С тех пор, как они вернулись с гор, прошло уже две недели, и по лунному календарю наступил новый год. На город Дракона обрушилась зимняя стужа, словно вознамерившись силком задуть всех его жителей в новый год.

Чжао Юньлань оказался так занят, что едва помнил собственное имя. Ему пришлось покупать подарки для всех стоящих внимания знакомств и связей, а затем расшаркиваться и обмениваться с ними любезностями в злачных местах по всему городу. Его график заполнили встречи, назначенные на одно и то же время, задачи, о которых он забывал сразу, как только от них избавлялся, и бесконечные отчёты. Телефон в кабинете Юньланя звонил, не переставая, словно горячая линия по продаже железнодорожных билетов.

На рабочих столах у всех сотрудников уже появились свеженькие календари. Сань Цзань отметил для себя этот факт, вплывая в офис с наступлением необыкновенно раннего заката: даже дневная смена ещё не успела уйти.

Жизнь у него была непростая: будучи человеком, Сан Цзань был безжалостным интриганом, а став духом, оказался на сотни лет заперт в беспросветной темнице внутри Столпа Природы. Теперь же ему даровали второй шанс… Шанс на посмертие.

В котором он из искусного заговорщика превратился в деревенщину — даже обычную человеческую речь не понимал.

Во всём этом мире только Ван Чжэн единственная могла с ним поговорить, но несмотря на то, что наречие Ханьга было её родным языком, при жизни она пользовалась им меньше двадцати лет, а затем целых три столетия разговаривала только на китайском. Узнав, что у неё в общении с людьми никаких проблем нет, Сан Цзань твёрдо решил тоже освоить этот язык.

А когда у него появлялась цель, Сан Цзаня переставали заботить любые препятствия: когда-то он даже отравил собственную жену и ребёнка. Следующие несколько недель он провёл, непрерывно бормоча что-то на пиньине*, и едва не свёл Ван Чжэн с ума, прежде чем ему удалось постичь основные правила произношения. Зато он научился передразнивать других и даже составлять собственные короткие предложения.

— Гелань говорит, — медленно произнёс он, старательно выговаривая слово за словом, — что в конце года… Будут конечные боссы. И прения. Пожалуйста, все присылайте свои почёты.

Смысл этого объявления от него ускользал: Сан Цзань попросту повторял то, что ему сказали.

— Амитабха, — вздохнул Линь Цзин, — что ещё за боссы? Прения? Кого-то собираются наградить почётной медалью?..

— Нет медали, — замахал руками Сан Цзань, — конечные бо…

— Бонусы, — торопливо исправила его Ван Чжэн, слетая вниз, — шеф Чжао просил предупредить, что помимо ваших обычных бонусов, в этом году каждый получит премию в пять тысяч юаней. Прошу вас подойти за ней до конца недели и выслать мне отчёт о расходах. И про страховку не забудьте. — Она строго взглянула на Сан Цзаня. — Ты ничего не запомнил.

Растеряв всю свою угрюмость, Сан Цзань заулыбался и бережно взял её руку в свою.

— Я занята, не отвлекайся, — мягко приказала Ван Чжэн и продолжила: — Чжао Юньлань отсутствует — у него встреча, а мне срочно нужна его подпись.

— Я… — начал Сан Цзань. — Я могу…

— Не можешь, — покачала головой Ван Чжэн, отпустив его руку. — Напугаешь там всех до смерти.

Сан Цзань, не решившись спорить, молча последовал за ней, пока она, занятая делами, обходила офис.

А закончив, она обернулась и вдруг прошептала ему что-то, чего кроме них двоих никто не мог понять, и лицо Сан Цзаня осветила счастливая улыбка: всем окружающим было ясно, что всё у них будет хорошо.

— Ненавижу публичное проявление чувств, — буркнула Чжу Хун, — особенно на чужом языке. У меня глаза сейчас вытекут. Только что ругались, а теперь почему-то пялятся друг на друга!

— Зависть и злоба тебя нисколько не красят, — невозмутимо предупредил Линь Цзин.

От прицельного удара его спас только телефонный звонок.

— Добрый… А, где? — тут же сориентировалась Чжу Хун, взяв трубку.

Заметив, что остальные уже собрались уходить, она жестом попросила всех задержаться и вытащила стикер из стопки цветных листов.

— Да, записываю… Больница на улице Желтого Камня. Хорошо, я передам… И да, ты нужен Ван Чжэн в офисе — накопились документы на подпись.

Очевидно, звонил шеф Чжао.

— Вот так всегда, — недовольно скривилась Чжу Хун, повесив трубку, — днём у нас вечно тухляк, а ночью — переработки. Пять минут до конца смены, а наш дорогой шеф нашёл для нас срочное дело!

Заслышав эти слова, Линь Цзин со скоростью света выскользнул за дверь и растворился в ночи.

Чжу Хун прилепила стикер с адресом на стену.

— На улице зима, — пожаловалась она, кутаясь в шарф, — а я девушка и просто ненавижу холод…

— А мне так и не купили шубку, — охотно присоединился к ней Да Цин.

Все взгляды устремились на Чу Шучжи, а тот угрюмо окинул взглядом своих коллег и все свои мысли относительно шефа Чжао и его идей уместил в одно короткое и ёмкое:

— Вот ублюдок.

А через десять минут они с Го Чанчэном уже подъезжали к больнице на улице Жёлтого Камня.

Примечание к части *Пиньи́нь (кит. 拼音, pīnyīn; более официально: 汉语拼音, Hànyǔ pīnyīn, Ханьюй пиньинь, то есть «Запись звуков китайского языка») — система романизации для путунхуа. В Китайской Народной Республике (КНР) пиньинь имеет официальный статус.

Глава 47.

Пусть Чу Шучжи и не горел желанием общаться с Го Чанчэном, но в тех редких случаях, когда это всё же происходило, Чу Шучжи неизменно умудрялся чем-нибудь поразить Чанчэна, оставив неизгладимое впечатление на его юном маленьком сердечке.

Шеф в этом деле тоже не отставал, но был гораздо дружелюбнее и со своими шуточками и розыгрышами даже становился похожим на человека. Чанчэну он был словно отец или старший брат: могущественный и недостижимый. Ничего мистического в нём не наблюдалось.