Бывший детектив, ставший техническим специалистом мафии, оказался под прицелом агентов Моу. Они предупредили его о последствиях выполнения будущей «работы по уборке» для мудрецов. Запуганный человек неоднократно клялся, что не обнаружил в доме Руджеро ни одного из устройств бюро и, чтобы оправдать свой большой гонорар в 1000 долларов, соврал, что нашел телефонную прослушку.
В войне ФБР с мафией информаторы работали на обе стороны. Благодаря утечке информации в мафию Руджеро через несколько месяцев узнал, что в его доме действительно были установлены микрофоны. Новость дошла до него окольным путем. Солдат Дженовезе, Федерико «Фритци» Джованелли, таинственным образом раздобыл черновую копию судебного аффидевита ФБР о прослушивании по Разделу III и передал ее Руджеро. Позже косвенные улики указали на женщину-стенографистку, работавшую в бюро, как на поставщика конфиденциального документа для Джованелли. Взбешенный страшной новостью о том, что его дом прослушивался, Руджеро начал нецензурно угрожать Дональду Маккормику, агенту, подписавшему аффидевит.
Угрожающие выпады Руджеро привели к первой личной встрече Брюса Моу и Джона Готти. Однажды утром в 1983 году, в 10:00, Моу и Маккормик появились у дверей дома Готти на Говард-Бич и приказали его жене разбудить его.
«У нас проблемы с вашей командой, — едко сказал Моу зевающему Готти, одетому в пижаму и тапочки. «Один из ваших парней обливает грязью моего агента Дона Маккормика. Ты знаешь, что это недопустимо. Скажи Анджело, чтобы он прекратил это».
«Я не знаю, о чем вы говорите, но большое спасибо, агенты», — ответил Готти, положив конец молчаливому общению двух бойцов.
Несколько дней спустя информатор сообщил агенту «Моу», что разгневанный Аниелло Деллакроче явился в «Бергин», чтобы выпороть Руджеро за оскорбление Дона Маккормика и приведение ФБР в дом Готти. У верховного лидера «Гамбино», Большого Пола Кастеллано, была более серьезная причина для беспокойства по поводу поведения Руджеро. В августе 1983 года Толстяк Эндж, Джин Готти и трое сообщников из банды Бергина были обвинены федеральной ударной группой по борьбе с организованной преступностью в наркоторговле в связи со смертью Сальваторе Руджеро и уликами, полученными в результате сплетен и конференций Анджело в его столовой.
К 1985 году у Кастеллано и других членов властной структуры Гамбино начались серьезные юридические проблемы — отчасти из-за жучка в доме Руджеро, а отчасти из-за гноящихся разногласий между группировками Кастеллано и Деллакроче. После нескольких лет расследований, проведенных федеральными, региональными и местными агентствами, присяжные готовили волну обвинительных заключений по РИКО: Кастеллано и Деллакроче — по делу Комиссии; Кастеллано — по делу Гамбино о краже автомобилей класса люкс; а по отдельному расследованию — Деллакроче и Джону Готти за азартные игры и ростовщичество.
Намеки информаторов давали Моу размытые снимки растущей вражды между соперничающими лагерями Гамбино. Более четкое подтверждение пришло в 1983 году, когда агенты, прослушивавшие жучок в ресторане Casa Storta в Бруклине, услышали, как Джерри Ланджелла, действующий босс Коломбо, и капо Доминик Донни Шакс Монтемарано обсуждают внутренние трения Гамбино с гостем ужина Анджело Руджеро. Раздраженный Руджеро сказал, что Кастеллано запретил его боевикам контактировать с Деллакроче, и добавил: «Я думаю, он хочет прикончить Нила». Ланджелла и Монтемарано присоединились, заявив, что, по их мнению, Кастеллано также планирует убить «Джонни», что является отсылкой к Готти.
Нарушив древнее правило Козы Ностра, запрещающее критиковать босса перед членами другой семьи, Руджеро оскорбил Кастеллано, сказав, что тот «плохо отзывается о своей собственной семье». Это замечание побудило Ланджеллу описать недавнюю встречу с Деллакроче. «Кажется, я сказал Нилу, что знаю, как этот хуесос [Кастеллано] клевещет на тебя. Позвольте мне сказать вам кое-что, ему это больше не сойдет с рук, кто-нибудь...». Ланджелла не закончил фразу, но агентам было очевидно, что он намекает на то, что Кастеллано подстрекает к убийству внутри своей собственной боргаты.
