«Все, кого я знал, занимались денежными схемами, и почти никто никогда не попадался, — вспоминал писатель Николас Пиледжи о Генри Хилле, сообщнике Луккезе в ту эпоху. — Люди со стороны этого не понимают. Когда ты проворачиваешь разные схемы, и все, кого ты знаешь, делают такие вещи, и никто не попадается, разве что случайно, ты начинаешь понимать, что, возможно, это не так уж и опасно. И таких схем было миллион».
Коррупция также была одним из основополагающих факторов, создававших для нью-йоркских ловкачей комфортные условия. Позднее расследование показало, что на протяжении 1960-х годов значительная часть полицейского департамента, насчитывавшего 30 000 человек, получала деньги за защиту от связанных с мафией букмекеров и азартных игроков. Рутинное взяточничество было известно под названием «подушка», когда взятки регулярно раздавались офицерам подразделений, отвечающих в основном за соблюдение законов об азартных играх и пороке, причем суммы зависели от их звания и статуса. По словам Ральфа Салерно, офицеры и начальники, принимавшие взятки от случая к случаю или систематически, не хотели, чтобы члены его отдела по борьбе с мафией говорили им, что взяткодатели — это «людоеды и монстры» из организованной преступности с кровью на руках. «Очень немногие в департаменте хотели верить в то, что они [мафия] существовали и были настолько могущественны, насколько это было возможно. Они просто хотели представлять их как букмекеров и азартных игроков, а не как убийц и наркоторговцев».
Тем не менее недоукомплектованное подразделение Салерно не спускало глаз с мафии, и полицейское начальство терпело, если не поощряло, его раскопки и слежку. «Почему они не раздавили нас? У вас должны быть честные парни, которые не могут не ломать яйца. Это позволяет нечестным говорить плохим парням: «Мы защитим вас от тех, кто разбивает мячи». Чем больше шаров я разбивал, тем больше денег я для них зарабатывал», — язвительно заметил Салерно.
Не один мафиози-рэкетир укорял Салерно за то, что тот расследует дела своих соотечественников-италоамериканцев. Они жаловались: «Почему тебя обязательно обижает кто-то из твоих соплеменников?». Салерно отвечал: «Я не из вашего рода, а вы не из моего. Мои манеры, мораль и нравы — не ваши. Единственное, что нас объединяет, — это итальянское наследие и культура, а вы — предатель этого наследия и культуры, частью которых я горжусь».
Коренной житель Нью-Йорка, Салерно впервые узнал о страшной ауре мафии благодаря пугающим событиям в жизни его родителей-иммигрантов. До его рождения они жили в Восточном Гарлеме, где господствовала мафия. Однажды летним днем его мать, покупая у уличного торговца мороженое для своих четверых старших детей, стала свидетелем того, как другой соседский гангстер по прозвищу «Микки Айсбокс» расстрелял гангстера по кличке «Чарли Чувак».
«В ту ночь, — рассказывает Салерно, — к ним в квартиру пришел парень из родного города моего отца в Италии, с посланием для моего отца. Скажи своей жене, чтобы она держала рот на замке. Иначе твоих детей могут бросить в Ист-Ривер». «По словам Салерно, его мать несколько месяцев была охвачена тревогой, боясь, что Микки Айсбокс будет арестован, а ее саму причислят к информаторам и убьют ее детей. «Она смогла снова дышать через восемнадцать месяцев, когда кто-то убил Микки Айсбокса и угроза для ее семьи миновала», — сказал Салерно.
Примерно в это же время родители Салерно и их дети сидели за ужином, когда несколько мужчин ворвались в их квартиру через открытое окно пожарного выхода. Убегая от полиции, они велели семье молчать, пока не сочтут, что можно уйти. Неделю спустя отец Салерно зашел в парикмахерскую, которая служила центром новостей о районе и старой стране. Там его ждала посылка от людей, сбежавших от полиции через квартиру Салерно. К ней была приложена записка: «Ты поступил правильно». В посылке были подарены бритва с прямым концом и кружка для бритья, на которой золочеными буквами было выгравировано имя его отца.
