Траффиканте сказал своему адвокату Фрэнку Рагано, что встреча за обедом была просто посиделкой, чтобы уладить жалобу Марчелло на то, что нью-йоркские мафиози без разрешения вторгаются на его территорию в Новом Орлеане. У нью-йоркских детективов было другое мнение. Некоторые из них считали, что встреча в Ла-Стелле была «побочным» мероприятием для нескольких семей после регулярной встречи боссов мафии страны, которая в то время проводилась раз в пять лет. В том году она прошла в районе Нью-Йорка, без заминки и незамеченной. Другие детективы предполагали, что основной темой встречи небольшой группы в «Ла Стелле» было увеличение численности семьи Марчелло в Луизиане. По другой версии, основной разговор шел о неизлечимо больном Томми «Трехпалом Брауне» Луккезе и о том, кто станет его преемником.

Маленький Апалачин был большей загадкой, чем Апалачин, и еще одним ярким примером снижения уровня осведомленности правоохранительных органов о бизнес-планах и мотивах мафии.

Луккезе, страдавший от опухоли мозга, умер через несколько месяцев в возрасте шестидесяти семи лет. Его похороны стали показательным событием для преступного и высшего мира. Несмотря на скрытые камеры наблюдения, установленные местными детективами и федеральными агентами, на похоронах присутствовали сотни мафиози, а также судьи, политики и бизнесмены. Мафиози демонстрировали свое уважение к выдающемуся кумиру и одновременно презрение к бессильным служителям закона. Еще более тревожным было появление именитых «гражданских лиц», которые чувствовали себя обязанными криминальному вождю и имели причины оставаться в хороших отношениях с его преемниками.

Через два года после смерти Луккезе Вито Дженовезе, сохранивший титул босса во время своего заключения за торговлю наркотиками, умер от сердечного приступа в тюремной больнице в День святого Валентина в 1969 году. Ему был семьдесят один год. Вынужденное изгнание Бонанно и смерть Луккезе и Дженовезе вознесли Карло Гамбино на олимпийские высоты мафии. Он стал верховной фигурой в Комиссии и возвышенным лидером самой большой и влиятельной семьи мафии. Хотя мафия никогда не признавала звания «босс боссов», Гамбино фактически принял на себя всю власть, которая к нему прилагалась.

Успех нью-йоркских боргатов казался безграничным, и десятилетие заканчивалось с неиссякаемым количеством желающих поступить на службу в качестве подручных в предприятие, которое было больше, чем U.S. Steel. В то время мало кто из полицейских начальников был осведомлен или обеспокоен проникновением мафии. Исключение составлял помощник шефа полиции Рэймонд Мартин, который прямо оценил манящую привлекательность Козы Ностра в итало-американских кварталах Бруклина и других районах Нью-Йорка:

«На многих углах улиц в Бат-Бич, во многих закусочных и кондитерских в Бенсонхерсте мальчишки видят, как работают связанные с мафией букмекеры. Они знакомятся с молодыми крутыми парнями, которые являются силовиками мафии. Они слышат рассказы о славе — кто что грабит, кто над кем работает, какая шоу-герл делит постель с каким гангстером, кто кого бьет, о технике рэкета и о том, как легко все это делается, как катятся деньги. Удивительно, что некоторые мальчики ждут посвящения в эти практики с нетерпением первокурсника колледжа, надеющегося на вступление в самое гладкое братство на кампусе. Если им повезет и они наберутся смелости, то, как им кажется, даже они смогут когда-нибудь стать членами этой великолепной, живущей на широкую ногу группы — мафии».

На вопрос о своей национальной принадлежности Джордж Роберт Блейки, как в детстве, так и во взрослой жизни, всегда отвечал односложно: «Я американец».

