Спокойно глядя на присяжных, которые совещались четыре дня, Джон Готти выслушал вердикты. «Не виновен», — объявил старшина присяжных по всем пунктам: два обвинения в нападении и два обвинения в сговоре. Забытый обвиняемый, Тони Ли Гуэррьери, также был оправдан, но счет вел именно Готти. Это была пятница, 9 февраля 1990 года, и у здания суда более тысячи человек ликовали, когда Готти вышел, подняв правую руку в гладиаторском победном салюте. Бордовый «Кадиллак» остановился у обочины, и Готти, охраняемый своим мужественным братом Питером и телохранителем, сел в машину, чтобы проехать несколько кварталов до своего редута на Малберри-стрит. Другая толпа ревела, и фейерверки взрывались, когда он входил в Ravenite Social Club, где ухмыляющийся Сэмми Бык Гравано и толпа мафиози ждали, чтобы произнести овации и поздравления.

В Южном Озон-парке красные воздушные шары украсили охотничий и рыболовный клуб «Бергин». Вымпелы были протянуты от клуба к фонарному столбу, а вывеска в окне гласила: «Поздравляем Джона и Тони. Мы вас любим». У дома Готти в Говард-Бич к кованой ограде были привязаны желтые воздушные шары — символ памяти о заложниках и военнопленных. Люди в проезжающих машинах сигналили и кричали: «Потрясающе! Великолепно!»

Среди ликующих фанатов на узкой улочке возле «Рэйвенит» местный житель, назвавший репортерам свое имя Луис Д., подытожил восторженные взгляды многих зрителей, считавших, что Готти преследуют. «Он как Робин Гуд, — воскликнул Луис. — Все люди болели за него, когда он победил».

Отвечая на вопросы репортеров, присяжные отвергли основные положения обвинения. Они отметили низкое качество записи и сказали, что многие разговоры было трудно расслышать и понять. Несмотря на то что фраза Готти «прикончи его» была отчетливо слышна, для скептически настроенных присяжных это было неубедительным доказательством его намерения причинить вред О'Коннору. Не менее важно и то, что никто из опрошенных присяжных не счел Джеймса Макэлроя, призового свидетеля обвинения, заслуживающим доверия.

Судебный триумф, третий оправдательный приговор за четыре года, укрепил репутацию Готти как непобедимой иконы организованной преступности. Юристы задаются вопросом, рискнут ли правоохранительные органы снова возбудить против него дело, если не смогут создать абсолютно непробиваемое доказательство. На фоне шумихи вокруг очередного успеха Готти Джулс Бонаволонта, руководитель отдела ФБР по борьбе с организованной преступностью в Нью-Йорке, обратил внимание на один факт. «Послушайте, — сказал он газете The New York Times. — ФБР еще не возбудило дело против Готти. Когда мы это сделаем, он сможет делать все ставки, какие захочет, потому что его посадят надолго».

Ликующий Джон Готти отпраздновал свой последний судебный триумф в феврале 1990 года, отправившись в зимний отпуск во Флориду. Несмотря на пасмурную погоду в Нью-Йорке, у сотрудника ФБР Жюля Бонаволонты тоже был повод для праздника. Он обладал тщательно охраняемым секретом: после четырех лет безуспешных поисков улик против Готти «Отряд Гамбино» Брюса Моу наконец натолкнулся на материнскую жилу. В начале расследования в 1986 году Моу поручил Джорджу Габриэлю, агенту по расследованию, «выяснить, где Готти уязвим». Моу, испытывая нехватку людей, полагался в основном на Габриэля, которому помогали один или два агента, чтобы вести упорную погоню за неуловимым крестным отцом и обрабатывать информаторов, чтобы найти слабое место в крепости Готти. «Не рассчитывайте на помощь оперативной группы», — предостерег Габриэля Моув. Больше всего, как знал Моу, обвинителям нужен был записанный голос самого Готти, предоставляющий неопровержимые и уничтожающие доказательства его верховной роли крестного отца Гамбино. — Найдите место, где он ведет деловые переговоры, — Бергин, Рейвенит, конспиративную квартиру, ресторан», — подчеркнул Моу.

Следуя по стопам предыдущих расследований, проведенных городскими властями и властями штата, ФБР установило «жучки» в охотничьем и рыбном клубе «Бергин» в Южном Озон-парке — офисе, который Готти продолжал посещать почти ежедневно после захвата контроля. Подслушивание Бергина не дало весомых улик, и в конце концов внимательные солдаты Готти обнаружили секретные подслушивающие устройства бюро. К началу 1988 года Габриэль был убежден, что клуб «Бергин» представляет незначительный интерес, поскольку Готти перенес свою штаб-квартиру в социальный клуб «Равенит» в Маленькой Италии, где его придворные и капо посещали его пять вечеров в неделю. Клуб без окон из красного кирпича на первом этаже многоэтажки на грязной улице стал командным пунктом самой большой и могущественной мафиозной семьи в стране.

