Адвокат Джиганте, Барри Слотник, утверждая, что Джиганте психически болен и не в состоянии помочь в защите, добился освобождения Чина под залог в 1 миллион долларов, внесенный его родственниками. Арест и поведение Джиганте в суде вызвали бурную реакцию бульварной прессы. Заголовки газет провозглашали его «Странным отцом» и «Доном Даффи». Предоставив заключения психиатров о том, что Джиганте невменяем, и утверждая, что он был бессвязен, адвокаты защиты выиграли свою первую юридическую стычку с обвинением. Дело Чина было отделено от процесса над другими обвиняемыми до тех пор, пока не будет вынесено решение о его вменяемости и способности помогать в защите.

Благодаря показаниям Савино и его видеозаписям, ставшим главной уликой, большинство высокопоставленных мафиози в деле Windows были признаны виновными. Бенни Мангано из «Дженовезе» и Бенни Алой из «Коломбо» были признаны виновными после шестимесячного процесса в 1991 году. Лысый Дом Кантерино умер по естественным причинам, так и не дождавшись суда. После поимки Гаспайп Кассо и Вик Амузо были приговорены к пожизненному заключению, частично основанному на обвинительном заключении «Окон». Единственным оправданным крупным мафиози стал Питер Готти, которого защищал адвокат его брата, Брюс Катлер. Разбирая характер Савино, Катлер представил его как серийного убийцу, который нажился на мошеннической схеме, которую сам же и создал, а затем пытался заманить в ловушку других, чтобы спасти свою шею. «Коррупция, грязь, заражение находятся здесь», — воскликнул Катлер в своей обычной пламенной манере, хлопнув кулаком по столу обвинения. Против Готти не было никаких «дымящихся пушек»; более того, одна запись указывала на то, что он потерял деньги на инвестициях в оконную компанию. «Я занимаюсь этим уже два года, — ворчал Готти. — Я не заработал и четверти».

Процесс по делу «Окон» дал адвокатам Чина наглядное представление о сильных и слабых сторонах правительства в деле о махинациях на торгах, когда они пытались доказать, что он был психически неполноценным. Но затягивание процесса по его делу невольно помогло обвинению расширить обвинения против Джиганте. Пока длилась сложная юридическая борьба за его компетентность, три важных мафиози перебежали на сторону обвинения, каждый из которых имел новые улики против Чина. Сэмми Гравано и Эл Д'Арко были готовы дать показания о том, что Джиганте был крестным отцом, и описать его отношения как босса с семьями Гамбино и Луккезе. Д'Арко и Фил Леонетти, отставной филадельфийский босс, должны были обвинить его в заказе шести убийств и нескольких покушениях на убийство. Оставаясь на свободе под залог в 1 миллион долларов, Джиганте вновь предстал перед судом в июне 1993 года, на этот раз в качестве единственного обвиняемого по дополнительному обвинительному заключению. Помимо рэкета Windows, ему были предъявлены более серьезные обвинения: он был боссом Дженовезе и санкционировал ряд убийств, совершенных мафией, в том числе покушение на жизнь Джона Готти, в результате которого погиб Фрэнк ДеЧикко.

В то же время группа психиатров, привлеченных защитой, диагностировала у Джиганте галлюцинации, шизофрению и слабоумие, возможно, вызванное болезнью Альцгеймера или органическим повреждением мозга, полученным во время его выступлений на ринге. На кульминационном слушании о вменяемости весной 1996 года федеральные прокуроры в Бруклине представили опровергающие заключения других психиатров о том, что Джиганте вменяем, а также показания Савино, Гравано, Д'Арко и Леонетти о том, что лидеры мафии понимали, что ненормальное поведение Чина было актом. Перебежчики сошлись во мнении, что коллеги Джиганте по «Коза Ностре» никогда бы не приняли его в качестве босса, если бы считали его нестабильным.

