— Сан Цзань видел, как тебя казнили? — спросил тот.

— Они схватили его, — покачала головой Ван Чжэн. — Отец той девушки сказал, что я заморочила ему голову, и они заперли его, чтобы сам себе не навредил.

— А после казни он спрятал твоё тело? — уточнил Юньлань.

Ван Чжэн кивнула.

— Так значит, вся эта сказочка про необходимость нормальных похорон была ложью?

Ван Чжэн низко опустила голову и кивнула.

Нахмурившись, Юньлань сухо приказал:

— Чтобы больше я такого не слышал.

— Сан Цзань позаботился, чтобы тебя похоронили в воде? — спросил Палач Душ, чувствуя перемену настроения.

— Да, — ответила Ван Чжэн. — В моём племени верили, что горы символизируют плен, а реки — бесконечное полотно свободы и света. Бандитов и преступников казнили в горах, а тела власть имущих спускали вниз по реке. Сан Цзань откопал мою голову и выкрал моё тело, сшил их вместе и поменял местами меня и другую девушку, умершую случайно. Всю ночь он провёл рядом со мной, а наутро моё тело спустили в воду.

Пальцами она бережно коснулась ошейника из алых стежков на своей шее. Обычно эта картина казалась пугающей, но сейчас она вызывала лишь жалость.

Каково Сан Цзаню было омывать её лицо, прикасаться к ней, уже мёртвой, а после ещё и пришивать её голову к телу?

И ему даже не довелось рассказать Ван Чжэн о своих чувствах, спрятанных глубоко внутри.

Как абсурдно и жестоко течение времени: стоит тебе замешкаться, и от всей твоей жизни уже ничего не осталось, кроме тоски и разбитого сердца. И пути назад уже нет.

Воцарилось молчание: все трое погрузились в свои мысли.

— Река унесла моё тело, — наконец, заговорила Ван Чжэн, — но я осталась с Сан Цзанем. Присматривала за ним. А он стал совсем другим человеком. Изначально три человека в племени могли созвать общее голосование: Сан Цзань, тот мужчина, что организовал мою казнь, и один из уважаемых старейшин. Сан Цзань женился на его внучке, и вместе они подставили моего обидчика. Вскоре он был казнён.

Юньлань вытащил сигарету и втянул запах табака.

— Прошёл ещё год, и старейшина умер: все думали, что от старости, но на самом деле его отравил Сан Цзань. — Брови Ван Чжэн болезненно дрогнули, словно она до сих пор не могла в это поверить. Как храбрый воин, которого она любила, превратился в труса, не гнушающегося ядами? — А затем и свою жену, а потом и сына, что только научился ходить… Собственную плоть и кровь. — Пальцы Ван Чжэн сжалались на её платье. — Каждой своей жертве он втайне отрезал голову и закапывал их на вершине горы, а к телу подкладывал камни, чтобы они опускались на самое дно реки. В конце концов, в племени никто больше не мог противостоять ему, и все искренне поверили, что следуют за ним по собственной воле. Он стал их новым главой.

Главой, чьим единственным желанием было уничтожить собственное племя.

Однажды отважный и полный добродетели парень превратился в злодея; тот, кто провёл всю ночь у тела своей возлюбленной, стал хладнокровным убийцей… Как и те беспечные люди, что пожелали отрезать голову невинной девушке и навечно поработить её душу.

— Через пятнадцать лет после моей смерти разразилась новая гражданская война. Бывшие рабы обратились друг против друга, и потерь было ещё больше, чем прежде. Долину заполонили трупы, рядом с которыми рыдали окровавленные дети. Стервятники кружили в воздухе, не решаясь спуститься… Потому что Сан Цзань привёл всех, кто остался в живых, к Столпу Природы, и их всех поглотил огонь; оказавшись со всех сторон окружённым пламенем, Сан Цзань склонился над каменной табличкой. Все имена, что были стёрты с неё, снова были высечены в камне. А пламя… Оно горело долго, очень долго, пока не выжгло долину целиком. И Столп Природы возвышался над ней, словно напоминание о нашем позоре…

Десять тысяч душ не стали бы кричать без веской на то причины.

Глава 40.

Грубо прервав её трагический рассказ, Чжао Юньлань потёр ладони между собой.

— Хватит о прошлом. Давай обсудим нашу стратегию.

Палач Душ промолчал. Ван Чжэн собиралась было что-то сказать, но Юньлань бросил на неё гневный взгляд:

— Молчать. Не тебя спрашиваю.

— Столп Природы подавляет души. Не только несправедливо погибшие, но и все остальные: любая душа в этом заключении в конце концов возжелает мести, — негромко произнёс Палач Душ и ровно добавил: — Вариантов у нас немного: уничтожить Столп или силой запечатать запертые в нём души.

— Ваша Честь, — удивлённо моргнула Ван Чжэн, — что вы имеете в виду?

— Он имеет в виду, что если Столп нам не по зубам, ему придётся вручную расправиться с пленными душами. Расколотить их все на мелкие осколки.

Ван Чжэн зажала рот рукой.

— Казнь без должных оснований несправедлива, — покачал головой Палач Душ.

Значит, выбора не было.

Воцарилось молчание.

Чжао Юньлань, сидя на земле, долго смотрел на пляшущий огонёк зажигалки, а потом вдруг заговорил:

— Я вспомнил: по пути наверх мы встретили стража преисподней с бумажным фонарём. На дороге, ведущей к Речной Деревне. Разве он мог просто так пройти мимо Столпа, словно ничего не произошло?

— Он вёл за собой сотни душ, — отозвался Палач Душ, — а это занятие, требующее предельного внимания.

Чжао Юньлань бросил на него подозрительный взгляд, но приберёг свои сомнения на потом.

— Четыре реликвии были потеряны так давно… Ваша Честь, почему сейчас? К солнечным часам нас привёл случай, но в этот раз... Вы ведь появились здесь не случайно?