Этот ответ не был основан на раздутом патриотизме. В годы его становления вопрос о родовых корнях Блейки никогда не поднимался его родителями и родственниками. Он родился и вырос в Берлингтоне, штат Северная Каролина, в 1930-40-е годы на Юге, в эпоху непреклонных расовых законов Джима Кроу и деспотичной сегрегации чернокожих. В Берлингтоне, текстильно-производственном городке с населением около 20 000 человек в северной части штата, преобладало различие между семьями: черные они или белые, дворяне из загородного клуба или работяги с мельницы. Жители региона Пьемонт никогда не называли себя ирландско-американскими, немецко-американскими или польско-американскими. Если в Берлингтоне и жили итало- или сицилийско-американцы, то молодой Блейки, предпочитавший, чтобы его называли Бобом, никогда не встречал ни одного из них. Что касается мафии — темы, которая станет доминирующей в карьере Блейки, — то это был иностранный термин, который полностью ускользнул от его внимания до зрелого возраста.

Отец Блейки был техасцем, который после работы банковским экспертом стал президентом Первого национального банка Берлингтона. Блейки были англичанами, стойкими баптистами, которые воевали за Конфедерацию во время Гражданской войны. Мать Боба Блейки была ирландского происхождения и воспитывала его как набожного римского католика. Его отец умер от сердечного приступа в 1945 году, когда Блейки было девять лет, но предусмотрительно оставил его, старшего брата и мать в достаточно комфортных финансовых обстоятельствах. Для получения высшего образования Блейки отправился на север и с отличием окончил Университет Нотр-Дам в Саут-Бенде, штат Индиана. Он специализировался на философии, намереваясь вести спокойную жизнь преподавателя, пока не узнал о мизерных заработках профессора философии в академических кругах. Надеясь завести большую семью (у него будет восемь детей), Блейки переключился на юриспруденцию как на лучший вариант заработка и выиграл стипендию в юридическом факультете Нотр-Дама. Чтобы прокормить себя в эти годы, он работал летом водителем грузовика-пекаря, и контакты на рабочем месте обострили его интерес к трудовому праву. Практические уроки можно было извлечь и за пределами аудитории, работая бок о бок с непримиримыми профсоюзными работниками в пекарне. Блейки обнаружил, что эти «синие воротнички» гордятся экономическими достижениями, которые они получили, вступив в задиристый профсоюз; в то же время они чувствовали себя беспомощными в реформировании его недемократической структуры, которая ограничивала их право выбирать национальных и региональных лидеров.

Блейки сделал тонкости коллективных договоров и профсоюзных уставов своей основной областью изучения, и в 1960 году он окончил университет вторым в своем классе. Вместо того чтобы сосредоточиться на трудовом праве, как он планировал, Блейки был отобран в рамках национальной программы отличия для работы в качестве специального прокурора в Министерстве юстиции в Вашингтоне со скромной зарплатой в 6 500 долларов в год и назначен в отдел по борьбе с организованной преступностью и рэкетом.

Поступив на работу в департамент в конце правления Эйзенхауэра, Блейки провел свой первый год, читая служебные записки и проталкивая бумаги через бюрократические лабиринты. Это был период, когда Министерство юстиции приняло мнение Гувера о том, что итало-американские банды в больших городах были неважным, свободным сборищем преступников. В редких случаях, когда информатор или свидетель пытался добровольно сообщить прокурорам Министерства юстиции информацию о мафии, его отговаривали. «Если кто-то начинал говорить о мафии или употреблять это слово, ему говорили, чтобы он заткнулся, — рассказывает Блейки. — Мафия не имела отношения к делу, и мы хотели услышать только о конкретном преступлении, которое расследовалось».

Эти условия и табу резко изменились, когда в 1961 году генеральным прокурором стал Роберт Кеннеди, вдохнувший жизнь в борьбу с мафией и рэкетом в сфере труда. В юридической школе Блейки прослушал всего один курс по уголовному праву, но у него был солидный опыт применения законов о труде к делам о коррупции в профсоюзах. Когда объем работы увеличился, он быстро разобрался в тонкостях уголовного преследования. Он получил наглядное представление о всепроникающей власти мафии благодаря потоку электронной информации, которую ФБР неожиданно предоставило отделу по борьбе с организованной преступностью департамента. Эти сведения передавались Блейки и другим адвокатам-прокурорам агентами, которые скрывали тот факт, что улики были получены с помощью нелегальных жучков.