опасных подразделениях Нью-Йорка: по борьбе с наркотиками и организованной преступностью. Его способность распутывать сложные дела была быстро признана, и уже через три года он руководил следственным отделом — впечатляющее достижение для относительного новичка в застывшей бюрократии. (Перед выходом на пенсию Шилиро возглавил ньюйоркский офис бюро).

Внешне тихий и сдержанный, он не любил бумажную волокиту и при любой возможности выходил на улицу, преследуя подозреваемых, допрашивая свидетелей и вылавливая «шавки» — плохих парней. Наслаждаясь детективной работой и активными действиями, связанными с охотой на мафиози и наркоторговцев, Шилиро описывал свою работу как «как лучшее место на бродвейском шоу». Невысокого роста, с небритыми усами, он вряд ли вписывался в канонизированный образ закаленного фэбээровца.. Но в середине 1980-х годов он был ведущим агентом и руководителем отряда, который ликвидировал «Пицца-коннекшн», сеть сицилийских торговцев героином. В то время это была крупнейшая в стране операция по контрабанде наркотиков, которой руководила сицилийская мафия.

Поимка Бобби Фаренги была лишь небольшой частью большого расследования, в котором участвовали около двадцати торговцев героином и кокаином. Стукач, выступавший в роли посредника, настучал на Фаренгу и представил его агенту под прикрытием, который совершил покупку на 20 000 долларов, когда Бобби с радостью продал ему полкилограмма, то есть больше фунта кокаина. Получив достаточно улик на Фаренгу через прослушку, Шилиро решил арестовать его и получил ордер на обыск его квартиры. В книге Лью Шилиро говорится, что Фаренга был относительно незначителен — «не такой уж большой дилер по сравнению с тем, чем мы занимались». Но всегда оставалась вероятность того, что он может знать что-то о более высокопоставленных участниках наркобизнеса, а записи в его доме могут дать подсказки другим наркоторговцам. Тридцатипятилетний Шилиро довел рейды по борьбе с наркотиками до совершенства, отказавшись от таранов и ожесточенных перестрелок. Он предпочитал проводить аресты вскоре после полуночи, когда подозреваемый обычно уязвим, одурманен сном, слишком растерян, чтобы выбросить тайник с наркотиками, вряд ли способен оказать сопротивление и склонен проболтаться о чем-то уличающем.