В поисках подходящего наблюдательного пункта, с которого можно было бы следить за стальной дверью входа в «Рэйвенит», Габриэль снял квартиру на шестом этаже на северо-восточном углу Малберри и Хьюстон-стрит. Квартира находилась в двух кварталах к северу или к центру от «Рэйвенит», и из ее окна открывался беспрепятственный вид на тротуар перед клубом. Квартира находилась в дорогой новостройке на улице, которую заселяли молодые профессионалы — жильцы, не опасавшиеся шпионов из правоохранительных органов, вроде подозрительных жителей квартала Рэйвенит. Устроившись у окна, агенты, используя длиннофокусные и высокотехнологичные ночные видеообъективы и фотоаппараты, начали составлять досье на всех, кто входил и выходил из клуба, и номера их автомобилей. Настойчивое требование Готти, чтобы все его капо и важные солдаты являлись к нему в Рэйвените по крайней мере раз в неделю, позволило ФБР составить «список избранных» семьи Гамбино. Пятьдесят или более вассалов Готти появлялись почти каждый день, и фотографии и видеозаписи приводили Моу в восторг. «Для нас это большая удача. Предполагается, что они представляют собой тайное общество, действующее в подполье, а Готти заставляет их всех приходить в одно и то же место при свете дня, чтобы поговорить с ним, поцеловать его в задницу и передать ему деньги». Он знал, что объятия и поклонение Готти могут быть использованы как косвенные улики, подтверждающие показания о том, что Готти был крестным отцом мафии.

Хотя отдел занимался расследованием деятельности семьи Гамбино почти десять лет, Моу был удивлен огромными пробелами, которые существовали в разведывательных файлах бюро до создания наблюдательного пункта в Рэйвените. Агенты обнаружили существование множества ранее неизвестных капо, солдат и коррумпированных профсоюзных лидеров только после того, как их фотографии были идентифицированы информаторами-перебежчиками. «Мы не знали, насколько велика эта семья. Особенно парни из Бронкса; для нас это была чужая страна».

Снимки с камер наблюдения были крайне важны для следующего этапа расследования. Приложенные к показаниям информаторов мафии, они давали прокурорам Восточного округа Эндрю Малони документацию и «достаточные основания» для санкционированного судом электронного подслушивания в клубе «Рэйвенит» на основании того, что там обсуждались преступления. Теперь спецназовцам Джеймса Каллстрома предстояло проникнуть в «Рэйвенит». Весенней ночью 1988 года взломщики замков и техники Каллстрома установили свой первый жучок. Без собак или сверхчувствительных сигнализаций, которые могли бы их потревожить, задача оказалась на удивление простой. Жучок и передатчик были спрятаны в задней части клуба, рядом с огромным круглым столом, который, по словам информаторов, был зарезервирован для использования Готти. Занимаясь своей работой, технические агенты заметили на стене над столом символ прошлого Готти: фотографию в рамке, на которой были изображены он сам и его покойный пример для подражания Нил Деллакроче; оба мужчины были запечатлены в костюмах и галстуках, мрачно взирающие на мир. Несколько часов спустя в миле от него агенты штаб-квартиры ФБР в Нижнем Манхэттене были готовы записать драгоценные слова Готти.

Подслушивание оказалось крайне неудачным. Большинство его разговоров в клубе заглушалось ревом автомата с газировкой и грохотом телевизора. Несмотря на то что техники Каллстрома несколько раз тайно возвращались, чтобы повозиться с оборудованием и переставить миниатюрный микрофон, улучшения были незначительными. Разговоры, которые были отчетливо слышны, обычно представляли собой нецензурную личную болтовню, не имеющую смысла в качестве доказательства преступных деяний. Моу и его агенты могли лишь сделать вывод, что Готти, все больше опасающийся жучков, опасался откровенно говорить в главной комнате «Рэйвенит». Единственная информация о мафиозном образе жизни, полученная из «жучка», — это то, что Готти возглавил хор жалоб на то, что субботние вечера он посвящает своим женам. Другие ночи можно было проводить с гумбатой, но по обычаям мафии субботние вечера должны были отводиться женам. Стоны Готти о том, что субботние вечера для него самые скучные, были забавными, но бесполезными сплетнями для агентов.