Подслушанные разговоры Руджеро в столовой и по телефону изобиловали презрением к властным манерам Кастеллано, он высмеивал его как «любителя пить молоко» и «трусишку». Сыновей Кастеллано, управлявших компанией Dial Poultry, он называл «курильщиками». Агенты с интересом слушали, как Руджеро с гравием в голосе упрекал миллионера Кастеллано в том, что тот лицемерно запрещает низшим чинам заниматься наркоторговлей под страхом смертной казни, в то время как сам принимает крупные денежные подношения от капо Гамбино, которые, как он знал, торговали героином. Жирный Энж и его партнеры по наркобизнесу были уверены, что Большой Пол финансово заинтересован в поддержке победившей стороны в гражданской войне семьи Бонанно в начале 1980-х годов. Между собой гангстеры клуба «Бергин» предполагали, что босс их семьи получает тайные выплаты от наркобизнеса Бонанно. Что дает ему право отказывать им в равных возможностях, ворчали они? Команда Готти повторяла общеизвестную точку зрения нью-йоркской мафии: запрет на извлечение прибыли из наркотиков нарушался чаще, чем соблюдался, даже теми, кто устанавливал правила.
От информаторов в клубе «Бергин» и из телефонных звонков Руджеро агенты узнали, что главарь команды мафиози Готти до ужаса боялся Кастеллано. По словам стукачей, обычно свирепый капо дрожал как лист, когда Большой Пол императивно требовал присутствия Готти в своем особняке. «Почему он хочет видеть меня? Что происходит?» — слышали агенты, как Готти стонал по телефону с Руджеро, когда Кастеллано вызывал его на обязательную сессию. Информаторы утверждали, что он боялся идти туда, прекрасно зная, что Кастеллано командует бригадой сторублевых убийц в семье, а также может призвать ирландскую банду садистов «Вести» совершать убийства для него. Те же шпионы ФБР отмечали, что Готти по понятным причинам «злорадствовал» по поводу головной боли Кастеллано от обвинения и возможности того, что его осудят и посадят в тюрьму на всю жизнь.
Ожидая собственного уголовного процесса, Кастеллано, тем не менее, обрушил свой гнев на Руджеро и Джина Готти за то, что их арестовали по обвинению в торговле наркотиками. Если бы обвинения были правдой, это стало бы доказательством того, что оба солдата нарушили его указ о запрете торговли наркотиками, который был приговорен к смертной казни. Дело основывалось на прослушиваемых разговорах в столовой Руджеро, и Кастеллано был в ярости от того, что его имя стало известно Толстому Анжу. Когда адвокатам Руджеро в качестве доказательства были переданы материалы, Кастеллано потребовал записи и стенограммы для личного ознакомления. По правилам Большого Пола, Готти, как капо Бергина, отвечал за проступки членов своей команды. По сути, обвинения в хранении наркотиков и разоблачительные записи дали Кастеллано возможность ослабить Готти и разбить сильнейшую команду Деллакроче.
Отказываясь позволить Кастеллано заполучить пленки, Руджеро призвал Деллакроче вмешаться от его имени. Руджеро прикрывался тем, что его подслушали, когда он пытался уладить финансовые дела своего умершего брата, и что он не был вовлечен в торговлю наркотиками. Его хрупкое объяснение сокрытия записей от Кастеллано заключалось в желании избавить родственников от неприятных подробностей о Руджеро и защитить друзей мафии.
Это было неубедительное оправдание, и весной 1985 года Кастеллано продолжал требовать у Деллакроче пленки. Болея раком и проходя курс химиотерапии, Деллакроче был практически прикован к своему дому на Стейтен-Айленде. 8 июня больной босс вместе с Готти и Руджеро просматривал проблему в своей спальне; агенты ФБР тайно подслушивали через установленный в комнате жучок. По иронии судьбы, разрешение на подслушивание было получено из доказательств, предоставленных Руджеро за обедом.
«Вот что я вам скажу, — утверждал Руджеро, — если вы двое никогда больше не побеспокоите меня, до конца моих дней, я не отдам эти записи... Я не могу. Не могу. На этих гребаных пленках есть мои хорошие друзья».
