Все мафиозные семьи продолжали в значительной степени опираться на проверенные рэкеты: спортивные игры, номера, ростовщичество и угоны. Каждая из них также осваивала отдельные криминальные ниши, иногда совместно с другой боргатой. Банда Костелло господствовала на набережной Манхэттена и на Фултонском рыбном рынке, а также вместе с другими семьями контролировала грузоперевозки и другие интересы в швейной промышленности.

Винсент «Дон Винченцо» Мангано, главарь бруклинской банды, владел бруклинскими доками и вместе с организацией Костелло начал захватывать частные компании по вывозу мусора в городе.

Другой бруклинский босс, Джо Профачи, нелегально въехал в страну вместе с Винсентом Мангано. Они были друзьями детства и беженцами от мафиозных оков Муссолини в 1920-х годах на Сицилии, где Профачи отсидел год в тюрьме за кражу. В Нью-Йорке Профачи использовал деньги мафии, полученные от бутлегерства, проституции, лотерей и ростовщичества, чтобы приобрести двадцать законных предприятий. Согласно конфиденциальному анализу ФБР, валовой доход от его действий с числами или лотереями составлял ошеломляющие 5 миллионов долларов в неделю. Известный в бакалейной индустрии как «Король оливкового масла», он был крупнейшим импортером оливкового масла и томатной пасты в стране через компанию Mama-Mia Olive Oil Company. Следователи Анслингера подозревали, что она использовалась как прикрытие для контрабанды наркотиков. Несмотря на обвинения в нарушении Закона о пищевых продуктах и лекарствах и уклонении от уплаты налогов, Профачи ни дня не просидел в американской тюрьме, отделываясь штрафами и условными сроками. Он жил скромно в Бруклине, но владел охотничьим домиком, частным аэропортом и поместьем площадью 328 акров в сельской местности Хайтстауна, штат Нью-Джерси.

Крестным отцом в Бронксе был Томми Гальяно, малозаметная, скрытная фигура, неизвестная за пределами избранных рядов мафии. Давняя правая рука и подчиненный Гальяно, Томми Трехпалый Коричневый Луккезе, был его подставным лицом в организации различных рэкетов в швейной промышленности и профсоюзах. Луккезе также курировал интересы семьи в сфере наркоторговли и защиты откатов от перевозчиков мусора и строительных подрядчиков на Лонг-Айленде.

Семья Джо «Дона Пеппино» Бонанно сравнялась с семьей Костелло по общему незаконному богатству: она занималась спортивными азартными играми, ростовщичеством, торговлей цифрами и наркотиками. Кроме того, мафия Бонанно создала монополии на оказание прачечных услуг ресторанам и поставку сыра моцарелла в районе Нью-Йорка. Он решил проблему, связанную с незаконным въездом в страну, ненадолго оставшись в Канаде и легально вернувшись в США через Детройт; эта уловка позволила ему натурализоваться в 1945 году, исключив потенциальную процедуру депортации, которая мучила Лучано, Дженовезе и других мафиози высшего эшелона. Чтобы отдохнуть от суматошной деятельности в городе, Бонанно уединился в 14-комнатном доме в колониальном стиле, который он построил на 280 акрах земли и молочной ферме в северной части штата Нью-Йорк.

Под впечатлением от организационной мощи и богатства нью-йоркских семей некоторые лидеры Коза Ностра в стране отправляли молодых мафиози туда на обучение в 1940-х годах. Среди них выделялся Санто Траффиканте-младший, сын и наследник босса мафии в Тампе. Младший получал специальное обучение от Томми Луккезе и других членов семьи Гальяно. Позже, став боссом мафии Тампы, Трафиканте рассказал своему адвокату Фрэнку Рагано, что в Нью-Йорке он получил бесценные уроки о незаконных деловых предприятиях, мафиозном образе жизни и кодексе поведения в отношении женщин.

