Поэтому каждая семья была обязана поддерживать жизнеспособность организации, которая могла бы выдержать любое нападение со стороны правоохранительных органов. Цель кодекса заключалась в том, чтобы позволить семье продолжать эффективно функционировать, даже если босс или другие иерархи будут устранены.

Организация будет верховной, а ее части — заменяемыми.

Лучано выдвинул еще одну идею, свое самое поразительное нововведение, не имевшее прецедентов ни в сицилийской мафии, ни среди американизированных гангстеров. Это было создание Комиссии, эквивалента национального совета директоров, который устанавливал бы общую политику и правила для всех семей в стране и разрешал бы территориальные и другие споры, которые могут возникнуть. Комиссия должна была стать жизненно важным связующим звеном между семьями по всей стране, обеспечивая сотрудничество и гармонию в совместных преступных предприятиях. Она была бы аналогом Верховного суда преступного мира, основной функцией которого было бы предотвращение военных действий при признании суверенитета отдельных групп.

Изначально Лучано и Бонанно хотели назвать новый орган «Комитет за мир», в честь его основной цели. Но молодые мафиози, выросшие в Америке, сочли это название слишком сложным для произношения на итальянском или сицилийском языках.

Четко определив ключевое положение Нью-Йорка в национальной структуре мафии, Лучано предоставил представительство в Комиссии всем пяти нью-йоркским семьям. Другие члены нового органа должны были быть из Чикаго и Буффало, с оговоркой, что при необходимости к ним могут быть добавлены еще семьи.

Выбор Чикаго был очевидным признанием силы, богатства и господства Капоне и его банды над многочисленными рэкетами на Среднем Западе. Боссом семьи Буффало стал Стефано Магаддино, еще один иммигрант из Кастелламмаре-дель-Гольфо. Магаддино очень уважали и боялись, поскольку он был двоюродным братом Джо Бонанно и имел деловые связи с мафиозными организациями на Среднем Западе и в Канаде.

Лучано удивил членов преступного мира тем, что настоял на том, чтобы каждая семья в Комиссии имела один голос, а все решения принимались большинством. Успехи в Нью-Йорке возвели его в ранг непревзойденного национального авторитета, и мало кто сомневался, что среди мафиозных боссов страны он был первым среди равных.

Не было бы никаких возражений, если бы Чарли Лаки выдвинул свою кандидатуру в качестве первого capo di tutti capi, босса боссов. Но Лучано понимал, что кровопролитие предыдущего десятилетия, когда семьи боролись за господство и монополии в преступном мире, кульминацией которого стала Кастелламмарская война, показало тщетность попыток навязать верховного лидера.

Мартин А. Гош, голливудский кинопродюсер, утверждал, что через тридцать лет после чикагского конклава Лучано вспоминал о нем, готовясь к созданию киноверсии жизни Лучано. Гош утверждал, что Лучано подытожил свою главную цель встречи такой красочной цитатой: «Я объяснил им, что вся эта военная хрень закончилась. Я объяснил им, что мы занимаемся бизнесом, который должен продолжать развиваться без взрывов каждые две минуты; сбивать с ног парней только потому, что они приехали из другой части Сицилии, — такое дерьмо создало нам дурную славу, и мы не сможем работать, пока это не прекратится». Хотя суть разговоров Гоша с Лучано нигде не была задокументирована, цитаты совпадают с рассказами следователей о целях Лучано на сессии в Чикаго.

Эксперты Коза Ностра сходятся во мнении, что все предложения Лучано по перестройке были приняты мафиозными семьями страны. План игры Лучано четко определял, что американские боргаты никогда не будут дочерними структурами или сателлитами сицилийской мафии. Опираясь на сицилийские традиции, в частности на омерту, независимые американские мафиози приспосабливались к уникальным социальным и культурным силам, существовавшим на их континенте.

По имеющимся данным, тайная встреча в Чикаго завершилась в отеле Blackstone, где Аль Капоне устроил пир, на котором делегаты, словно на оргии эпохи джаза, веселились, пользуясь услугами множества проституток.

