Его уши пронзил резкий визг, и Чжао Юньлань невольно пригнулся, чувствуя, как кружится голова. А визг нарастал и нарастал, набирался плотности и давил, словно кто-то с хохотом скрежетал кривыми когтями по стеклу.

Когда этот жуткий звук взвился до невыносимой высоты, раздался в стороны, заполняя собой всё вокруг, Юньланя отчаянно замутило.

Палач Душ мгновенно призвал послушный ему туман и снова отрезал их с Юньланем от мира и окружающих звуков. Столп Природы с грохотом рухнул обратно в землю.

Чжао Юньлань ощутил во рту привкус крови.

— Что это было?

В фигуре обычно спокойного Палача Душ отчётливо отразилось беспокойство.

— Я перестарался. Нужно было действовать осторожнее. Это были крики десяти тысяч духов.

Глава 39.

Палач Душ сел на землю и быстро восстановил своё обычное присутствие духа.

— Столп Природы стоял здесь несколько тысяч, а то и миллионов лет. Когда Сан Цзань стёр имена заключённых в нём призраков, они должны были обрести свободу, но кто бы мог подумать… Обычно призраки не умеют плакать. А эти воют так громко, что разрушают самих себя изнутри. Никто из нас не способен выдержать мощи этого плача; сами горы могут обрушиться.

Юньлань смотрел на него в молчании.

— Произошедшее выходит за рамки моих ожиданий, — признался Палач Душ.

Не успел Юньлань ответить ему, как его часы ярко вспыхнули, и белый прозрачный туман упрямо ринулся к Столпу Природы.

Однако прежде, чем Ван Чжэн полностью выбралась из часов, Юньлань живо обвил её тонкой нитью, словно паутиной, надёжно удерживая на месте.

Ван Чжэн обернулась, едва сдерживая слёзы, но Чжао Юньлань только сощурился и холодно произнёс:

— Однажды ты уже от меня сбежала. Если позволю тебе провернуть тот же трюк во второй раз, можешь отрезать мне голову и использовать её в качестве баскетбольного мяча.

Ван Чжэн только сжалась и опустила глаза, не выдержав его сурового взгляда.

— Хранитель, — напомнил ему Палач Душ, — тебе следует держать себя в руках. Не время злиться понапрасну.

Юньлань кивнул: своих сотрудников он мог попрекать, сколько вздумается, но Палачу Душ возражать не стоило.

— Думаешь, духи возрадуются, если ты принесёшь себя в жертву? — спросил он у Ван Чжэн. — Объясни, ты правда веришь, что «вера может сдвинуть горы», или тебе просто не терпится покончить с собой? — Его снова накрыло волной злости. — Или ты просто дура?

Шрам на шее Ван Чжэн засиял ярче, и талисман на её лбу затрепетал в воздухе. Выглядела она словно зомби из плохого фильма ужасов, над которым никому не хочется смеяться.

Чжао Юньлань избавился, наконец, от скопившегося гнева и, успокоившись, пересел поближе к Палачу Душ и мягко предложил Ван Чжэн:

— Ты тоже присядь.

Шёлковые нити взметнулись в воздух и образовали небольшой стульчик, вполне по размеру для хрупкой девушки.

Может, на неё слишком многое навалилось — в жизни и после неё — но Ван Чжэн никогда не отличалась свойственным её людям упрямством: она всегда казалась отстранённой, расстроенной и тихой.

И сейчас она только склонила голову, пряча лицо за волосами.

— Есть кое-что, — произнёс Юньлань, старательно придерживаясь ровного тона, — о чём чужаки могут только догадываться. Знаешь, о чём я говорю?

Ван Чжэн молча вскинула на него глаза.

— Судьба, — вздохнул Юньлань. — То, что произойдёт, несмотря ни на что. Невозможно изменить судьбу.

— Как ты это понял? — тихо спросила Ван Чжэн.

— Достаточно взглянуть на Сан Цзаня. Люди веками оставались рабами, и до его появления никто даже не думал о восстании. Столь необычный и храбрый человек, он даже в смерти оставался бесстрашным, но никому не мог позволить задеть свою гордость. А гордость мужчины не имеет ничего общего со славой и богатством: всё сводится к тому, чтобы защитить свою жену и детей и обеспечить их на всю жизнь, не правда ли?

Услышав его слова, Палач Душ не удержался от вопроса:

— Хранитель говорит о себе?

— Моя судьба мне неподвластна, — пожал плечами Юньлань, недоумевая, почему Палача Душ может интересовать столь простой вопрос. — Но если кто-то по велению сердца последует за мной, будет заботиться и беспокоиться обо мне, а я не смогу защитить этого человека… Зачем тогда всё это? Никогда себя не прощу.

Палач Душ спрятал руки в рукавах и стиснул кулаки, не справляясь с эмоциями.

— Хранитель — настоящий романтик, — его голос упал на пару тонов, — остаётся только гадать, кому именно настолько повезёт с партнёром.

— Что? — Юньлань взглянул на него с искренним удивлением и тихо хохотнул. — Вы льстите мне, Ваша Честь. Вон, даже мурашки по коже.

Палач Душ слегка рассмеялся, но ничего не ответил и сменил тему:

— Ради своего племени и свободы своих людей Сан Цзань совершил тяжкое преступление, но оно принесло ему победу: его желание стало реальностью, но вряд ли он мог вообразить, что за этим последует.

— Будь я на его месте, — сказал Юньлань, — и моя любовь погибла бы в результате моих же действий… Я бы возненавидел своих людей сильнее, чем прежних хозяев.

— Так и есть, — сказал Палач Душ, глядя на Столп Природы сквозь призрачную стену. — И эту ненависть ничто не способно смыть.

От его тона даже Ван Чжэн стало зябко, и она придвинулась поближе к Чжао Юньланю.