От ньюйоркцев Траффиканте узнал, что мафиози должны соблюдать «неприкосновенность своих женщин» в большей степени, чем остальные члены мужского общества. «Их жесткий кодекс запрещал роман с женой или подругой другого мафиози под страхом смертной казни, — отметил Рагано. — И они были обязаны защищать жену или любовницу своего товарища по мафии, если его не было рядом». Траффиканте объяснил Рагано, что мафия не возражала против того, чтобы женатые солдаты заводили романы, но была одна оговорка. «У Санто была любовница, но он вел дела с осторожностью, чтобы не смущать жену и дочерей, — добавил Рагано. — Этого ожидали от всех членов мафии».

К концу 1940-х годов эпоха сухого закона, кровопролития и соперничества между нью-йоркскими семьями, стала далеким воспоминанием. Бонанно и Профачи еще больше укрепили свои отношения, женив сына Бонанно Сальваторе «Билла» на Розали Профачи, племяннице Джо Профачи. На свадьбе, объединившей два королевских дома мафии, присутствовала вся аристократия La Коза Ностра, а певец Тони Беннетт исполнил серенаду для трех тысяч гостей. Пышный прием в нью-йоркском отеле «Астор» стал светским событием года для американской мафии и послужил моделью для первой сцены свадьбы в фильме «Крестный отец».

За исключением Фрэнка Костелло, который с удовольствием смешивался с политическим и кафешным обществом, остальные крестные отцы избегали показного образа жизни. Джо Бонанно, однако, сделал одно исключение. Он начал модную среди мафиози тенденцию носить на мизинце огромные кольца с рубинами, сапфирами, нефритами и ониксом.

В качестве отдыха от серьезных встреч с мафиози и дел Комиссии Бонанно, Мангано, Профачи и Гальяно наслаждались обществом друг друга на чисто светских мероприятиях, устраивая вечеринки с гигантскими домашними обедами. Частые встречи проходили на лошадиной ферме Мангано на Лонг-Айленде, где он лично готовил многокомпонентные ужины из рыбы, телятины, филе миньон и пасты, которые запивались многочисленными бутылками вина. Бонанно писал, что типичная трапеза с Мангано и Профачи была отмечена сицилийским обычаем произносить тосты в рифмованных куплетах.

Бонанно привел «остроумный» пример одного из своих любимых тостов:

Эти братские трапезы символизировали безмятежное процветание, которое царило в середине двадцатого века для боссов в их собственных семьях и в кругу их крестных отцов. Однако последующие десятилетия не были столь беззаботными.

Два сенатора-первокурсника хотели получить приз. Это была бы завидная должность: расследование организованной преступности.

Конкурентами были Эстес Кефовер из Теннесси и Джозеф Р. Маккарти из Висконсина. Оба в 1950 году искали политически острую тему, которая могла бы привлечь к ним внимание общественности. Одновременно им пришла в голову идея провести по всему побережью исследование силы и политического влияния организованной преступности. Толчком послужили жалобы городских комиссий по борьбе с преступностью и мэров городов на то, что без вмешательства федерального правительства наблюдается рост нелегальных азартных игр и межгосударственной преступности. Поскольку партия Кефаувера, демократы, контролировала Сенат, он переиграл республиканца Маккарти, чтобы получить назначение на пост председателя специального подкомитета по расследованию межштатных «азартных игр и рэкета».

В качестве утешения Маккарти нашел другую провокационную тему: расследование влияния коммунистов на правительство. Беспринципные методы расследования Маккарти и преувеличенные заявления о проникновении коммунистов привлекли к нему внимание всего мира, гораздо большее, чем получил Кефовер. Его безжалостные искажения, неэтичная тактика и запугивание свидетелей привели к тому, что его методы получили вечный нелестный эпиним «маккартизм».

С самого начала от расследования организованной преступности, возглавляемого Эстесом Кефовером, маловероятным провинциальным крестоносцем из Теннесси, мало что ожидали. Он был относительно неопытным законодателем, наиболее известным тем, что вел предвыборную кампанию в своем родном штате с широкой ухмылкой и в шапке из енотовой кожи, нелепо сидящей на его голове. Тем не менее, расследование и решение Кефовера сосредоточиться на азартных играх вызвали противодействие со стороны демократической администрации президента Гарри Трумэна. Лидеры демократов Севера опасались, что консервативные демократы и республиканцы Юга, входящие в комитет, сосредоточатся в основном на демократических машинах в больших городах, которые являются основой партии.