Без ведома огромного правоохранительного аппарата страны в 1931 году американская мафия была создана специально для эффективного грабежа. И Нью-Йорк был ее эпицентром.

Для миллионов американцев 1930-е годы стали парадигмой тяжелых времен, десятилетием Великой депрессии. Эпоха, которую справедливо называют «грязными тридцатыми», была омрачена беспрецедентным экономическим обнищанием, крахом банков, закрытием фабрик, жестокими забастовками, заброшенными фермами, бездомными скитальцами, очередями за хлебом и суповыми кухнями. В 1931 году, в самый разгар кризиса, около пятнадцати миллионов человек, почти 25% рабочей силы страны, были безработными.

Однако новоиспеченные мафиозные семьи не испытывали никаких финансовых затруднений. Это десятилетие стало началом беспрецедентного процветания и сотрудничества, которое продлится еще долгое время. В 1931 году на чикагском конклаве высших мафиози Лаки Лучано, прозорливый криминальный гений мафии, заложил организационные основы, которые каждая из десятков существующих боргат использовала для создания сетей незаконных предприятий.

Джо Бонанно, один из боссов, присутствовавших при создании современной американской мафии, был доволен долгим периодом спокойствия, который открыла грандиозная затея Лучано. «В течение почти тридцати лет после кастелламмарской войны никакие внутренние распри не омрачали единство нашей Семьи, и никакое вмешательство извне не угрожало ни Семье, ни мне», — удивляется Бонанно в своей автобиографии.

Управленческая революция Лучано была призвана возвести оплот, который защитил бы и оградил его самого и других боссов от причастности к проступкам, совершенным их семьями. Таким образом, каждый главарь или крестный отец мог бы получать прибыль от преступной деятельности своей семьи, не рискуя попасть под обвинение или в тюрьму.

По иронии судьбы, хотя план Лучано обеспечил безопасность большинству его коллег-боссов, он был единственным нью-йоркским мафиози своей эпохи, получившим длительный тюремный срок.

Запрет на табачные изделия стал катализатором превращения соседских банд 1920-х годов в отлаженные региональные и национальные преступные корпорации. Такие люди, как Лучано, Бонанно и Луккезе, начинали как мелкие хулиганы и превратились в левиафанов преступного мира. Бутлегерство дало им возможность пройти обучение на рабочем месте в опасных условиях. Оно научило их планировать и управлять сложными механизмами, необходимыми для производства и поставки огромных партий пива и виски. Еще не достигнув двадцати-тридцати лет, эта новая поросль мафиози стала экспертом в создании небольших армий контрабандистов, дальнобойщиков, грузчиков и стрелков. Молодые миллионеры-мафиози также стали искусными в отмывании денег, чтобы избежать проблем с уклонением от уплаты налогов, и научились подкупать и манипулировать политическими и полицейскими контактами, чтобы избежать головной боли для правоохранительных органов.

Встреча в Чикаго прошла успешно. Была создана структура власти. Мафиозные лидеры страны молчаливо согласились собираться каждые пять лет на национальный криминальный форум — подобно съезду политической партии или религиозному синоду — для общения и обсуждения общих проблем.

Новые семьи Лучано и Бонанно пополнили свои ряды в результате кастелламмарской войны и необходимости подкрепления в дорогостоящей кампании. Хотя план Лучано и Комиссия объединили все боргаты страны в рамках общепризнанных правил и концепций, существовали региональные различия в отношении членства. Джо Бонанно отказался принять идею о том, что его боргата — это плавильный котел для всех итальянцев. Только люди с сицилийским происхождением, настаивал он, могут быть верны культуре и обязательствам Коза Ностра.

Ни одна из семей не позволила бы произносить название «мафия» для обозначения своих организаций. Нью-йоркские семьи приняли Коза Ностра (кодовое название мафии на Сицилии), чикагские называли себя «Аутфит», буффалоские — «Рука». Другие, особенно в Новой Англии, предпочитали нейтрально звучащее «Офис».