Федеральный судья разрешил шестилетнюю тяжбу, постановив, что Джиганте был психически здоров и мог предстать перед судом, а также что он пошел на «изощренный обман» с помощью родственников, чтобы симулировать психическое заболевание. Но впереди было еще больше задержек. Накануне открытия процесса Джиганте во второй раз перенес операцию на открытом сердце — двойное коронарное шунтирование, и суд был отложен на шесть месяцев, пока он восстанавливался. Наконец, летом 1997 года отец Луи вкатил Джиганте в зал суда в инвалидном кресле, и процесс начался. Кардиолог семьи Джиганте присутствовал ежедневно, проверяя давление и состояние своего пациента во время каждого перерыва. В течение месяца бледный Джиганте сидел за столом защиты, безучастно глядя в пространство, беззвучно шевеля губами, словно разговаривая сам с собой, или, по-видимому, дремал, пока дезертиры давали показания, а обвинение воспроизводило «жучки» и прослушки мафиози, опознававших его как босса и уличавших его в денежных махинациях и организации убийств. Голоса Джиганте не было ни на одной из записей. Но у правительства были записи и прослушки, на которых мафиози, включая Джона Готти, называли «Чина» и «Винсента» боссом. Угрозы Чина убить любого, кто упомянет его имя, не подействовали.

В конце многомесячного процесса обвинение представило своего самого драматичного свидетеля, Питера Савино, в очевидной попытке сделать убедительный финал для присяжных незадолго до начала совещания. Крепкий и неутомимый, когда десять лет назад он работал под прикрытием для правительства, Савино теперь выглядел изможденным и увядшим по сравнению со своими пятьюдесятью годами. Опираясь на инвалидное кресло, тяжело больной раком и слишком слабый, чтобы передвигаться, он давал показания по закрытому телевидению из неизвестного места. Постоянно вытирая пот со своего скелетного лица, он был единственным бывшим сотрудником, предоставившим информацию из первых рук о прямых преступных сделках с Чином. Его воспоминания о том, как Джиганте обсуждал с ним убийства и рэкетирские схемы, приковывали внимание присяжных и зрителей, когда он появлялся на семи телевизионных экранах в притихшем зале суда. Поморщившись от боли, опустив голову на грудь и неловко переместившись в кресле, Савино потребовалось несколько перерывов, чтобы привести себя в порядок. Задыхающимся голосом он умолял: «Мне нужно сделать перерыв, пожалуйста» и «Мне нужно остановиться на минутку, ребята».

Не вызвав ни одного свидетеля, адвокаты защиты рассчитывали с помощью перекрестных допросов и подведения итогов дискредитировать шестерых перебежчиков, просивших о снисхождении, и парад агентов ФБР, которые клялись, что Джиганте был очень уважаемым мафиозным владыкой. Защита настаивала на том, что ранее правительство осудило толстяка Тони Салерно за то, что он был боссом Дженовезе в то время, когда, по словам обвинения, семьей руководил Джиганте. Если ФБР ошибалось в отношении Салерно, утверждали адвокаты, то логично, что оно могло ошибаться и в отношении психически и физически слабого подсудимого Джиганте.

Анонимные присяжные (эта практика стала обычной для нью-йоркских процессов над мафией) совещались три дня. Когда присяжные вернулись и выглядели бодрее, чем когда-либо во время процесса, Джиганте закатил глаза в явном недоверии, когда старшина объявил вердикты. Он был осужден по самым серьезным пунктам: как крестный отец Дженовезе, участие в грабеже «Окон» и заговор с целью убийства Джона Готти, его брата Джина и Пита Савино. В качестве слабого утешения присяжные оправдали его или зашли в тупик по обвинению в том, что он заказал четыре бандитских убийства в Филадельфии.

Приговорив Чина к двенадцати годам вместо возможных двадцати семи и штрафу в 1,25 миллиона долларов, судья Джек Б. Вайнштейн так оценил его карьеру. «Он — тень себя прежнего, старик, которого наконец-то довели до ручки в его преклонные годы после десятилетий жестокой преступной тирании».

Судья ошибался. Тюремные стены не могли сдержать коварство старика и его «порочную преступную тиранию».

Заключенный в тюрьму в возрасте 69 лет, Чин Джиганте продолжал делать то, что делал десятилетиями: за решеткой он вел себя так, словно был душевнобольным, и оставался неоспоримым главарем семьи Дженовезе. Федеральным прокурорам потребовалось еще пять лет, чтобы разоблачить его истинную власть. В 2002 году ему снова предъявили обвинение в том, что он руководил своей боргатой из тюрьмы. Его также обвинили в препятствовании правосудию, когда он притворялся невменяемым, что отсрочило предыдущий суд на семь лет.