Эти эпизоды вдохновили Салерно на отвращение к мафии, и он посвятил свою двадцатилетнюю полицейскую карьеру искоренению гангстеров. «Я десятилетиями держал эту чашку для бритья на своем столе как напоминание о том, как эти ублюдки запугивали моих родителей. Я не хотел, чтобы мои дети, внуки или чьи-то еще дети росли в такой атмосфере».
В 1967 году Салерно, сержант, отвечавший за детективов CIB, покинул полицейское управление, убедившись, что будет более эффективен, работая консультантом по организованной преступности для следственных комитетов Конгресса. «К сожалению, когда я работал в полиции, мафия была, наверное, в двадцать раз могущественнее, чем во времена моих родителей».
В 1960-е годы Джо Бонанно называл нью-йоркскую мафию «вулканом». Хотя внешнее давление со стороны федеральных и местных следователей ослабло, под поверхностью вулкана кипели внутренние беспорядки. Управление «боргатой» в Нью-Йорке стало давать сбои, поскольку каждая из пяти жаждущих денег семей соперничала за богатство и значимость. В городах, где была только одна семья, крестные отцы делали долгую карьеру и умирали естественной смертью, писал позже Бонанно о той эпохе. «Однако в Нью-Йорке, где раздоры были почти обычным делом, отцы вели нестабильную жизнь».
Смерть от рака 11 июня 1962 года Джо Профачи, крестного отца и ближайшего соратника Бонанно, внезапно подорвала его позиции как лидера Комиссии и непредсказуемого преступного мира Нью-Йорка. Бонанно был последним из боссов 1931 года, кто еще был жив и действовал, и смерть Профачи резко и решительно перевесила баланс сил в Комиссии на сторону тандема Карло Гамбино и Томми Луккезе. Находящийся в тюрьме Вито Дженовезе сохранил фактический контроль над своей семьей, и Бонанно рассчитывал, что его делегаты в случае столкновения встанут на сторону альянса Дженовезе-Луккезе. Еще одной неудачей для Бонанно стало то, что его влиятельный кузен Стефано Магаддино, крестный отец Буффало, постоянный член Комиссии, все больше отдалялся от Бонанно и выступал против его взглядов из-за гноящегося территориального спора в Канаде. Бонанно пытался расширить свою криминальную империю за счет заднего двора Магаддино в Торонто. «Он расставляет флаги по всему миру», — услышал Магаддино на прослушке ФБР, негодуя по поводу попыток его кузена проникнуть в районы Калифорнии и Канады, которые Комиссия сочла «открытыми».
Магаддино был прав. После тридцати лет работы боссом и в свои относительно молодые пятьдесят восемь лет Бонанно не утратил ни хитрости, ни стремления остаться на вершине мафиозной пирамиды. Первым делом он поддержал Джо Маглиокко, шурина и младшего босса Профачи, в качестве нового главы боргаты Профачи, хотя претензии Маглиокко на этот титул были весьма шаткими. Последние годы жизни Профачи были осложнены восстанием, которое возглавили «Сумасшедший Джоуи» Галло и его братья, Альберт «Кид Бласт» и Ларри, заказные убийцы Профачи. Они считали Профачи прожорливым деспотом и хотели получить большую долю семейных трофеев за выполнение основной работы семьи — убийств и избиений. Считается, что Галло были ядром команды киллеров из парикмахерской, убивших Альберта Анастазиа в 1957 году.
Мятеж братьев, получивший название «Войны Галло», стал первым серьезным нарушением дисциплины в нью-йоркской семье со времен кровавых разборок 1930 и 1931 годов. К моменту смерти Профачи конфликт оставался неразрешенным, а отказ Галло признать Маглиокко своим боссом побудил Гамбино и Луккезе отказать Маглиокко — кандидату и союзнику Бонанно — в месте в Комиссии.
По мнению большинства мафиозных следователей того времени, Бонанно решил устранить своих главных конкурентов путем убийства: Гамбино и Луккезе. Эксперты предполагали, что он также хотел казнить своего кузена Магаддино. Благодарный за поддержку Бонанно, Маглиокко согласился с планом и передал контракты на многочисленные убийства Джозефу Коломбо, верному капо Профачи с заслуженной репутацией жестокого человека. Ловко используя Маглиокко и Коломбо в качестве прикрытия для устранения своих врагов, Бонанно думал, что кровавая бойня не будет связана с ним.
