А затем с небес вдруг упал огромный пламенный шар — словно само раскалённое солнце обвалилось на землю.

От резкого света у Юньланя болезненно заслезились глаза, но он упрямо смотрел вперёд, отказываясь пропустить хотя бы мгновение.

Упав, пламя разбилось на бесчисленные осколки, рассыпалось по земле миллионом золотых огней, словно Млечный Путь. Безупречная красота перелившегося через край света тронула бы любое, самое чёрствое сердце, и Юньлань украдкой утёр слёзы, не решаясь даже моргнуть.

А из-под земли вдруг выросли тысячи рук, подбирая рассыпанные язычки огня, обрастая вокруг них плотью из грязи, обретая форму — пока не встали во весь рост.

Никто не давал им жизнь — они сами сотворили её из грязи.

Никто не учил их выживать и множиться: они сами поднялись над землёй, усыпанной осколками пламени, выучились ходить, бегать и в конце концов — драться и пожирать друг друга, само собой.

Это было призрачное племя, рождённое на границе между светом и тьмой.

На месте падения огненного шара остался гигантский костёр, и чем больше он прогорал, тем сильнее пузырилась грязь у его основания, и она кипела, пока не обратилась огромным цветочным бутоном.

Этот бутон рос и рос, пока пламя вокруг него не погасло окончательно, уступив место почве. Копошащиеся вокруг духи вдруг замерли и дружно уставились на него. Раздался треск, и бутон вспорола огромная трещина, обвалилась проломом, и бутон, словно глиняный горшок, что передержали в печи, раскололся на части.

А внутри него оказались две тени, которые в мгновение ока поглотили ближайшую толпу призраков, не успевших убраться подальше. И чем больше духов поглощали тени, тем явственнее проступали в воздухе их фигуры. Голова, шея, грудь, конечности, черты лица, волосы…

Подобно комкам глины, которыми столь беззаботно разбрасывалась Нюйва, все существа, восставшие из грязи, обречены следовать некоей воле тьмы, неумолимо шагая навстречу своей участи — как и сами боги.

Ведь все они тоже были когда-то рождены от земли.

— Упавшее пламя, — спросил Чжао Юньлань, — это огонь из моего плеча? А перед нами… Призрачная Маска и ты?

— Так и есть… В те времена Чи Ю доверил тебе защиту гоблинов и волшебного племени. — Голос Шэнь Вэя у его уха был спокоен и ровен. — Я вовсе не ожидал, что бог воды и император Сюань У развяжет новую войну — ведь после первой великой войны между богами и демонами минуло всего несколько десятилетий. Бог воды был близок к племени драконов, а потому они заключили сделку с демонами. А затем Хоу И разыскал где-то лук Фу Си, подмял под себя силы Чи Ю и сразился с племенем гоблинов. Демоны, люди, гоблины… В схватке невозможно было понять, кто есть кто.

— В то время всё ещё бушевал голод и потоп, — продолжил Шэнь Вэй. — Нюйве оставалось только наблюдать за тем, как созданные ею люди гибнут один за другим: она даже не могла обратить их обратно в глину. Призраков тогда ещё не существовало, как и цикла перерождений: для людей, которых настигла смерть, это было последней точкой. Как говорил Шэнь-нун, смерть — это обернуться в ничто, вернуться в нечистые земли, где нет ни единого человека, оказаться отрезанным от мира, лишённым надёжды и всех эмоций и чувств. Смерти боялись все до единого, а в особенности те, кем в жизни управляла лишь ненависть: они не желали умирать, мирно закрыв глаза, и оказывались между жизнью и смертью — их души оставались блуждать в мире людей.

— Много крови пролилось в той войне, — Шэнь Вэй покачал головой. — Души тех, кто не мог отринуть прошлое, целыми днями витали в воздухе, завывая от страха и не зная пути к избавлению. Кто-то из них изжарился на палящем солнце, вернувшись к исходному хаосу, но остальные научились выживать по ночам, отчаянно страшась каждого следующего дня.

Замолчав, Шэнь Вэй посмотрел на себя самого — далёкую фигурку на земле.

— Только тогда Нюйва поняла, что сотворила не добродетель, а зло. Она подарила людям жизнь, яркую, но короткую, и они были хрупки и уязвимы, словно весенние цветы. А смерть обрекала их на вечные мучения — обжигающее солнце, незаконченные дела на земле и невозможность умереть по-настоящему.

Шэнь Вэй обернулся к Чжао Юньланю.

— Говорят, что новорождённые так горько плачут, потому что на один шаг приблизились к неизбежной смерти. Утратив свои божественные силы и не имея другого выхода, Шэнь-нун упросил тебя позаимствовать твоё духовное пламя, надеясь с его помощью усмирить жаждущие мести души, умершие на войне, унять их страдания и подарить вечный мир. И именно поэтому та часть священного древа, что Куньлунь оставил после себя, называется декретом Хранителя.

Трещина в небесах над их головами протянулась дальше, разрастаясь всё шире, и в ней показался кусочек неба, откуда пролился тусклый лунный свет.

Гора Бучжоу была на краю обрушения.

— Шэнь-нун нёс пламя твоей души в ладонях, — продолжил Шэнь Вэй, — и на горе Бучжоу столкнулся с Гун-Гуном верхом на водяном драконе. Не имея права свернуть с пути, дракон врезался в небесный столб, а его хвост ударил Шэнь-нуна по плечу, и тот выронил пламя твоей души. — Голос Шэнь Вэй дрогнул, и он холодно рассмеялся. — И оно упало к подножию горы Бучжоу — прямиком ко входу в нечистые земли. Об этом мне рассказал ты, и я не знаю, стоит ли этому верить. Может, это была случайность, а может, Шэнь-нун обронил пламя твоей души специально… Кто знает?

В этот момент две человеческие фигуры опустились на нечистой земле.

Владыка Куньлунь и Шэнь-нун.

Разглядывая разгуливающих повсюду монстров, Куньлунь растерянно спросил:

— Кто они такие?

— Существа, рождённые от земли, — ответил Шэнь-нун.

Глава 92.

Эти слова заставили и владыку Куньлуня, и Чжао Юньланя замолчать.

То, случилось ли это по оплошности Шэнь-нуна или по злому умыслу, вдруг перестало иметь значение.

Шэнь-нун стиснул запястье Куньлуня. Не отводя глаз от злобных призраков, он пошёл вперёд, и Куньлуню пришлось пригнуться, чтобы поддержать его нетвёрдый шаг. Лицо владыки омрачила тень: Шэнь-нун был уже очень стар, а значит, как никогда близок к смерти.